Чистокровный
Шрифт:
— Министр, — заговорил Люциан, — я понимаю, что некоторые вопросы необходимы, но Александрия неохотно подчинялась тому зверству. Даже мысль о таком, выглядит неестественной и жестокой.
— Это так? — Телли посмотрел на меня.
— Подождите секунду, — сказала я, когда до меня наконец-то дошли его слова, — вы предполагаете, что я хотела обратиться во что-то столь злое? Что я просила об этом?
Телли надменно поднял руки.
— Как, по-твоему, мы должны это расценивать?
Я посмотрела на аудиторию, уловив болезненный взгляд на лице Маркуса.
— Да это звучит, как девиз насильников. Она надела
Послышались вздохи. Казалось, что слово «насильник» было неприличным. Самодовольное выражение сползло с лица Телли.
— Александрия, ты переходишь границу.
Мои мозги отключились. Что Даниэль сказал мне перед тем, как пометить меня? Такое чувство, что Телли думал о том же. Что я хотела быть помеченной, что я наслаждалась. Я встала.
— Вы говорите мне, что я перешла границу?
— Никто не даст тебе уйти, — Телли выпрямился.
— О, я не ухожу, — все смотрели на меня. Я схватилась за низ свитера и сняла его. Было такое чувство, что все перестали дышать; я бы подумала, что я без лифчика, глядя на их лица.
— Что ты делаешь, Александрия? — выругался Люциан.
Игнорируя его, я отступила от кресла и вытянула руку перед собой.
— Это выглядит так, будто бы я хотела этого? Это то, о чем я просила?
Против своей воли, десятки глаз уставились на мою руку. Большинство вздыхали и отводили взгляд. Остальные нет. Как будто они не могли отвести взгляд от красной кожи и этого неестественного сияния. Я перевела взгляд на Телли, казалось, у него будет приступ. Я увидела гордость на лице Лаадан. В паре рядах перед ней, я увидела испуганный взгляд Доун. Позади, возле членов Совета, побелел Маркус. Это немного ранило меня, так как он не видел моих шрамов, лишь те, что на шее. Я не думаю, что он предполагал насколько все плохо. Я почувствовала желание прикрыть шею, но ошеломленный вид гордости на лице Эйдена придал мне уверенности посмотреть на Министров. Я представила, как выглядел Сет. Скорее всего, он улыбался. Он любит мою безрассудность.
Крутясь, я показал свои руки.
— Выглядит, будто они болят. Не так ли? Они болят. Это наихудший вид боли, который вы только можете представить.
— Александрия, присядь. Мы поняли, — Телли потянулся ко мне, но я отступила.
Охранник подошел, подбирая мой свитер. Он держал его, и его глаза нервозно бегали между мной и Телли. Я посмотрела на других Охранников, надеясь, что они не собираются распластать мое тело по полу. Все, кроме одного, были полукровками и не выглядели так, будто собираются меня остановить. Наклоняя голову, я попыталась убрать улыбку с лица.
— Так вы, правда, думаете, что я была заодно с матерью. Что хотела этого?
Бледная Диана отвела свой взгляд, грустно качая головой. У остальных Министров реакция была такая же, как у аудитории. В конечном счете, я уверена, что теперь они меня поняли.
Телли покраснел.
— Ты закончила, Александрия?
Я пошла к своему месту и села.
— Думаю да.
Телли забрал у Охранника свитер. Я могу сказать, что он хотел кинуть им в меня, но, демонстрируя поразительный самоконтроль, только передал. Я не собиралась одевать его обратно.
— На чем мы остановились?
— На том, что вы были уверены, что я хочу стать демоном.
Несколько Министров резко вздохнули. Казалось, что Телли взорвется. Наклоняясь,
чтобы наши головы были на одном уровне, он заговорил тихо и быстро.— Ты — неестественная вещь, понимаешь меня? Предвестник гибели нашего народа и наших богов. Вы оба.
Я отклонилась назад, с широко открытыми глазами. «Предвестник гибели» звучало дико.
— Министр, — позвал Люциан, — мы не слышим вашего вопроса. Вы не могли бы повторить?
Телли отошел.
— Я спросил, есть ли еще что-то, что она хотела бы добавить?
Моя челюсть упала.
Он улыбнулся.
— Есть еще кое-что, что меня волнует, кроме Гэтлинбурга, Александрия. Твое поведение до того, как ты оставила Ковенант и драки, в которых ты принимала участие. Это большой минус. И как так вышло, что в ночь, когда на Ковенант в Северной Каролине напали, ты была вне общежития после комендантского часа?
Я знала, к чему он клонит.
— Я не впускала демонов, если вы клоните к этому.
Телли кисло улыбнулся.
— Выходит, что так. Тогда твое поведение с того времени, как ты оказалась здесь. Ты подозреваешь чистокровного в использовании принуждения на тебе, не так ли?
— Она что? — выкрикнула старая женщина Министр. — Обвинять чистокровного в таком, это шок. Есть какие-либо доказательства, Министр Телли?
— Мои Охранники не нашли ничего, чтобы это доказать, — Телли сделал театральную паузу, — и затем ты напала на Мастера, который воспитывал свою слугу.
Я представила, как несусь, чтобы ударить Телли.
Когда все успокоились, Телли обратился к Совету. Его голос зазвучал громче.
— Я боюсь, что у нас есть большая опасность, чем демоны, которые планируют толпами нападать на нас. То, что сидит перед нами выглядит, как обычная полукровка, но все мы знаем, что это не тот случай. Через несколько месяцев она станет вторым Аполлионом. Если она сейчас не контролируемая, то что будет, когда она пробудится?
Мое сердце пропустило удар.
— Как главного Министра, меня ранит предлагать такое, но я боюсь, что другого выхода нет. Мы должны защитить будущее наших Мастеров. Я прошу перевезти Александрию Андрос с Ковенанта и поместить ее под наблюдение Мастеров.
Я рванула вперед. Страх заполнил меня всю. Это то, что хотел Телли — единственная причина, почему я здесь. Это не связано с планами демонов.
Сверху здания я почувствовала бурю. Она прошла по моей коже, поднимая дыбом волоски на теле. Сет был штормом, который вот-вот взорвется.
— Министр Телли, моя падчерица не совершила никаких преступлений, за которые ее следует порабощать, — ответил Люциан, — она должна быть признана виновной до того, как вы ее выгоните с Ковенанта и заключите в неволю.
— Как главный Министр…
— Вы имеете много силы, как главный Министр. Вы можете выгнать ее из Ковенанта, но нельзя приговорить ее к каторге без должных оснований, или без голосования Совета, — сказал Люциан, — таковы правила.
Я подняла взгляд и встретилась с Эйденом. Это был единственный день в моей жизни, когда я знала, о чем думает Эйден.
Я обошла вокруг кресла. Телли уставился на Люциана, но я видела, что Люциан был прав. Телли мог меня исключить, но не лишить свободы. Ему нужно, чтобы Совет это сделал, и у меня было чувство, что если они согласятся, то это будет последней вещью, которую они сделают.