Чистый кайф. Я отчаянно пыталась сбежать из этого мира, но выбрала жизнь

Представлять себе дальнейшую жизнь с последствиями тех дел, что я натворила, было невозможно. У меня не было сил, чтобы жить дальше. И вдруг мне захотелось просто положить всему конец. Предвкушение неожиданного, ожидание и тревога – меня просто не хватило бы на это все. Казалось, я уже провела в тюрьме целую вечность, а пока еще даже не узнала, какие мне предъявлены обвинения. Ну не создана я быть взрослой; не написано мне на роду прожить полноценную жизнь. Я жалкая неудачница, думала я, и такой останусь навсегда. У меня нет выбора, нет другого пути. Сегодня, после того как все улягутся спать… я убью себя.

4

Пока все остальные ужинали в общей комнате, я смотрела в окно камеры. Аппетита не было; к тому же я не видела никакого смысла набивать желудок, поскольку знала, что всего пара часов отделяет меня от конца пребывания здесь, на земле.

Я посвятила некоторое время размышлениям о том, как реализовать свой план – это представляло определенные трудности, учитывая, что вариантов у меня было не так уж много. Тем, кто обдумывал самоубийство, задачу здесь не особенно облегчали, – полагаю, потому что число желающих воспользоваться таким преимуществом было бы астрономическим. Одной только ломки достаточно, чтобы побудить любого цивилизованного человека задуматься о прыжке с крыши. Но если добавить к этому те разрушения, которые я сеяла на своем пути, смерть оставалась единственным выходом.

Капли дождя появились на окне, когда мои мысли начали уходить в сторону. Я думала о своих родственниках, о том, как у них будет разрываться сердце, когда завтра они узнают новости. Я тут же выгнала эти мысли из головы, потому что мое желание умереть было намного сильнее любых забот о чьих-то там эмоциях. И я боялась, что, если буду слишком много думать о семье, это положение изменится. Я сожалела о том, что мне так и не придется узнать, каково это – выйти замуж и иметь детей. Из меня в любом случае получилась бы отвратная жена и мать, так что, право, я собиралась оказать миру большую услугу.

Одной только ломки достаточно, чтобы побудить любого цивилизованного человека задуматься о прыжке с крыши.

Я надеялась каким-то образом увидеться с мамой. Если по какой-то безумной причине существование рая в конце-то концов окажется правдой (что, по мне, было совершенно абсурдно), то она наверняка находится именно там. Но если даже это действительно так, то, вероятно, наши пути больше никогда не пересекутся. Говорят, что самоубийство – грех, и велика вероятность отправиться за него в ад. Но если и ад реален, то я уже в любом случае купила себе туда билет, вне зависимости от стратегии своего исхода. Так что пошло оно все нах!

Я так и пролежала все оставшееся время, пока не выключили свет. Сокамерницы меня не беспокоили, потому что видели, что у меня жестокая ломка. И я гневно зыркала на всех, кто пытался подойти ко мне или заглянуть в глаза.

Я ждала – терпеливо, тихо, тревожно, – пока все они заснут. Каждая из них издавала разные звуки, вдыхая ночной воздух. Одни женщины храпели, другие дышали тихо, но я выжидала до тех пор, пока не убедилась, что все как одна крепко спят. Когда последняя из моих соседок перестала вертеться с боку на бок и наконец затихла, найдя удобное положение, я поняла, что время пришло.

Я села на койке и осторожно спустила ступни на холодный бетонный пол. Встав на ноги, огляделась, чтобы удостовериться, что никто не шевелится. Нащупала уголок простыни и начала осторожно стаскивать ее с матраса. Когда вся она оказалась в руке, мои пальцы начали двигаться автоматически, словно были запрограммированы на вязание узлов. Мыслей не было, одно лишь бездумное скручивание и стягивание. Я не думала ни о чем, кроме того, как отчаянно хочу со всем этим покончить. Мне не хотелось задерживаться на этой земле ни единой лишней секунды, надо было уходить, и уходить сейчас же.

