Читатель мыслей
Шрифт:
Я осторожно прошел туда, по дороге осматриваясь и прислушиваясь – встретиться с опасной компанией не хотелось. При этом я не мог себе объяснить, что меня туда влекло, и зачем мне все это было нужно. Я не понимал, зачем вообще сюда пришел и гнал от себя мысль, что предпринимаю что-то, видимо, кому-то очень важное и необходимое, но мне решительно не понятное. Словно Зомби, я осторожно продвигался вперед. Заглядывая почти в каждую комнату, которую проходил, я все больше убеждался, что жильцы только что покинули дом. Здесь сохранился еще своеобразный запах, свойственный коммунальным квартирам – смесь кислого с затхлым – вызывающий ощущение безысходности и безнадежности бытия. Мне вдруг пришла в голову странная мысль. Сама по себе покупка соседской квартиры не вызывало у меня никакого удивления. Меня поразило другое: этих помещений; этих анфилад и переходов; этой квартиры – вообще
Впереди открылся новый переход. Пол пошел под уклон, потолок стал еще выше. Впереди виднелась последняя дверь. Она была приоткрыта. Оттуда шел свет и доносились какие-то чавкающие звуки. Я заглянул в щель и не поверил глазам: сцена повергла меня в шок…
На огромной треноге у дверей стояла фотографическая камера, антикварного вида, с черной гармошкой кожуха и латунным объективом… Около нее суетились Бугай и Косой. По их виду было понятно, что в фотографическом деле они мастера и знают толк. Судя по всему, работали они уже давно и сделали немало снимков. Далее, по центру комнаты стоял большей прямоугольный железный стол, накрытый простыней. У изголовья стояли трое: Виталий Борисович и два его охранника. Последние были одеты в белые санитарские халаты с белыми же головными уборами. По центру – Виталий Борисович, тоже в халате, но без головного убора. В руках у него была страшного вида медицинская пила, которой он что-то деловито пилил. Опустив глаза вниз, я отпрянул – на столе лежало, наполовину уже расчлененное, тело моего бывшего соседа – Сереги. Руки были уже отпилены и лежали отдельно от тела, немного в стороне. В данный момент экзекутор допиливал правую ногу. При этом занятии, Виталий Борисович периодически посматривал в объектив камеры и, гордо выпрямив спину, ослепительно улыбался. В этот момент щелкал затвор. Кровь по специально сделанному желобу стекала в подставленное ведро. Мне стало дурно.
Я открыл глаза и в первый момент не понял где нахожусь. Ощущение дня и ночи было потеряно давно – наручных часов я не носил, будильник остался в сумке; телефон у меня забрали. Может день, может второй, я то стоял, то сидел, прислонившись к стене и безуспешно пытаясь спать. И, хотя я буквально валился от усталости, не спадающее нервное напряжение – я по сути знал, что приговорен к смертной казни – не давало заснуть. Сейчас же я, видимо, вырубился…
Я облегченно вздохнул: приснившееся было, пожалуй, ничем не лучше действительности. Я осмотрелся по сторонам, с сожалением снова констатируя, что выхода нет – даже освободившись из наручников; ломиться сквозь стены не получилось бы ни при каком раскладе.
Время шло. Я снова не мог ни спать не есть, временами проваливаясь в какое-то небытие между сном и явью. Ощущение реальности сдвинулось уже настолько, что мне стало казаться, что то, что со мной случилось и происходит, все, что меня сейчас окружает – это сон; что явь где-то если и есть, то где, я пока не знаю и узнаю ли – это еще вопрос…
И тут я услышал странный звук. Осторожно повернулся, пытаясь определить его характер и направление. Савленные вздохи, перемежающиеся с ударами доносились из стены, у которой я стоял где-то на уровне моей головы.
Я с удивлением ждал развития событий совершенно не понимая причины происходящего и, самое главное, принадлежит ли оно, это происходящее, какому-то сценарию, придуманному с неизвестными целями моими тюремщиками, или же носит другой характер. Я затаился, ожидая любой неприятности.
Вскоре удары стали более явственными; в стене появились трещины. Невнятные возгласы прекратились.
