Читающий по телам

Цы проследил, чтобы тела родителей перенесли в крытый дворик, который Бао Пао выделил для мертвецов. Осиротевший юноша сидел возле родителей до полудня. А затем вернулся к месту трагедии, сообразив, что надо отыскать на пепелище все ценное, пока его не опередил какой-нибудь пройдоха. При свете дня Цы разглядел, что лавина жидкой грязи накрыла шесть стоявших рядком домов из тех двадцати, что лепились под самым склоном горы. Два крайних кое-как устояли, а вот еще четыре — включая и их дом — оказались разрушены полностью. Чуть ли не вся деревня вышла теперь разгребать и расчищать развалины, только к дому Цы не подходил никто. Заметив Цы, многие зашептались, явно обвиняя в общей беде именно его.

Цы сжал зубы, закатал рукава и принялся работать в одиночку.

В течение нескольких часов он разгребал грязь, растаскивал доски, очищал от наносов поломанную мебель и превращенную в тряпки одежду — и ежеминутно наталкивался на предметы, которые переворачивали ему душу; немало душевных сил требовалось, чтобы продолжать работу. То и дело он замирал, закрыв лицо ладонями, и выплакивал последние оставшиеся слезы. Вот осколки фарфоровой посуды, которую так любила матушка. Цы подобрал несколько и завернул в тряпочку так бережно и аккуратно, будто это была новая покупка. А еще он отыскал отцовские кисточки как ни странно, не тронутые ни огнем, ни лавиной. Когда-то, сидя на коленях у батюшки, этими кисточками Цы учился писать. Теперь он их тщательно вытер и завернул вместе с фарфором. Взял несколько железных кастрюлек и ножиков: хотя они и покривились, их еще можно было починить, — но отвалил в сторону остатки балок и потолочных украшений отменной работы: теперь они могли сгодиться разве лишь как дрова на зиму. В сундуках Цы нашел конфуцианские трактаты, которые батюшка хранил еще со времен своего студенчества. Он выложил их на горелую доску и продолжил поиски. И вдруг чей-то смех раздался у него за спиной. Обернувшись, Цы поначалу никого не заметил, но потом различил жмущуюся за огрызком стены маленькую тень. Это оказался соседский Пэн, дьяволенок шести лет от роду, самый проказливый мальчишка в деревне. Цы предложил парию несколько орешков, найденных среди хлама, но мальчик предпочел спрятаться, обнажив гнилые зубы в плутоватой улыбке. Когда Цы повторил свое предложение, сорванец подошел поближе.

— Нравятся орешки?

Мальчик снова улыбнулся и энергично кивнул.

— Получишь целую кучу, если расскажешь, что тут случилось. — Цы знал, что Пэн не спал последние ночи из-за зубной боли.

Мальчик опасливо огляделся, точно собрался стащить сласти с чужого стола и боялся, что его застукают.

— Сверкнула молния, и гора обрушилась.

Пэн хохотнул и попытался заграбастать орехи, однако Цы оказался проворнее. Потом он снова раскрыл ладонь с лакомством.

— А ты уверен?

— Ну, я видел людей…

— Каких людей?

Мальчик только открыл рот, чтобы ответить, но тут раздался резкий вопль. Это мать Пэна приказывала негоднику немедля возвращаться. Лицо мальчишки перекосилось от испуга, и он бросился к матери так поспешно, будто его преследовали черти. Он так бы и скрылся, если бы Цы его не окликнул. Когда Пэн оглянулся, юноша швырнул орехи к его ногам. Сорванец остановился, чтобы подобрать заработанное, но мать тут же дала ему пинка и, подхватив под мышки, утащила прочь.

Цы пожалел об упущенной возможности. Он покачал головой и вернулся к своей работе. К вечеру ему оставалось отвалить только самые большие обломки. Юноша давно бы закончил, он и так уже немало сделал, — но надо было непременно отыскать сундучок с деньгами, которые батюшка откладывал на переезд в столицу. Если бы теперь Цы решил поддаться на вымогательство Премудрого мужа, эти деньги могли бы сослужить добрую службу. Переведя дух, Цы принялся отваливать камни — но, провозившись не менее часа и получив несколько новых царапин, ему пришлось признать, что самые тяжелые глыбы без помощи ему не осилить. Цы уже был готов сдаться, но тут заметил сундук — его придавила тяжела опорная балка.

«А вот тебя я отодвину, пусть это и будет последнее, что я нынче сумею сделать!»

