Чистильщик

– Ты чё, сучка, не поняла? – Он прижал тесак плоской стороной к ее груди, так, что она соском почувствовала бритвенно-острое лезвие.– Ну?

– Поняла,– прошептала Таня, борясь с тошнотой, накатившей от боли и страха.– Я поняла… Убери…

– Кое-что подписать вам все-таки придется, Валерий,– сказал Николай Николаевич.– Вернее, расписаться…

Он открыл ящик стола, достал бумагу, подписал и протянул Васильеву.

– Ваш пропуск,– сказал он.

Мирон с хрустом воткнул тесак в подоконник, вытащил из кармана шнур и сноровисто примотал Танины руки к кровати. Он явно проделывал такое не в первый раз. Затем ободрал с нее одежду, именно ободрал, а не снял. Как кору с дерева, сознательно стараясь причинить боль. Таня не сопротивлялась, терпела. Ей очень хотелось жить.

Раздев девушку, Мирон, не торопясь, разделся сам. Он очень любил свое могучее, оплывшее жирком тело, бледное, в синих узорах татуировок. Он гордился ростом, мускулами, силой, набухшим половым органом с неровными шишками «спутников». И он нисколько не сомневался, что и Таня тоже им восхищается, но баловать ее он не собирается.

– Сначала в жопку, потом за щечку,– сказал он, потряхивая бугристым фаллосом,– а потом опять в жопку. Я, сучка, страшно активный! Просто страшно!

– В общем, мы договорились,– сказал Валерий, усаживаясь в машину и пристегивая ремень.– Обучать меня будут по индивидуальной программе, так сказать, без отрыва от производства. И знаешь, может, я дурак, но я ему верю. Просто так он меня не подставит.

– Только ради государственных интересов,– пробасил Петренко.– Шутка! Ты сделал все правильно! И это надо обмыть. Поехали за твоей Танюшкой, она небось беспокоится, потом захватим Тину…

– Тину-то зачем? – запротестовал Васильев.

– А мне, ты считаешь, подружка не нужна? – Петренко захохотал, хлопнул Валерия по плечу.

– Да ради Бога! – засмеялся Васильев.– Забирай, если она не против.

– Уже забрал! – ухмыльнулся Петренко.– Чи мы не козакы?

– Давай тогда, крути баранку,– потребовал Васильев.– Я жрать хочу!

– Дверь открыта,– сказал Васильев.– Может…

Петренко ухватил его за руку, поднес палец к губам. Глаза Валерия сузились: расслабленность, появившаяся после успешных переговоров с Николаем Николаевичем, сменилась привычным концентрированным вниманием.

Петренко достал пистолет, кивнул. Васильев очень осторожно приоткрыл дверь, увидел на полу, поперек коридора, Таниного отца, аккуратно перешагнул. Петренко у него за спиной аккуратно прикрыл дверь…

– Сначала в жопку,– процедил Мирон.– Без мыльца, зато…– И осекся, услыхав щелчок замочного язычка. Плавно, по-медвежьи, он сместился к подоконнику, выдернул из него тесак, показал Тане знаком: «Молчи – или горло перережу!» – бесшумно переместился к двери, приготовился…

– И-и-и-и!!! – истошно завизжала Татьяна.

Мирон вздрогнул, дернулся к ней, потом, сообразив, что разобраться с девушкой можно и погодя, выскочил в коридор…

Бац! – Ботинок Васильева описал в воздухе полукруг, закончившийся на правой руке Мирона. Грозный тесак вылетел из ушибленных пальцев, а ботинок, изменив траекторию, воткнулся чуть пониже шишковатого фаллоса, после чего и фаллос, и его хозяин сразу утратили гонор и погрузились в глубокую печаль, гуманно прерванную Петренко, опустившим на затылок потерпевшего пистолетную рукоять.

Пока Валерий освобождал Таню, Петренко деликатно смотрел в сторону, повернулся только тогда, когда девушка запахнула халат.

– Ну как, цела? – спросил он.

– Цела,– ответил за нее Васильев.– Что с ее папашей?

– Живой,– лаконично ответил Петренко.– Везучий ты, Валерка! Везучки твоей на троих хватает!

Таня подошла к Мирону и злобно пнула его пяткой:

– Коз-зел!

Глаза у нее были злые и сухие.

Мирон заурчал, сделал попытку приподняться. Таня пнула его еще раз, в ухо.

– Надо бы его зафиксировать красиво и элегантно,– озабоченно произнес Петренко.

– Красиво и элегантно? – Васильев подумал немного и полез в ящик туалетного столика, куда ссыпал всякую мелочь.– Где-то у меня был подходящий инструмент…

Через некоторое время приведенный в чувство неудачливый насильник был зафиксирован в интереснейшей позе: на четвереньках, бледной задницей кверху, лбом – в пол. Поза оригинальная, но наиболее удобная, если большие пальцы рук соединены миниатюрными наручниками, цепочка которых привязана внатяжку к оконной ручке.

– Вот теперь тебя люблю я,– пропел Петренко и звучно шлепнул Мирона по ягодице.

– Тихо! – потребовал Васильев.– Я звонить буду.

Несколько минут потребовалось, чтобы выяснить телефон Горшкова. Не одного из тех, что стоят в приемной депутата, а того, который он носит в кармане.

– Горшок! – рыкнул в трубку Васильев.– Ты что, войны хочешь? – и, не дожидаясь ответа.– Будет тебе война! Ты меня понял?!

– Какая война? Кто это? – ошарашенно спросил Горшков.– В чем, собственно, дело, я не понимаю?

– Ах ты не понимаешь? – протянул с издевкой Васильев.– Так я тебе сейчас растолкую, придурок! Ты думаешь, если я один раз тебя отпустил, не шлепнул, на второй раз так же будет? Я из тебя цыпленка табака сделаю! Во всех позициях!

– Кто это? – почти взвизгнул Горшков. И тут же, уже не в трубку: – На, возьми, это тебя!

– С кем я говорю? – холодно спросил уже знакомый Валерию голос.

– А ты догадайся, Машина! – насмешливо произнес Васильев.– Я думал: ты умнее, два раза на одни грабли не наступаешь.

– Ты правильно думал,– ледяным тоном произнес противник Васильева.– В чем дело?

– У меня тут твой дружок валяется. Мирон. Что скажешь?

– Пока ничего,– спокойно ответил Машина.– Продолжай.

– Сейчас ты скажешь, что к моей девушке он по собственному почину ввалился? – с иронией проговорил Валерий.

– Я его не посылал,– сухо произнес начальник службы безопасности депутата Горшкова.

– И у тебя не будет ко мне претензий, если я сейчас сломаю ему шею? – поинтересовался Васильев.

Молчание. Достаточно долгое, чтобы предположить: Машина решил посоветоваться с хозяином. Наконец Васильев снова услышал в трубке его дыхание.

– Да,– неохотно произнес Машина.– У меня не будет претензий.

– Тогда все,– сказал Васильев.– В будущем присматривай за своими обезьянами получше. Второй раз не спущу.

Машина не удостоил его ответом, просто отключился.

Васильев присел на корточки.

– Плохие новости, Мирон,– сказал он насмешливо.– Сдали мне тебя со всем дерьмом и потрохами. Что скажешь?