Чм66 или миллион лет после затмения солнца
Шрифт:
С Каспаковым в ту пору в командировки я еще не ездил. Но кое-что о нем мне и без того известно.
Хаки говорил: "Чокин полюбил Жаркена за любознательность".
"Заведующий лабораторией Каспаков без дела никого не дергал, в коллективе не выделял любимчиков, наушничество в любой форме пресекал. Его профессиональное мастерство складывается из дара выводить из потемок теорий и фактов самое главное, квинтэссенцию проблемы, из поразительной трудоспособности, из умения находить точные образы в науке. Обаяние его трудно передать словами.
Каспаков от души хохочет над тонкой шуткой, без апломба объясняет сотруднику, что что он забыл усвоить в вузе.
Бектас Ахметов. "Приложение сил". Из дневника младшего научного сотрудника. "Простор", 1983, N 11.
Разносторонность делает Каспакова человеком незаменимым. Перед поездкой в Скандинавию руководитель нашей группы поручил мне сделать фотогазету "Казахстан". Помогали студенты художественного училища у нас на работе. Жаркен посмотрел и забраковал оформление: "У вас получился киргизский орнамент. Казахский орнамент это стилизация бараньих рогов. У казахов рога не острые, немного скругленные…".
Каспаков начитан, музыкален, хорошо поет, неплохо играет в преферанс. Диссертацию он защитил по газотурбинным установкам, но когда Чокин предложил переключиться на общую энергетику, без раздумий согласился.
В общей энергетике много экономики. Экономисты в КазНИИ энергетики не в почете. Шафик Чокинович как-то обмолвился: "Хороший экономист это прежде всего хороший инженер". Выпускник МВТУ Каспаков хороший инженер и когда он навалился на экономику, общая энергетика задвинула чисто технические отрасли в институте на свое чисто инженерно-прикладное место. При Каспакове из институтских технарей общеэнергетическую размазанность открыто никто не вышучивал.
Моего отца он уважал: после войны Валера в Акмолинске помог будущей жене Каспакова с направлением на учебу в Москву. К матушке моей отношение Жаркена строго определенным не назовешь. Впрочем, кулинарные способности Ситка он не оставлял незамеченными и говорил:
"Лучше баурсаков, чем у Шакен я никогда не пробовал".
Что до меня, то Жаркен Каспакович справедливо считал, что в энергетике человек я случайный. При этом он соглашался с моей матушкой в том, что раз человек пришел в науку, то он должен защититься.
Он не раз говорил мне: "Надо работать. День и ночь, день и ночь!
Наука дама привередливая и расположение свое дарит только упорным и настойчивым".
Предупреждал меня он и о том, куда может завести пьянство.
– Я тоже пью. Но так, как ты, я рано не начинал… Пить мне можно, я человек на уровне, имею хороших друзей, чего-то достиг… А ты с каких мировых рекордов пьешь? Подумай.
Жаркен двоюродный брат Альмиры, жены Аблая Есентугелова. Дядя
Аблай в пятидесятых крепко зашибал. Завязал он с рождением Квазика и с тех пор бухарей на дух не переносил. Каспаков приходил к сестре и зять накатывался на него:
– Когда пить перестанешь?
Однажды с Жаркеном мы обсуждали Аблая и пришли к согласию:
"Есентугелов в душе хороший казакпай".
Казакпаем дядю Аблая мама не считала и любила рассказывать, как работает писатель.
– Пишет он ночами напролет, никого не замечает вокруг, днем гуляет один…
Мне нравится, – иногда я даже горд этим, – что знаменитый в республике писатель Аблай Есентугелов друг моих родителей.
В лаборатории плазменных процессов работает м.н.с. Лерик.
Незатейливый,
мужественного облика, парень запоем читает книги папиного земляка и удивляется: "Неужели это правда, что ты лично знаком с Есентугеловым?".– Правда.
– Даже не верится.
– Я тебя понимаю. Иногда мне и самому не верится.
Заставляя поверить в немыслимое, объясняю сей факт тем, что большому писателю необходимо общаться не только с себе подобными.
Творчество только тогда творчество, когда оно интересно. Другого критерия нет. Наш сосед Саток так не считает и говорит, что
Есентугелов излишне описателен и то, что его книги в дефиците объясняет невзыскательностью широкого читателя. Сосед уважает интеллектуальных литераторов. В связи с чем у меня родилось подозрение, что Саток жаждет избавиться от самобытности.
Про друга Сатка – Парымбетова мало что слышно. Кто такой Алан
Роб-Грийе до сих пор не знаю. Может он и хороший человек, но тот факт, что за ним след в след шагают апологеты из совхоза "Келес", делают немыслимым полюбопытствовать о биографии многопрофильного художника.
"Разочарования интеллигенции прежних и нынешних времен частенько случаются и от поиска ею тесной, неразрывной смычки с властью. Происходили и происходят, на первый взгляд, забавные, удивительные вещи. Хотел добавить, – еще и поучительные. Но…
Повторяющиеся из века в век, из года в год, одни и те же сюжеты, заданная драматичность и интрига, с заведомо предвиденным финалом которых оставляют в безнадежном убеждении о том, что если есть на самом деле что-то поучительного в этом мире, то только не прошлый, чужой опыт сомнений и ошибок, который и приводит в конечном итоге к бессмысленнности ожиданий и надежд творца в попытках соединить несоединимое.
Исконно разностное понимание жизни, ее целей, должны по логике коренных отличий во внутреннем содержании притязаний духа, разводить в противоположные по отношению друг к другу стороны, властителя и сочинителя. К несчастью, или к счастью, сермяжность человеческой наутры заключается в том, что человек подлинно далеко не есть то, что он себе представляет, не говоря уже о том, что пытается внушить, доказать окружающим. Сочинители тут не исключение.
У каждого из нас несть числа примеров, когда заявленные в произведениях творца декларации о непреклонности, об органическом неприятии сотрудничества с властью, не выдерживали испытания жизнью при первом же столкновении сочинителя с простой и суровой, как сама реальность, необходимостью выживать в мире, где добро исторически беспомощно перед изощренностью сил зла.
Пленительная сила воображения художника спасает его только на время, которое он отводит собственно творчеству. В жизни это самое воображение нередко толкает художника на самообман, что оборачивается обнаружением в себе абсолютной несостоятельности при проецировании выдуманных сюжетов на жесточайшие реальности бытия.
Любого человека не раз и не два посещает тягостное переживание от необходимости поступиться свободой духа ради сиюминутных, но жизненно необходимых, приобретений, смириться с неизбежным раздвоением личности. Потому, может это и благо, что творец сам не сознает, что духовная свобода кончается там, где начинается, пускай даже по велению души и сердца, потворство и угождение властям. И всякий раз испытав потрясение от вероломства, творец с неизъяснимым упорством и надежой, едва оправившись от удара судьбы, вновь спешит очутиться в плену иллюзий".