Чок-получок
Шрифт:
Костер запылал с новой силой.
– А сколько осталось патронов?
– спросил Сашка после дегустации.
– Шесть штук,- ответил Вадим.- Медведю еще вполне хватит.
– Шесть?
– Алка прервала разговор с Тоней.- Нас тоже шесть.
– Хочешь сказать, что можно сыграть в рулетку?
– Вадим сходил в палатку и натянул свитер.
– А что такое рулетка?
– Это, Аллочка, такая офицерская игра.
– Ой!
– Алка захлопала в ладоши.- Сыграем, Вадик, а? Ну, пожалуйста!
– Что ж... Я не прочь. Только в этой игре женщины не допускаются. И вообще, в ней могут
– Почему?
– Теперь уже моя жена заинтересовалась рулеткой.- Как она проходит, эта игра?
– В барабане браунинга семь патронов. Он крутится, как и любой барабан. Так вот, где-нибудь после пирушки остаются семь человек. Выбрасывают из барабана патроны... Но не все семь, а шесть. И пускают браунинг по кругу...
Обе они глядели на него, как зачарованные. Я впервые наблюдал такое откровенное проявле-ние женского любопытства.
– И что дальше?
– не поняла Алка.
– Ну, что,- Вадим отхлебнул из стакана.- Каждый по очереди приставляет дуло к виску и спускает курок. Кто-то из семи должен погибнуть.
– Ужас!
– Алка передернула плечиками.
– Не все ли равно, где погибнуть,- сказал Барс,- сейчас, скажем, на вечеринке или завтра в атаке?
– Мальчики, а вот вы бы сыграли в рулетку?
– Алка даже заподпрыгивала, сидя перед огнем на корточках.- Вот вы сейчас? Вот сейчас, сейчас?
Она обвела мужчин восторженным полусумасшедшим взглядом.
– Что ж...- Вадим прищурился и в упор посмотрел на меня.- Я бы, пожалуй, сыграл...
– А как, как, мальчики? У вас же нет ни барабана, ни браунинга!
– Очень просто,- Вадим взял берет с шестью заряженными патронами Барс! А ну разря-ди патроны!
– Как?
– Ну, так. Вытащи жаканы, а порох высыпь. У всех, кроме одного.
– Во-первых, Вадимчик, я не офицер... Во-вторых, не русский и тем более не царский. Я самый обыкновенный кандидат физико-математических наук с уклоном на кибернетику...
– Не хочешь помочь?
– Вадим спокойно взял патроны.- Ну, что ж, я могу и сам.
Он достал из кармана складной комбинированный нож, шилом выковырял пулю и войлочный пыж. Затем выплеснул порох из гильзы в костер, вставил пулю в пыж обратно.
Короткие нешумные вспышки пять раз ярко освещали взволнованное личико Алки. Я посмот-рел на Тоню: лицо ее было в тени. Сашка с ехидным видом крутил транзистор.
– Пожалуйста!
– Вадим посмотрел на меня.- Это шестой патрон. Я не разряжаю его. На вид он такой же, как все остальные. Но тяжелее на два грамма. Сможете вы отличить на ощупь разницу в два грамма?
– Нет.
– Я тоже не отношусь к таким феноменам.- Он бросил патрон в берет, где лежали осталь-ные.- Алка, тряси!
Алка несмело потрясла берет, патроны звякнули. Все молчали.
– Сделаем себе скидку, мы и впрямь не деникинцы,- продолжал Вадим.Женщины не допускаются к игре. Но остаются в игре их выстрелы. От этого вероятность сыграть в ящик значи-тельно уменьшается. Итак? Итак, что это? Реванш за двести пятьдесят тысяч? Я все еще не мог усечь, в шутку или всерьез говорил он все это! Его глаза, как мне показалось, блеснули насмешли-во. Он взял Сашкин "Бюхард" и дунул в левый чековый ствол.
– Бросьте,
мальчики...- Алка положила подбородок на собственные колени,- вы же... Вы трусы! Вы же не мужчины. Вы? Да вы никогда, никогда не сможете!Она вдруг истерически начала хохотать:
– Вы? Вы... и в рулетку?.. Боже мой, вы...
– Стоп, Алка!
– Вадим встал.- Стоп...
– И ты можешь? Сыграть? Ты?
– Она продолжала хохотать, катаясь на траве у палатки.
– Я не могу играть один! Понятно?
– Он схватил ее за шиворот.- Для игры нужно иметь партнеров!
Напрягая скулы, он медленно обвел нас взглядом и... потянулся к берету. Я почувствовал, как легкий холодок рождается во мне где-то около солнечного сплетения.
– Пожалуйста!
– Вадим протянул берет Барсу.
– Я - пас.- Борис Арсентьевич отвернулся и засвистел мелодию из "Кармен".
– А вы?
– Вадим обратился теперь к Голубеву.
– Я еще не достроил канализационный коллектор,- сказал Сашка.- К тому же играю только в шахматы.
– Ну... а вы?
– берет с торчащей вниз шишечкой качнулся и замер на уровне моих глаз.
Не поворачиваясь, я оглядел всех, кого можно было видеть.
Вадим смотрел на меня с высоты своего роста, Алка перестала смеяться. Барс, сдерживая улыбку, кусал губу, а Тоня, сидя на чурке и сцепив на коленях руки, не двигаясь, смотрела в огонь. Я молчал.
На какое-то время глаза ее изменились во мгле. Или это просто почудилось мне? Я медленно отвел берет с патронами в сторону от себя.
Вадим бросил берет в рюкзак и резко задернул шнурок. Потом повесил рюкзак на березу, сел, взял бутылку с виски и побулькал около своего уха:
– Выпьем? За современных мужчин...
Я посмотрел на Тоню. Опять, как и только что, мне почуялись странные изменения в ее глазах: то ли они сузились, то ли загорелись каким-то грустным, полным горечи и обиды огнем. Она посмотрела на часы, буднично вздохнула и встала:
– Уже первый час. Спокойной ночи.
– Тоня!
– Я не узнал своего голоса. Но она даже не оглянулась...
Когда по кругу пошла бутылка с виски, я, не прощаясь, ушел к реке. Джек побежал со мной. Странное состояние владело сейчас мной: я как бы разглядывал себя со стороны, подсмеивался, жалел, издевался и предостерегал, разбирая себя по косточкам.
Что же произошло?
Вадим искренне предложил сыграть в эту дикую и нелепую игру, вернее, его спровоцировала эта восторженная дурочка. Я видел, как он вскочил, когда она начала хохотать, слышал, как взвол-нованно задрожал его голос: "Я не могу играть один! Для этого нужны партнеры". А может, он был просто уверен в том, что все равно никто из нас не будет играть? Может быть, он и тут тоже играл, рассчитывая на нашу трусость? Допустим, Барса-то он знал до этого и мог вполне рассчи-тывать на то, что тот наверняка откажется. А дальше? Неужели он такой точный психолог, что сразу раскусил, что за человек Сашка? Я медленно подбирался к себе. Почему я отказался играть? Ведь я не был трусом. По крайней мере, я не считал себя трусом. Я хорошо помнил, что отказался играть совершенно спокойно, будучи уверенным в том, что в других обстоятельствах я никогда бы не отказался.