Чиж: рожден, чтобы играть. Авторизованная биография
Шрифт:
Из записанного материала отобрали пять песен Чернецкого, три вещи Чижа («Отчизна», «Демонстрация», «Сенсимилья») и балладу Паши Михайленко «Ливень». На таком симбиозе трех очень разных авторов, дополняющих друг друга, строилась не только структура альбома, который решили назвать «Дезертиры любви», но, собственно, и вся стилистика группы. Ее название — «Разные люди» — после приезда Чижа оказалось верным на все сто. Прекрасный мелодист, отмечали критики, он привнес в саунд «РЛ» более мягкое звучание, которое в то же время «невероятно гармонично» сочеталось с хлесткими песнями Чернецкого и лирикой Михайленко. Поклонники группы отзывались об этом союзе более образно: «На концерт сходил — как контрастный душ принял!»
Однако харьковский самиздат встретил «Дезертиров» прохладно. Сергей Мясоедов, редактор журнала
«Широкого хождения», увы, не получилось. В Останкино харьковчанам сделали только копию треков на большой бобине. Вернувшись в Харьков, они давали переписывать эту катушку своим друзьям. Специально распространением альбома никто не занимался. Много позже по поводу «Дезертиров любви» Чиж с сожалением говорил: «Если бы он тогда вышел, это был бы удар для многих. Но мы не смогли его издать. Тогда — кому это надо было. Тем более — на Украине».
Сразу после записи «Дезертиров» Чиж заехал в Дзержинск. Формально ему надо было забрать кое-какие домашние вещи. На самом деле — сыграть 14 декабря в горьковском Политехе концерт в составе «Пол-ГПД». Это выступление было разогревом к акустическому выступлению лидера «Гражданской обороны» Егора Летова и его 23-летней подруги, «леди-панк» Янки Дягилевой («Уникальная девочка, — писали про нее, — Джоан Баэз, Дженис Джоплин и ранняя Жанна Бичевская в одном лице»).
— Когда Серега уезжал в Харьков, — рассказывает Женя Баринов, — мы договорились, что наша команда продолжает существовать. Как бы от случая к случаю. Чиж не сидел на двух стульях. Он верил, что нужен в Харькове, что приживется там. Скорее, он согласился, чтобы мы не закисли, чтобы нам хоть какую-то надежду оставить, уж если там чего-то не задастся.
Чиж с Бариновым сразу же столкнулись с непредвиденными трудностями. Для начала пришлось вытащить Майка Староверова из запоя.
— С утра пришли, он трясся весь, — рассказывает Баринов. — Приезжаем в Нижний на электричке, а там Полковник мается с бодуна!.. Мы с Майка глаз не спускали, чтоб он не опохмелился. Минут за десять до нашего выхода он ушел в туалет. Оттуда мы его уже вынесли — кто-то из фэнов ему там налил. В общем, когда мы вышли на сцену, трезвыми были только Чиж и я.
«Люди шли хлебать чистый рок, — писала об этом концерте горьковская “Ленсмена”. — Пели “за революцию”. Махали тряпками. Братались, стоя на креслах. Пили не только чистую воду. Всё было круто. В карету “скорой помощи” унесли худенького мальчика, потерявшего сознание (не от экстаза, я думаю), организаторы концерта уволокли со сцены девочку в невменяемом состоянии... Для меня же не было самого главного — рок-музыки, хотя слушать Летова и Янку очень интересно, Хрынова и Чигракова — тоже» [59] .
59
По поводу этой заметки в редакцию пришли разгневанные письма: «...даже если побесился немного народ, и то только на 1/4 части концерта — на Летове, а когда Чиграков с Полковником были и Янка, все сидели спокойно (как мне кажется, еще не ослепла). А лично к вам, дорогая редакция: вместо того чтобы печатать песни всяких “Ласковых маев”, Аллегровых и т. п., лучше б хоть одну песню Чижа (Чигракова) напечатали!.. г. Горький, Юлия Петраускайте».
Рецензент был, по правде говоря, великодушен: выступление «Пол-ГПД» откровенно провалилось. На первой же песне у Баринова полетела пружина на ножной педали.
— Янка сняла с волос резинку: «Поможет?» Нет, говорю, не поможет. Короче, кое-как отыграли. Причем Майк уже на второй песне перестал попадать по струнам...
