Числа и знаки. Трилогия

– Вот не хотел бы помереть здесь, - сердито пробормотал Альгиус, ковыряя кинжалом каменный пол.

– Умереть в застолице я хотел бы лежа, Быть к вину поблизости мне всего дороже, Чтобы пелось ангелам веселее тоже: «Над усопшим пьяницей смилостивись, боже!»

– Недурное желание, что и говорить, - поддержал его Оггле Свонк. Бедный пройдоха был напуган, пожалуй, куда более остальных. Его можно было понять: ожидая, что плавание будет коротким и безопасным, он хотел иметь на борту «Вепря» укрытие, а обрел вместо оного каменную темницу.

– Жаль, что мы выпили все мое вино, - продолжал Альгиус.

– С соломою тоже надо обращаться бережно, ибо надолго для поддержания огня ее не хватит, а спать на голом каменном полу я не желаю. Для удобства разговора давайте адресовать свои вопросы и реплики, чтобы отвечали на них те, у кого спрошено.

Сказав так, толкователь затоптал сапогом догорающий костерок, и все вокруг вновь погрузилось в кромешный мрак.

– Возможно, вопрос мой глуп, но нет ли отсюда какой-то лазейки, брассе Эмон?
– спросил кто-то. Голос доносился справа от Бофранка, где сидел юный Фолькон.

– Разве не воспользовался бы я ею? Еду мне передают через отверстие, приоткрываемое в двери; оно столь мало, что в него не просунуть и головы. Конечно, будь я крысой или кошкой, я без труда покинул бы темницу…

– Хире Альгиус!
– позвал Бофранк.
– Это я Хаиме Бофранк. Вы были слева от меня, посему придвиньтесь ближе, я хотел бы обсудить с вами кое-что приватным образом.

Почти тотчас же субкомиссара кто-то толкнул и прошептал в самое ухо, обдав Бофранка сильным винным духом:

– Это я, Альгиус. Хотите спросить об упыре Клааке?

– Вот что тревожит меня: каким образом перемещался он с острова в столицу и назад на остров? Я уже понял, что обиталище его здесь, и посредством Колокола он проникает в междумирье и обратно…

– Истинных возможностей, коими Клааке владеет сегодня, я не ведаю, - признался Альгиус.
– Как не ведаю, чем сумел он улестить или окрутить настоятеля Фроде, славившегося богобоязненностью и нетерпимостью ко всякого рода ересям. Упырь наш не так прост; наше счастье, что покамест ему недосуг и он - благодаря вашему пистолету, хире субкомиссар, - мается сейчас далеко отсюда. Далеко - и в то же время близко, ибо тончайшая перегородка между нашим миром и междумирьем проходит, полагаю я, как раз в келье фрате Фроде. Упырь умен - ничтоже сумняшеся нашел он лучший способ, хотя есть и иные…

– Но как выбраться нам отсюда?

– Как выбраться? Вначале я подумал, что, если только нас не возжелают уморить голодом или умертвить как-то иначе, мы попросту дождемся, пока грейсфрате направит на наши поиски еще один корабль. Но потом я решил, что на месте монахов поступил бы вот как: захватил бы «Вепрь», что должен вернуться за нами, потопил бы и отослал бы грейсфрате Баффельту письмо: что корабль-де с посланниками вашими на пути домой волею господней утоп вместе со всеми, кто был на борту его… Так что нам один выход - искать скорейшего спасения. У нас не отняли оружия, не сделали обыска - стало быть, будут держать здесь взаперти, где от пистолетов и шпаг толку никакого нету. Умертвить нас за вечерней трапезой, подсыпав в нехитрые блюда яду, не составляло никакого труда; стало быть, раз мы все еще живы, бывый приятель ваш упырь имеет на нас некоторые планы, возможно самые черные… Вернемся же к нашим спутникам - может быть, все вместе, да еще с участием брассе Эмона, который знает монастырь, мы что-то и придумаем.