Я нервно бросила на камеру последний взгляд, убеждаясь, что все остальные по-прежнему крепко спят, и крепко привязала один конец простыни к углу койки над головой. Я была мысленно готова к тому, что соседка надо мной проснется, поскольку узел был завязан примерно в двух дюймах от ее ноги, но та не шелохнулась. Я еще раз поглубже вдохнула, оборачивая другой конец простыни вокруг шеи, и затянула его изо всех сил. Когда я делала этот последний вдох, не было ни слез, ни колебаний – и потом я усилием воли столкнула себя с койки.

Койка оказалась недостаточно высока, чтобы вытянуться в полный рост, поэтому я расслабила мышцы ног, позволяя весу собственного тела и земному притяжению выполнить всю работу. Я полулежала, подвешенная за шею, вытянув ноги перед собой. Сила давления на горло была ошеломляющей. Казалось, мой позвоночник отделяется от черепа. Я чувствовала, как лицо наливается жаром; оно словно раздулось от крови. Мое физическое тело до боли жаждало вскочить и дышать, но разум оказался сильнее. Теперь обратного пути уже не было.

Звуки окружающего мира начали слабеть, а периферийное зрение меркнуть; я словно заглядывала вниз, в темноту туннеля. Стены мрака смыкались вокруг, и мир постепенно затихал. От давления полопались сосуды в глазах, и мне казалось, что глазные яблоки вот-вот полностью вылезут из глазниц. Все почернело, и я поняла, что это конец. Вот и все. Впервые за очень долгое время я почувствовала себя… свободной.

Яркий свет, пролившийся откуда-то сверху, заставил меня вздрогнуть, и я поняла, что прохожу через какое-то другое измерение. Я улыбнулась, радуясь освобождению от своего исковерканного земного тела, тому, что отныне являюсь частью вселенной. Свет становился все ярче – почти ослепляя, – и я внезапно хватанула воздуху, ворвавшегося в легкие с громким сипением. Что за черт?! Я давилась, кашляла, не могла вдохнуть. Потом начала замечать мелькающие вспышки света и слышать прерывистые вопли – ко мне потихоньку возвращался слух. Я пару раз моргнула, и размытая картинка надо мной начала обретать форму. Лицо… Но то был не лик Божий – или дьявольский, а офицер Каш.

– Джонсон! Вы меня слышите? Тиффани! Очнитесь.

Жаркий гнев побежал по каждой жилке моего тела, когда я осознала, что происходит. Я принялась бешено махать руками и пинаться, отчаянно пытаясь отогнать их всех от себя.

– Зачем? – выкрикивала я. – Какого хера вы привели меня в чувство? Зачем?! Почему вы не дали мне уйти?!

От гнева и разочарования меня начали сотрясать непроизвольные рыдания. У меня же почти получилось! Я была так близка к возвращению домой, к матери, дедушке и бабушке, – а теперь снова вернулась прямиком в ад. Обратно в реальность, от которой так отчаянно пыталась сбежать.

5

Я бросила взгляд на своих соседок по камере, которые явно были в шоке и ужасе. Мне хотелось крикнуть им, что нечего разыгрывать здесь драму. Я хотела узнать, кто из них, черт возьми, обломал мои планы, уничтожил всякую надежду освободиться от этой говенной планеты. Но не успела сказать и слова, как охранница завела мне руки за спину и сковала наручниками. И сказала:

– Вставайте, мы отведем вас в медицинский блок.

Я поднялась с пола, и она потащила меня в сторону общего холла. Мне хотелось бежать; хотелось врезаться головой с разбегу в эту гребаную стену и закончить начатое. Но вместо этого я двигалась покорно, молча, потому что стоило выйти из камеры, как до меня дошло, что все светильники в блоке горят, и все до единой заключенные Западной женской тюрьмы стоят у дверей своих камер, глазея, как меня волокут прочь из блока с простыней, болтающейся на шее.