Чистое сердце

Я очутился наедине с теми, кого спас. Участвуя в первый раз в сражении (если можно так назвать мои действия во время боя), я испытывал волнение, неизбежное для первого приключении подобного рода, ничего не видел и не слышал. Я стоял среди поляны, как статуя, не зная, нужно ли мне двигаться вперед или назад; мои борзые, не покинувшие меня, стали по обе стороны, скаля зубы, с глухим, сердитым ворчанием.

Не знаю, кто первый сказал, что неблагодарность — белый порок, а признательность — красная добродетель, но кто бы он ни был, он прав.

Предводитель, которого я спас таким чудесным образом, не отдавая себе в том отчета, и его товарищи бросились ко мне, осыпая меня знаками уважения и благодарности.

Я машинально отвечал по-испански на похвалы, расточаемые индейцами на своем звучном языке, в котором я не понимал ни слова.

Когда первый порыв радости прошел, легкораненый вождь усадил меня к огню, и пока его товарищи добросовестно снимали скальпы с павших врагов, стал меня расспрашивать на испанском языке, которым владел довольно хорошо.

Обращаясь ко мне со словами горячей благодарности и назвав меня несколько раз большим храбрецом, он рассказал, что имя его Нокобота (что означает «буря»), что отряд его составляет часть великого и могущественного племени команчей, прозванных царями прерий, что он родственник знаменитого вождя по имени Черный Олень. Отправившись с несколькими охотниками на охоту за антилопами, он был застигнут отрядом охотников-апачей, заклятых врагов его племени, и если бы Владыка Жизни не привел меня на помощь, то он и его товарищи неминуемо погибли бы. Мнение это я должен был признать справедливым.

Узнав мое имя, предводитель сказал, что отныне он будет считать меня братом, хочет ввести меня в свое племя и не согласится на разлуку с человеком, спасшим ему жизнь.

Слова Нокоботы навели меня на одну мысль. Существование, которое нам приходилось вести, беспокоило меня не из-за себя, — так как эта жизнь, свободная и непринужденная, пришлась мне по душе, — но из-за моей бедной матери, привыкшей к комфорту цивилизованной жизни. Я боялся, что она долго не сможет выносить неудобства и лишения, которым подвергалась из любви ко мне.

Я решил немедленно воспользоваться благодарностью и предупредительностью моего нового друга и в виде ответной услуги попросить его об убежище для матери, которое если и не вернуло бы ей потерянного благополучия, то, по крайней мере, дало бы ей возможность не погибнуть в прерии от нужды. Я откровенно рассказал Нокоботе о положении, в котором находился, и о том, какой случай привел меня так вовремя к нему на помощь.

Предводитель слушал меня очень внимательно и, когда я кончил, сказал, улыбаясь и пожимая мне руку:

— Хорошо, Нокобота — брат Чистого Сердца (это имя, данное мне индейцем, я сохранил с тех пор). У матери Чистого Сердца будет два сына.

Поблагодарив его, я заметил, что уже давно покинул мать, и она, вероятно, беспокоится обо мне, так что, с его позволения, я отправлюсь к ней, чтобы ее успокоить и рассказать обо всем происшедшем.

Команч покачал головой.

— Нокобота будет сопровождать своего брата. Он его не оставит.

Я согласился, и мы немедленно тронулись в путь к месту нашей стоянки.

Мы ехали верхом, и дорога не показалась мне длинной.

Увидев, что меня сопровождают шесть-семь индейцев, мать моя страшно испугалась — она вообразила, что я пленник, которому угрожает смертная казнь.

Я немедленно ее успокоил, и страх за меня сменился у матери радостью при известии о принесенных мной хороших новостях.

Нокобота с присущей индейцам утонченной вежливостью не замедлил совершенно успокоить ее и даже сумел приобрести ее расположение.

Вот каким образом, мой милый Транкиль, я стал лесным бродягой, траппером и охотником.

Меня приняли, как брата, у команчей. Эти люди, добрые и простые, не знали, как доказать мне свою дружбу. Я, в свою очередь, узнав их ближе, полюбил, как братьев. Усыновленный вождями и принятый у костра совета, я считался сыном племени.

С этой минуты я не расставался с команчами. Мои учителя посвящали меня во все тайны прерии, и я делал большие успехи. Вскоре меня уже считали лучшим охотником и одним из самых храбрых людей этого племени. В многочисленных стычках с неприятелями я получил возможность оказать моим соплеменникам значительные услуги. Мое влияние росло, и теперь я не только воин, но еще и вождь, уважаемый и любимый всеми. Нокобота, благородный юноша, неустрашимое сердце которого не терпело покоя, погиб в засаде, устроенной апачами. После ожесточенной битвы мне удалось отбить его и израненного доставить обратно в племя. Сам я был опасно ранен и, добравшись до деревни, упал без сознания со своей драгоценной ношей. Самые нежные и усердные заботы моей матери не смогли спасти его; мой бедный брат умер, благословляя меня за то, что я не оставил его в руках врагов и избавил от скальпирования, самого большого позора для индейца.

Несмотря на знаки дружбы и любви, которые постоянно оказывали мне вожди племени за самоотверженную защиту брата, я долгое время был безутешен после его смерти, да и сейчас, несмотря на время, прошедшее после этой катастрофы, я не могу без слез говорить о нем. Бедный Нокобота! Душа — простая и добрая, сердце — благородное и преданное! Найду ли я еще когда-нибудь такого верного и надежного друга?

Теперь вы знаете мою жизнь не хуже меня, мой любезный Транкиль. Моя добрая, дорогая мать, почитаемая индейцами, как посланница всеблагого Провидения, счастлива — или, по крайней мере, кажется такой. Краснокожие приняли меня, как сына, когда мои соплеменники оттолкнули меня, и дружба их всегда была неизменна. Живя их жизнью, я совершенно забыл, что я белый. Я вспоминаю о моем происхождении лишь тогда, когда требуется моя помощь несчастному белому, подобному мне. Белые трапперы и охотники этого края считают — не знаю почему — меня своим вождем и усердно пользуются любым случаем доказать мне свое уважение. Таким образом, я добился для себя относительно завидного положения. Но несмотря на это, чем больше времени проходит, тем больше воспоминание о событиях, которые привели меня в пустыню, оживает в моей памяти, тем больше я опасаюсь, что никогда не получу прощения совершенному мной проступку.

Он замолчал. Охотники переглянулись со смешанным чувством уважения и восхищения, которое они испытывали перед этим человеком, так искренне раскаивающимся в преступлении, которое многие сочли бы просто маленькой погрешностью.

— Я уверен, — воскликнул вдруг Транкиль, — что Бог давно простил вас. Гм… люди, подобные вам, довольно редки в пустыне, дружище!

Чистое Сердце слегка усмехнулся этим наивным словам охотника.

— Теперь, друг мой, так как вы знаете меня хорошо, выскажите откровенно свое мнение, каково бы оно ни было, и я обещаю последовать ему.

— Э! Мое мнение очень простое: идите с нами.

— Но ведь я говорил, что я мексиканец.

Канадец рассмеялся.

— Э-э! — сказал он. — Я думал, вы выше этого предрассудка, честное слово!

— Как, выше этого предрассудка?

— Pardieu! Это ясно как день.

— Я уверен, мой друг, что вы мне можете дать только добрый совет, поэтому я слушаю вас внимательно.

— Решайте сами; мне не требуется много времени, чтобы вас убедить.

— Я ничего другого и не желаю.

— Начнем по порядку. Что такое Мексика?