Цы просунул конец одного из бревен между державшим балку камнем и сундуком, а потом, используя бревно как рычаг, надавил так, что кости затрещали. Но каменный обломок не сдвинулся ни на пядь. Юноша пробовал и так и этак, потом понял, что нужно вставить рычаг иначе. Вбил пару клиньев, уперся плечом в бревно, ноги отыскали надежную опору. Все тело Цы напряглось, мускулы дрожали. С третьей попытки камень поддался, и балка покатилась вниз по склону, вздымая облако земли и пыли. Добравшись наконец до сундука, Цы заметил, что замок его треснул, и поспешил посмотреть, что там внутри. К его величайшему сожалению, он не обнаружил ни единой монеты — только платки и тряпицы. Изумленный, он просто остолбенел.

— Мне очень жаль. Жена сказала, что мы не можем оставить ее у себя, — услышал он за спиной.

Цы резко обернулся и увидел Беззубого — того самого соседа, который взял на себя заботу о Третьей. Малышка со следами похлебки на лице стояла чуть позади, не выпуская из рук тряпичную куклу.

— Как же так? — Цы не сразу понял.

— У моей дочери есть еще одна. — Старик указал на куклу. — Если желаете, то можете взять, — добавил он.

Цы закусил губу. Он уже знал, что остался один; чего он не знал — это что прежние друзья батюшки теперь от него отвернулись. И все равно Цы сложил руки на груди в знак благодарности за куклу, однако Беззубый не ответил. Повернувшись, он исчез так же бесшумно, как и появился.

Цы поглядел на Третью — та, молчаливая и покорная, дожидалась, что он скажет. Она смотрела на брата с легкой улыбкой надежды на лице, в несокрушимой уверенности, что за эту улыбку ей суждено счастье. Она всегда была очаровательной девочкой. Болезненной, но очаровательной. Цы окинул взглядом развалины вокруг и повернулся к малышке. Поцеловал ее теплое личико и взъерошил волосы, лихорадочно соображая, куда бы ее пристроить. Отыскал толстую ветку, похожую на лошадиную спину, и усадил сестренку сверху, сразу превратив ее в лихую наездницу. Привычно покашливая, девочка засмеялась. Цы улыбнулся ей в ответ, ощущая только неизбывную тоску. Снова посмотрел на развалины, потом опять на сестру.

Ближе к вечеру новый глава семьи раздобыл для сестры плошку горячего риса — заплатить пришлось вдвое. Сам он удовольствовался тем, что вылизал плошку и выпил глоток воды. Потом Цы устроил простецкий навес из веток; ветками же устелил он и ложе для девочки. Он объяснил ей: родители отправились в путешествие на Небеса, и теперь заботиться о ней будет он; Цы специально подчеркнул, что Третья должна его всегда слушаться и что скоро он выстроит новый большой дом с садом, полным цветов, и с деревянными качелями. А потом поцеловал сестру в лоб и подождал, пока она заснет.

Как только Третья закрыла глаза, Цы еще раз обыскал сундук, как будто — хотя сам уже из него все вынул — деньги могли чудесным образом спрятаться где-то внутри. В последних лучах заката он с горечью завершил поиски, перерыв все вокруг: заглядывал под циновки, камни, обломки досок и с наступлением темноты признал свое поражение. Не было сбережений, и красной шкатулки тоже не было. Наверное, их кто-то украл, подумал Цы. Перед ним встал неразрешимый вопрос: если батюшка за шесть лет трудов скопил только сто тысяч, как же теперь достать четыреста, которые требует Премудрый?

7

А наутро Цы проклинал духов воды. Проснулся он от холодных струй и тут же бросился спасать книги, которые отыскал в развалинах дома, — юноша надеялся их продать, как бы мало за них не дали. Как только те оказались в безопасности, Цы снова осмотрел диковинное собрание предметов, спасенных им из-под обломков: несколько отцовских книг, каменная подушечка, два железных котелка, обгоревшие шерстяные одеяла, кое-что из белья, два серпа с почерневшими рукоятками да зазубренная коса. На рынке за все про все он не выручил бы и двух тысяч монет — если кто-нибудь вообще согласился бы это купить. Еще у Цы был теперь мешок риса, мешок чая, склянка с солью и лекарство для Третьей, а еще драгоценная копченая свиная нога, которую матушка прикупила, чтобы угостить судью Фэна. Этих припасов должно было хватить на двоих до той поры, пока Цы не придумает, как жить дальше. Еще Цы отыскал четыреста монет и вексель на пять тысяч. В сумме, учитывая горелое дерево, которое можно было продать на дрова, все его имущество стоило чуть больше семи тысяч — примерно столько семейство из восьми человек могло заработать за два месяца. Долго он смотрел на опустошенный сундук, все спрашивая себя: куда же батюшка мог запрятать деньги?