Чистый углерод. Алмазный спецназ-2

— Ладно, подбери сопли. Не буду я тебя убивать. Поступлю, как договорились. Виски плеснуть?

— Н-налейте… — подбородок у нее снова подрагивал. — Ч-чистого… Вы, правда, не…

— Да не убью, не убью, успокойся, — поморщился Мазур. — Был бы моложе — убил бы. А так… Давненько отвык от чувств и эмоций. Ну, захотела разбогатеть резко. Ну, знала, что ради этого придется перешагнуть через труп. Банальная, в принципе, история. Не стоит на нее расходовать чувства и эмоции, нервные клетки не восстанавливаются…

Самое занятное, что он говорил чистейшую правду — не испытывал по отношению к ней ни тени злости или даже обиды. Давным-давно привык спокойно относиться к людям, которые пытались его убить — во-первых, их было слишком много, во-вторых, они выполняли свою работу, как он — свою, он тоже не раз убивал. В обычном мире обычные люди на его месте дали бы волю эмоциям и чувствам — но он-то много лет обитал в другом. Который, если обратиться к литературной классике, можно назвать Искаженным Миром, а если к кино — Сумеречной Зоной. Оба термина насквозь импортные, но как-то и не подберешь в точности соответствовавшего бы им отечественного. Да и в славянской мифологии не подберешь точного аналога. Искаженный Мир. Сумеречная Зона. Не то чтобы царство зла — просто живут там по другим законам…

И он снова вспомнил диалог из одного из своих любимых романов. «Значит, твоя профессия уже искалечила тебя». «Возможно. Но в мире, где столько искалеченных людей, это не особенно бросается в глаза».

В точку. Один искалеченный не может сердиться на другого искалеченного, в чем-то они чертовски похожи, хотя во многом и непохожи…

Ни злости, ни обид — еще и потому, что были гораздо более серьезные вещи, над которыми следовало подумать незамедлительно.

Патрис хотел его именно что убить. Значит, у него имелась стопроцентная уверенность, что в сумке у Мазура не стекляшки, а алмазы. А иметь такую уверенность мог исключительно тот, кто заранее знал, что алмазы понесет именно Мазур. И, соответственно, заранее знал, что алмазы уйдут налево. Выбор нехитрый, точнее говоря, выбора нет вообще. Патрис — продажная шкура, но работал, вероятнее всего, не на конкурентов Олеси, а на ее саму. Еще одна подстраховка, на сей раз в Алмазном спецназе. Учитывая, что они купили министра внутренних дел — что им стоит купить капитана, явно не из семьи миллионеров? Вот только искушение оказалось слишком велико…

А если бы самолетик благополучно долетел до столицы? Человек, твердо решивший взять два кило алмазов, человек умный, хитрый и хорошо владеющий оружием, и тут не сплоховал был.

Проверки ради Мазур спросил Николь, все еще вжимавшуюся в угол корзины:

— Ты, случайно, не помнишь, где был Патрис в тот день, когда мы прилетели за алмазами?

— Конечно, помню, — сказала она не раздумывая. — Вечером предыдущего дня он по делам улетел в столицу, и перед этим мы… Он примчался назад, когда уже стало известно, что ваш самолет где-то упал.

Все сходилось. И никак не верилось в совпадение. Если самолет долетел благополучно, Патрис попытался бы взять алмазы в столице, прямо на аэродроме. Что было не самым сложным предприятием. Мазур прекрасно помнил аэродром, с которого они улетели: не аэродром, а одно название. Один из десятка аэродромов для маленьких частных самолетиков, разбросанных по окраинам столицы. Единственная взлетно-посадочная полоса, крохотная диспетчерская, базируется там с десяток (много — десятка полтора) аэропланчиков. Персонал — лишь диспетчер и охранник, больше и не нужно. Сонное царство: кто-то прилетел, через пару-тройку часов кто-то улетел… Скука, от которой мухи дохнут. Словно автостоянка… да нет, на автостоянке даже оживленнее: слишком многие уезжают утром примерно в одно время, и вечером многие приезжают примерно в одно время.