Через некоторое время стена начала вспухать прямо на глазах. Каждый удар словно продвигал что-то неведомое и страшное, стена начала крошиться, словно из-под земли, сквозь огромный слой бетона сюда рвалась, разрушая все на своем пути, какая-то неведомая, нечеловеческая сила. Я оцепенел. «Быть может это снова сон, – подумал я устало, – я, видимо, вижу это в каком-то тупом, немыслимом кошмаре, в который провалился вопреки своему желанию, как в омут и теперь…»
В это время часть стены обрушилась уже не выдерживая натиска неистовой силы. Из отверстия высунулись отвратительные щупальца
с утолщениями на концах. Они застыли, как бы рассматривая мое лицо и вдруг, с молниеносной силой ударили меня в висок – все поплыло перед глазами и я без сознания упал на пол…Уже падая, я вдруг заметил, что на голове напавшего на меня чудовища, кажется, был одет обыкновенный ботинок. Выводов я сделать никаких не успел: больно ударился спиной о батарею, и некоторое время сидел, приходя в себя с закрытыми глазами. Потом, сквозь боль я все же приоткрыл один глаз. И тут же зажмурил его снова – ситуация требовала осмысления. Прямо передо мной из-за слоя густой пыли проступали силуэты зловещих карликов.
«Хрен редьки не слаще», – я решил симулировать потерю сознания до возможного прояснения ситуации. Я помнил из какого-то фильма, что бандиты часто используют лилипутов для особо изощренных пыток. Уж не знаю, что применили ко мне, но цель была достигнута. Появление экзекуторов из-за стены меня полностью деморализовало и я боялся даже вообразить, что может за этим последовать дальше. Я был готов рассказать всё и признаться во всём; даже в том, чего не совершал, и совершать не собирался.
– Конец! – замогильно страшным голосом констатировал самый маленький из карликов и что-то добавил в полголоса, видимо, совещаясь со своими подельниками, как они этот «конец» лучше осуществят. То, что «конец» подразумевался мой собственный, не было сомнений ни на секунду. Мне стало плохо. Я не переносил даже зубной боли. Здесь же ожидалось что-то уж и совсем нечеловеческое… В этот момент под потолком раздался хлопок и, почти сразу же, страшный удар обрушился на мою голову. «Вот они как меня», – мелькнула мысль, и я потерял сознание.
Изящный мужчина в одежде лебедя из балета «Лебединое озеро» стремительно пронесся по сцене, зажигательно делая замысловатые Па. Он словно призывал всех присоединиться к своему искрометному счастью.
Делалось это в совершеннейшей тишине, но скучной сцена не казалась. Сама энергетика момента пронизывала атмосферу и наэлектролизовывала ожиданием чуда. К тому же, танцевал он действительно хорошо.
Через некоторое время к нему присоединился еще один лебедь… Потом еще и еще… Через десяток минут на сцене было с десяток кружащихся в лихом, захватывающем танце мужчин-лебедей. Вдруг все замерло. Все застыло словно по мановению волшебной палочки: лебеди остановились, картина стала статичной.
В это же мгновение на сцену, аккуратно лавируя среди замерших «белых лебедей» вышли мускулистые, крепкого сложения люди, одетые в рабочие комбинезоны. Они вынесли солидного размера наковальню и водрузили ее по центру сцены.
Следом, двое, еще более молодых людей – видимо, подмастерья – вынесли молот и меха. Они встали симметрично, каждый со своей стороны и тоже застыли. Мужчины, доставившие наковальню, скрылись за кулисами. Оттуда же вышел и, неторопливо, вразвалку, приблизился к наковальне настоящий богатырь: огромного роста; косая сажень в плече. Мужчина был одет в азиатский халат в полосочку и немецкую каску времен второй мировой войны. У него была белая, видимо, крашенная, борода и накладные вьющиеся бакенбарды. «Кузнец» – красовалась надпись на футболке, торчавшей из-под халата.
Мужчина по-свойски взялся за молот, картинно замахнулся и тоже замер. С минуту все было неподвижным и, вдруг, после паузы, произошло несколько синхронных, видимо, заранее продуманных одновременных событий: вспыхнул ослепительный, сразу перешедший в стробоскопически мерцающий свет; грохнула громкая бравурная музыка – марш Хачатуряна; белые лебеди возобновили свой энергический бег – лица их сияли от счастья; Кузнец начал что было силы стучать по наковальне, причем, по тому, как вибрировал настил сцены – звука не было слышно из-за орущего марша – стало ясно, что и молот, и наковальня были отнюдь не бутафорские…
– Фигня какая-то. – Заключил компетентно Леха. – Зал там… люди на сцене танцуют… Лабуда.
После падения из вентиляционной шахты приятели оказались за слоем гипрока, которым были покрыты старые кирпичные стены какого-то помещения. Поверхность стен была шершавая и неровная, с большими выступами и нишами. Поэтому строителям пришлось, обшивая гипроком, отступать от основной стены местами на метр. Чего беспризорникам вполне хватало, что бы двигаться и передвигаться. Дело было теперь затем, что бы понять, где они вообще и найти место поспокойнее, что б проломить гипрок и выбраться наружу. То, что светилось вверху и рассыпало полоски света, оказалось вентиляционной решеткой, через которую Леха, стоя на плечах Дрона, сейчас и смотрел.