Но придумать ничего не получилось. Протолковав впустую несколько часов, а может, и куда меньше - время в темноте и пустоте текло необычайно медленно, - узники наконец прекратили разговоры и уснули на скудных соломенных постелях.

Бодрствовал лишь Бофранк. Закинув руки за голову, он смотрел в потолок - вернее сказать, туда, где оный обязан был находиться, ибо тьма обнимала собой все.

В который уже раз почувствовал себя субкомиссар жалкой игрушкой. Или судьба его так предначертана, что всегда будут играть им то Броньолус, то Баффельт, то еще бог весть кто? В ту пору как Бофранк ехал в северный поселок расследовать жуткие убийства, менее всего полагал он, чем все обернется. Всего и надо было, что подписать должные бумаги, как просил грейсфрате Броньолус, да исполнить обязанности свои на суде. Ведь ничего не изменилось, хотя и бежал Бофранк через горные шахты. Поселяне, обвиненные в убийствах и сношениях с дьяволом, сожжены, а Бофранк через то приобрел постоянные душевные мучения и растерял нехитрое здоровье свое… а что обрел? Пьяницу-шарлатана в приятели? Бесспорно, Альгиус человек любопытный, но еще год назад - да что там, полгода!
– Бофранк не пустил бы его на порог и не ответил бы на поклон…

Общаться с чернью - что может быть позорнее для высокого чиновника Секуративной Палаты, притом сына университетского декана? А вышло, что в приятели Бофранк записал себе не токмо Альгиуса, а и бывшего разбойника Оггле Свонка, и Акселя, который совсем недавно чистил ему сапоги… С одной стороны, ко всем им благоволили и Проктор Жеаль, и юный Мальтус Фолькон, но друг Жеаль - всего лишь сын ювелира, пусть и богатого, но меж тем невысокого происхождения, а Мальтус юн и несведущ в делах жизненных.

Однако выбирать не приходилось. И Бофранк с неожиданной теплотой подумал, что толкователь мог бы сейчас преспокойно пьянствовать в харчевнях подле Четырех Башен да залезать под юбки к смазливым горожанкам, однако ж сидит сейчас под замком вместе с субкомиссаром и ничуть при том не унывает…

С этими мыслями Бофранк и заснул, а снилось ему то, чего не снилось уже много дней, - памятник герцогу Энрадеру, кроваво-красная луна над городом, корявая палка и ночной горшок заместо оружия и, конечно, жуткие кошки.

Как живые становятся мертвыми, так и из мертвых обратно получаются живые и блуждают по различным телам сообразно достоинству своих нравов.

Иоанн Солсберийский. Поликратик, или О забавах света и заветах философов

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ, в которой происходят события чудесные и даже волшебные

Как правило, в темноте и тишине человек совершенно не ориентируется во времени, а соответственно и предаваться сну может крайне долго.

Когда Хаиме Бофранк проснулся, то вначале не вполне осознал, где находится. Члены его затекли от неудобного лежания, шпага откатилась в сторону, и он с трудом нащупал ее рукою; также ощупью он нашарил спички и зажег одну, дабы осмотреться.

За прошедшее время ничего вокруг не изменилось. Спутники субкомиссара спали кто как на охапках соломы, лишь монах-узник бодрствовал. Бофранк поднял клочок соломы и поднес к огню; когда солома занялась, он положил ее на пол и пересчитал оставшиеся спички - таковых оставалось лишь полтора десятка без одной. Пока огонь не угас, Бофранк отворотился от монаха, к которому полного доверия все ж не имел, и наскоро провел ревизию всего, что имелось с собою.

Помимо упомянутых уже спичек, снаряженных патронов для пистолета и разных мелочей, без каковых Бофранк обыкновенно не мог обходиться в дороге, он обнаружил подарок Гаусберты - фигурку кошки.

– Вы сами поймете, как ее использовать, - сказала тогда девушка. Маленький костер погас, а Бофранк все сидел, сжимая в кулаке вырезанную из дерева фигурку.

– Хире Бофранк, - позвал его монах.

– Что вам угодно, брассе Эмон?

– Пока все спали, у двери поставили еду, хире Бофранк.