Олеся наверняка приехала бы за камешками не в броневике — с водителем и охранником, по минимуму. Оба агента прекрасно знали Патриса и попросту не успели бы встревожиться. Тот самый «узик» с глушителем…

Патрис не знал одного: что самолетик полетит не в столицу, а в Маджили. В такие тонкости вряд ли посвятили бы купленную шестерку. Вот он и дернул в столицу, рассчитывая справиться в одиночку — и у него были при таком раскладе все-шансы…

Интересно, поймут какие-нибудь инопланетяне, почему люди так долго и старательно резали друг другу глотки из-за тяжелого желтого металла или кристаллического углерода? Если у них было что-то похожее, пусть даже роль золота и алмазов играло что-то другое — поймут на раз. Если нет — затруднительно будет им втолковать… В первом случае моментально врубится какой-нибудь оранжевый в синюю крапинку шестиглазый пятиног, во втором — не поймет и гуманоид, схожий с землянами как две капли воды…

Он ощутил легкую опустошенность, как частенько бывало, когда оставалась позади какая-то проблема. Собственно, он знал все, что следовало знать, и дальше допрашивать ее ни к чему. Остается несколько часов тупо торчать в корзине, ожидая, когда покажется Инкомати…

Чуть расслабившись, он налил себе виски и лениво поинтересовался у забившейся в уголок Николь:

— Ты откуда родом?

— А что? — настороженно посмотрела она.

— Да так, — сказал Мазур. — О делах мы поговорили, а времени полно. Не трахать же тебя ради коротания скуки? Пожалуй, поторопился я выбросить плееры, сейчас бы или музыку слушал, или кино смотрел. А так… Разве что поболтать.

Она кажется, чуть приободрилась:

— Если вы так говорите, в самом деле не собираетесь меня убивать…

— Да не собираюсь, не собираюсь, — сказал Мазур столь же лениво. — Поживешь еще, и чек получишь… Так откуда?

— Из Марселя.

— Ну да, как же, — сказал Мазур, ухмыляясь. — Понятно теперь, откуда у тебя такой менталитет и почему так быстро вжилась в роль сообщницы гангстера, охотника за алмазами… Марсель… Милый городок, французское Чикаго той поры, когда Ши [3] был американской столицей криминала. Правда, знатоки уверяют, что настоящей столицей был то ли Нью-Йорк, то ли Детройт, но этикетка-«символ» прилипла именно к Ши… Ну, а у вас — Марсель…

3

Обиходное название Чикаго в США. По-английски — «Шикагоу».

— Ты там бывал?

— Как тебе сказать… — уклончиво ответил Мазур.

Вживую не бывал, конечно. Но воображаемые прогулки по городу совершал не раз — и отнюдь не из праздного любопытства. В лучшие времена канувшей в Лету империи Марсель входил в список городов, по которым советская морская перхота могла и прогуляться однажды — предусматривался и такой оборот событий, не для одного импортного города. А потому Мазур в свое время но картам, фотографиям, кинопленкам и инструктажам изучил Марсель так, что ориентировался бы там в случае чего получше иных коренных марсельцев. Но вот этого ей, конечно, рассказывать не строило. Перебьется.

— У меня очень приличные родители! — воскликнула она с некоторым возмущением. — У отца — два больших винных магазина. Я ходила в хорошую школу, друзья и подруги были из таких же приличных семей. Никто никогда не имел дел с молодежными бандами.

— А как насчет травки и секса? — вкрадчиво поинтересовался Мазур.

Она вильнула взглядом:

— В пределах приличий. Ты, надеюсь, не моралист? И травка, и секс были распространены везде. У меня подруга училась в Кембридже — ее родители: гораздо богаче моих — и она такого порассказала… Мон Дье! [4] — она с комическим ужасом схватилась за голову свободной рукой. — Травка — грудами, и если бы только травка, а что касается секса — Мирей такое рассказывала об этих чопорных вроде бы британцах… Хочешь сказать, в вашей нынешней России молодежь обходится без наркоты и секса?

4

Бог мой! (франц.)

Мазур промолчал — ибо именно так и обстояло. Задумчиво сказал:

— Значит, Марсель… Ты знаешь, что именно там начинал карьеру Ален Делон? Только поначалу — криминальную. Мимоходом столько наворотил парнишечка, что пришлось срочно вербоваться в солдаты в Индокитай, иначе посадить могли надолго…

— А кто это — Ален Делон? — безмятежно спросила Николь.

Ну да, разумеется… Он знал: не только в России новое поколение совершенно забыло былых звезд кино и эстрады. Молодые французы уже запамятовали, кто такие Ален Делон и Мирей Матье, молодые итальянцы напрочь забыли Адриано Челентано. Хотя все трое живы, пусть и вышли из профессии. Ален Делон (точности ради — Ален Фабьен Морис Марсель Делон) разменял семьдесят второй годочек, Челентано — шестьдесят девять, Мирей Матье и вовсе шестьдесят, не возраст для француженки. Как ни удивительно, исключение долгое время составляли американцы, хоть их и принято считать бескультурными. Они очень долго помнили, знали и слушали своих певцов и музыкантов не то что довоенных времен — начала прошлого столетия. Однако и у них пришло молодое поколение, которое отличается той же печальной беспамятностью…