Чисто конкретное убийство
Шрифт:
Эва на миг задумалась.
— До пояса — совсем, но на заднице у него вроде плавки были. Или, может, спортивные шорты, темные, не белые, это точно. Короткие. Что на ногах — не знаю, растительность заслоняла. Господи боже ты мой, какой же это был мерзкий день… поэтому я так хорошо все помню. С утра «неотложка» по ошибке приехала к нам, уперлись искать у нас раненого, а речь шла о соседях этажом выше. Потом Томек принес из школы таракана, мутанта какого-то, просто гиганта, бабушку Весю чуть удар не хватил, она такой скандал закатила…
Гурский кивал головой, но Возняк не знал
— Томек, мой младший брат, интересовался зоологией и таскал домой всяко-разных зверюшек откуда угодно. Он мечтал держать дома носорога, лошадку, на худой конец — овцу, но у нас тесновато было, вот он и приносил, что поменьше. Из-за этого таракана бабушка такое извержение вулкана устроила, что потом, когда я возвращалась с тетиной дачки с «Эмансипированными женщинами», при виде этой черной бабищи я подумала, что на бабушкином месте я бы с легкостью весь дом разнесла по кирпичику…
— А мужик? — спросил Гурский.
— Вот именно, — вздохнула Эва. — Он мне показался ужасно противным, потому что как-то слишком много его было. И этой его наготы. Поэтому я сразу же перевела взгляд на тетку, и она у меня в памяти и осталась. Ну вот сколько это все длилось? Секунд пять — десять? Я шла обычным шагом, дождь накрапывал, кусты заслоняли вид, что можно было увидеть? А я ее все-таки помню… Нет, погодите. Что-то у меня тогда, кажется, упало, я это все собирала, что это могло быть?
— Какая разница! Ну, упало, ты подбирала. И что еще? Может, там был еще кто-то? В кустах никто не таился?
Эва засомневалась и задумалась.
— Даже если и таился, я не видела. Зато слышала.
— Что ты слышала?
— Трудно сказать. Голос. По-моему, мужской. Мне так кажется, что он доносился с того самого участка, но вот за это уже не поручусь. Содержания я не знаю, по-моему, до меня оно не дошло, поэтому и мечтать нечего, чтобы я вспомнила. Сам голос звучал омерзительно, как-то очень жестоко. Безжалостно. Мне аж зябко стало, и мурашки по спине побежали.
— А смысл ты не уловила?
— Почти нет. Но у меня создалось впечатление, что он против чего-то протестовал. Кроме того, дождик все-таки шелестел.
— Черт, как жалко-то! — огорчился Возняк. — А что они вообще там делали?
Эва пожала плечами.
— Понятия не имею. Он стоял ко мне почти спиной и никак при этом не шатался… например, не наклонялся, ничего не делал. Просто стоял. Мог в носу ковырять. А тетка тоже стояла и опиралась на палку.
— На палку?! На какую палку?
— Тоже не знаю. На толстую, наверное, тоненькая ее бы не выдержала.
— И когда точно это было? Какого числа?
— Мать честная, просто допрос подозреваемого! Что вы делали в четверг в шестнадцать часов три года назад, да кто помнит такие вещи? Но я могу проверить, возможно, у меня записано в ежедневнике за тот год. Я на всякий случай ежедневники не выбрасываю.
— Так проверь, — настойчиво попросил Гурский.
— Ты просто жемчужина без изъяна, — торжественно и решительно высказался Возняк.
Эва милостиво согласилась
быть жемчужиной и обещала позвонить дяде сразу по возвращении домой.Действительно, на увеличенном и отреставрированном снимке красовался Феликс На сорок лет моложе, но худые мужчины с четкими чертами лица с возрастом меняются мало, если не лысеют и не отпускают бороду. Остальные шесть голов на снимке, тоже увеличенных стараниями фотохудожника, я не знала.
Зато Баська знала.
Она очень долго вглядывалась в снимок под лупой, молча, возмущенная, растерянная и окаменевшая, прямо-таки видно было, как в ней закипает котел эмоций. Она не издавала ни звука, и было похоже, что она уже никогда в жизни не заговорит.
— Она что, так теперь и будет молчать? — тревожным шепотом спросил Патрик. — Кого она там увидела?
— А черт ее знает…
К Баське вернулся дар речи.
— Дайте чего-нибудь покрепче, — прохрипела она. — Можно коньяку.
Патрик услужливо налил, она залпом опрокинула рюмку и глубоко вздохнула. Мы вопросительно смотрели на нее.
— С этой старой кошелкой я лично познакомилась, когда мне было четыре года. И до конца дней ее не забуду, она мне даже иногда в кошмарах снится.
— Это которая?
Баська постучала ногтем по расплывчатому фото.
Я посмотрела и передала снимок Патрику. Пусть тоже получит удовольствие. Ну и страхолюдина! С тонким ястребиным носом, черными глазами, посаженными настолько глубоко, что казалось, будто они провалились к затылку, да к тому же почти совсем вплотную друг к другу. Создавалось впечатление, что их обладательница немилосердно косоглазая.
— Если бы ко мне ночью явился кошмар, я бы предпочла кого-то поприятнее, — оценила я. — Что она собой представляет?
— Представляла. Судя по возрасту, она уже покинула сей мир, хотя такие кикиморы живут вечно. Это тетя Рыся.
— А что она тебе сделала?
Баська сделала глубокий вдох, ощупью нашла на столе сигареты, Патрик щелкнул зажигалкой.
— Со мной из-за нее чуть родимчик не случился. Наклонилась ко мне, вытянула в мою сторону такие костлявые лапы и пробасила: «Ты моя маленькая наследница!»
— Очаровательно. Она уже здесь весьма в годах, так сколько же ей было, когда она тебя стращала?
— А я знаю? Лет шестьдесят, должно быть, но мне показалось, что ей за тысячу. Я долгие годы думала, что «наследница» — это какое-то проклятие. Ну, уж как минимум — ругательство.
— Фотографию сделали лет сорок назад, — заметил Патрик. — Сейчас ей было бы под сотню. Ты правда думаешь, что она еще жива?
— Ничего я не думаю, — открестилась я на всякий случай.
— Не знаю и знать не хочу, — мрачно отозвалась Баська. — Как-то по жизни мне случалось слышать, что все это самое наследство от меня спрятала и пустила по ветру вот эта тетя Рыся. Она стояла на своем и заморочила голову всей родне во главе с наследодателем. Кроме того, она всех накручивала против меня, и из-за нее я принялась убегать из дома. Вот все, что я знаю, больше ничего не рожу. Я догадываюсь, почему все так получилось, но пока не скажу, а то еще подавлюсь этим рассказом.