Чисто семейное дело
Шрифт:
— Хорошо, что вы подошли к телефону… Вам необходимо немедленно подъехать в клинику, возникли кое-какие проблемы…
— Брату хуже?
— Нет, слава богу, его положение стабилизировано. Мне бы хотелось поговорить о вас, — врач помолчал, — и не расстраивайте родителей раньше времени. Просто скажите, что анализы необходимо повторить.
Впервые Илья понял, что означает выражение «идти как на Голгофу», внизу живота появилась противная холодная боль, руки стали ледяными и влажными. В больницу он вошел почти в обморочном состоянии.
— Я все понял, герр доктор, — тихим и каким-то
Доктор Гюнтер удивленно взглянул на трясущегося мужчину поверх очков.
— Отнюдь. С чего вы взяли?
— Но… вы же сами сказали, что речь пойдет обо мне…
— Да, — врач захлопнул папку, содержание которой перед тем внимательно изучал, — нам действительно необходимо поговорить. Признаться, я бы с большим удовольствием побеседовал с вашей матушкой, но, к сожалению, в ее состоянии это не представляется возможным. По правде говоря, вам я и вовсе не имею права об этом рассказывать, однако речь идет о жизни человека, и, может быть, не одного. Неизвестно, как перенесут смерть сына ваши родители.
— Значит, речь идет только о том, что я не смогу стать донором? — со смешанным чувством отчаяния и облегчения спросил молодой человек.
— И да и нет. — Врач выдержал паузу. — Вы знали, что ваши родители являлись близкими родственниками?
— Да… По-моему, они двоюродные брат и сестра…
— Именно. А в их случае иметь детей чаще всего противопоказано. У вас там что, совсем не проводили соответствующих анализов перед близкими браками?
— Понятия не имею. — Илья по-прежнему не понимал, о чем речь. — Я уехал из Советского Союза совсем маленьким. Да что случилось?
Немолодой врач выдохнул и потер лоб.
— Видите ли, у ваших родителей одинаковое генетическое заболевание. Им ни в коем случае нельзя было иметь детей. Еще странно, что ваш брат дожил до такого возраста.
Молодой человек растерянно улыбнулся.
— Что значит — до такого? Ведь я значительно старше Федора.
— Старше, — лицо доктора Гюнтера приняло странное выражение, он помолчал и нехотя добавил. — Но вы не их сын.
У Ильи потемнело в глазах. Он ожидал какого угодно известия, но представить себе хотя бы на секунду подобное…
— Вы, надеюсь… шутите? — пробормотал он, вставая.
— Как вы думаете, сколько на свете врачей, способных шутить на такие темы?
— Но, может, это ошибка? Давайте я сдам все еще раз.
— Сомневаюсь, что в этом есть необходимость. Если помните, мы делали анализы два раза.
— Но… как это могло произойти?!
Доктор Гюнтер развел руками:
— Если бы ваши родители так ожидали результатов исследований, то я мог бы предположить, что они вас просто усыновили… Ваша матушка также вне подозрения, совершенно однозначно, что вы не являетесь даже ее сыном. Следовательно, что-то случилось в роддоме.
— Да что там могло случиться? — Илья растерянно взирал на листы с результатами анализов, разложенные на столе.
— Можно только догадываться, что происходило в советских клиниках! Возможно, при коммунизме и дети должны были быть общими… Извините. Вас могли подменить, перепутать, все что угодно…
— Значит, если тот ребенок, я имею в виду их настоящего ребенка,
сейчас жив, то можно было бы попытаться…— Я бы не строил на сей счет иллюзий, — врач собрал документы в папку и отложил ее в сторону, — с такой наследственностью выжить было бы просто чудом.
— Так что же делать?
— Попробуйте оповестить всех родственников, дальних, близких, до десятого колена. Возможно, кто-то из них сможет стать донором.
— А сколько времени у нас есть?
— Мало. Максимально шесть-семь месяцев.
3
Шереметьево неприятно поразило Илью. Можно сказать, это была нелюбовь с первого взгляда. Главный международный аэропорт страны оказался темноватым, душным помещением, слишком маленьким и слишком грязным для своего уровня. Под низким, закопченным пандусом слонялись таксисты, больше похожие на разбойников с большой дороги.
— Эй, мистер, давай довезу! Недорого, долларов сто и поедем куда надо.
— Куда кому надо? — мрачно поинтересовался мистер в тщетной надежде отыскать хоть какой-нибудь государственный транспорт.
— Неужели вас не встречают? — послышался сзади женский голос.
Илья раздраженно повернул голову, но тут же улыбнулся: голос принадлежал миловидной девушке, летевшей с ним одним рейсом.
— Да, — смущенно засмеялся он, — признаться, не ожидал таких проблем: ни одного такси.
— Давненько вы, видимо, покинули родину. Ну что ж, придется вам помочь. Идемте.
— Куда? Куда надо? — ему вспомнились зловещие слова извозчиков.
— На стоянку, — рассмеялась она.
Новая знакомая машину вела в раскованной московской манере, то есть не обращая внимания ни на дорожные знаки, ни на остальных участников движения, просто ехал человек по улице и все.
— Красивый город Москва, — осторожно начал беседу Илья (кто знает, что у этой девицы в голове).
— Не надрывайся, — прикуривая на ходу, ответила девушка, — и радуйся, что уехал.
— А вы…
— А я здесь живу. Но работать стараюсь там.
Молодой человек нахмурился — что бы это значило?
— Не пугайся, — смех у новой знакомой был замечательный: заразительный, с легкой хрипотцой, — я работаю фотокорреспондентом. Хотя и правда, можно сказать, стою на панели, люблю снимать на улицах… А вообще приходится тяжело, там, где спокойно и красиво, хорошие снимки не сделаешь, и если хочешь заработать, приходится пускаться во все тяжкие… — она проскочила на красный свет перед самым бампером чудовищного грузовика.
Илья с трудом перевел дыхание, расслабляя ногу, которой перед этим инстинктивно искал тормоз.
— Я, честно говоря, не спешу, — деликатно произнес он.
— Я тоже, — водительница удивленно глянула в его сторону, — ты это к чему?
Он кивнул на дорогу.
— А-а-а, — разочарованно протянула девушка, — а я думала, хочешь пригласить на чашечку кофе.
— Обязательно приглашу, вот только устроюсь.
— Куда тебя?
— В «Коломбо», это…
— Я знаю, — она на полном ходу обернулась, достала с заднего сиденья сумку и, порывшись в ней, вынула визитную карточку. — На. Когда кофе будет готов — позвони. Кстати, меня Инга зовут.