Негативные эмоции хотелось утопить в алкоголе. Но выпить не удалось: вечером дзержинцы встретились на одной «хате» с Летовым и Янкой.
— До этого я видел Егора на его
питерском квартирнике, — говорит Чиж. — Не скажу, что я зафанател и тут же побежал переписывать пленки. Но я запал на него. Незаметно, но запал. Это шло вразрез тому, что тогда пели. Я впервые столкнулся с настоящим панк-роком. Я потому и не пил: мне было интересно его на трезвую голову послушать.По силе воздействия песни Летова сравнивали с пощечиной, со «стрессом, который всегда с тобой». Как и Чернецкий, он кричал о том, что болит. Разница была только в методе построения текстов: если Летов был ассоциативен, то Чернецкий — предельно конкретен, он указывал пальцем на то, что его беспокоит. Но в тот вечер Чиж обратил внимание на другое: лидер «Гражданской обороны» оказался шикарным мелодистом.
— Возьми любую песню Егора, поставь, и она сядет на мозги. Не зная текста, ты будешь ходить и напевать [60] . А это верный признак мелодизма. Не знаю, откуда у него это идет, но неслучайно его старший брат — классный саксофонист. А что касается драйва, Егор один выдавал его столько, что с лихвой хватило бы на целую панк-команду.
60
Много позже минская «Музыкальная газета» заметила, что единственные авторы, которых в XXI веке поют под гитару на лавочках, — это Чиж с Летовым.
Гитара всё время ходила по кругу, и Чиж ответил сибирякам своей лирикой. Несмотря на разность стилей, было ощущение, что и хозяева, и гости настроены на одну волну.
— Волна, наверное, была в том, — говорит Чиж, — что все мы писали — может быть, пафосно скажу — от души, от сердца. И было видно, когда Янка пела, что она всё это перестрадала, с кровью через жопу из себя выдрала. И у Егора такая же х**ня. И я «Ассоль» не написал с «хи-хи, ха-ха», как-то тоже всё пережил... И было неважно, что мы конкретно пели. Значение имело только то, что всё это было честно. Мы сидели и раскрывались друг перед другом, рассказывали свою жизнь.
Утром земляки вернулись в Дзержинск: Чижу надо было забрать в Харьков старенький телевизор. «Уже подходим к Серегиному дому, — вспоминает Баринов, — и он говорит: “Ну всё, мужики, это был наш последний концерт”. Тогда Полковник заплакал. Натурально заплакал». Но после провала в Политехе всем уже было понятно, что «Пол-ГПД» больше нет. Группа распалась окончательно.
Наступающий 1990-й был годом Белой Лошади. Встретить его «Разные люди» собрались сугубо мужской компанией, без женщин и гитар. Под бой курантов были подняты стаканы за то, чтобы «оседлать белого коня» (кто-то схохмил, что это означает «залезть на унитаз»).
Планы были действительно грандиозные. Парни верили, что найдут возможность выпустить «Дезертиров любви», что альбом «выстрелит», добавит группе известности, а, значит, вслед за этим начнутся большие концертные туры.
— К тому же мы видели, что Чиж хорошо вписался, — говорит Чернецкий, — и со мной, без меня — группа может существовать.
1990: «Тихий уголок»
Чего же нам еще хочется? Уж не музыки ли? Не знаю, как вам, а мне мало рифм «фашизм-коммунизм», «рок-глоток» и «палача-кумача». Или зря все это затевалось? Может, так и придется слушать «Цеппелин», «Кримсон» и «Секс Пистолс», не дождавшись появления подобных групп у нас в Харькове?..
Водки не пить! Песен не петь! Вести себя тихо!
Еще накануне Нового года Чиграковы перебрались в 2-комнатную квартиру Вадима Гарбуза, активиста харьковского рок-клуба. Сам он переехал к молодой жене, и жилье временно пустовало (это был 602-й микрорайон, рабочая окраина Харькова).
Одну из комнат занимал одноклассник хозяина — Саша Кубышкин по прозвищу Куб. Персонаж из рок-тусовки, он скрывался там из-за трений с родителями. Случалось, что целыми неделями у него в гостях «зависал» Сергей Кочерга (он же Коча), который имел схожие проблемы: когда жена в очередной раз выгоняла его из дому, он пережидал опалу у приятеля.