ЧОП «ЗАРЯ». Книга четвертая
Шрифт:
– Появится, —перебил святошу хриплый. – Уже появился. К бабе своей являлся, жути нагнал. Но он не буйный, Орден им не должен заинтересоваться.
– Добро, оттуда и начнем.
Я посторонился, пропуская гостей на выход. Проводил, так сказать, отметив, что в конце улицы осталась одна моторка, припаркованная под единственным неработающим фонарем. Закрыл дверь, повесив табличку «Закрыто», и пошел к нашим, расположившимся в гостиной.
– Это что за сказка про посыльного? – спросил Стеча. – Вы вообще знаете, кто это?
– Те, кто дает нам три тысячи, – отмахнулся Захар. – Один фобос, а по цене, как пять приличных заказов Ордена!
–
– Ну и что это меняет? – лениво протянула Банши.
– Только то, что теперь за этот чемодан спросят с нас, – усмехнулся Стеча, но потом погрустнел. – И не найти его, вариантов уже нет. Деньги-то вы взяли, провинциалы жадные. Хоть за расклад бы столичный спросили.
Не знаю, какой он ждал реакции от нас. Напугать хотел? Пристыдить? Задуматься о чем-то? Вспомнить прошлый опыт?
Но всем было не до этого. Захар пересчитывал деньги, Гидеон похрапывал в кресле, из которого его, скорее всего, и подняли заказчики. На столике рядом с ним стоял почти пустой графинчик, и какой-то особой реакции (и вообще хоть какой-то реакции) можно было уже не ждать.
– Матвей, когда выступаем? Ночь на дворе, – спросила Банши.
– Дело, вроде, не сложное, так что сейчас и поехали, – предложил я. – К утру управимся. Да и фобосы, глядишь, поактивнее сейчас. Столичный, ты с нами?
– А-а-а-а, нахрен! – махнул рукой Стеча. – Подстрахую, если что, но сам не полезу. Я нескольких подручных Клепы за решетку отправить помог, не любят они меня.
Выкатили «Буханку» из гаража, дали по газам, всполошив соседских собак, и помчали в темноту. Подозрительная моторка двинулась за нами на приличном отдалении, но и нам все было понятно, и они нас все равно не потеряют – дорога была пустая.
«Город засыпает, просыпается ЧОП… – Муха опять что-то выудил из моей памяти и запел – …посмотри на звезды, посмотри на это небо, взглядом…»
«Муха, тише, пока Харми нам малину не зашухарила, – послышался встревоженный голос Ларса, а потом тихое бормотание под призрачный нос – …Об это каменное сердце кхм подколодной…»
Не так я себе представлял наше первое дело. Но три куска – это как минимум два пулемета, ремонт наших спален и протекающей крыши, а также обновленный весенне-летний гардероб, напоминания про который стали сыпаться с подсвеченных фонарями витрин ночного города.
Мы выехали на проспект, обогнав несколько колясок с пьяно гудящими купцами. Догнали на светофоре моторку молодых мажоров, этаких гусарчиков, распивающих шампанское и горланящих песенные куплеты в открытые окна. С бутылками все – и водитель, и пассажиры, зажавшие между собой целый ящик с бутылками.
Периодически звучали призывы ехать к Яру – в тот самый ресторан, где нужно будет подстраховать Исаева. Ну, если там всегда такая публика, то страшно представить, что нас ожидает.
Соседи начали ржать, комментируя наш уазик, и демонстративно перегазовывать, приглашая погоняться. Эх! Москва, ночь, мажоры – ничего не меняется ни в одном из миров.
Я тоже поддал газу, взбрыкивая двигателем
и проверяя, не заскучал ли там дед. Отозвалось так, что мажоры вздрогнули и переглянулись. Я повторил, добавляя еще больше сомнения в их глазах.Помню, что многие деда бешеным считали, но это даже не Гордей, а «Гордедваген» какой-то в версии «Брабус эдишен» под капотом. Ладонь Стечи, которую он положил мне на плечо, моментально вспотела и соскользнула с куртки. Правильно, лучше за что-нибудь другое держаться.
Я посмотрел на чугунный электрический светофор, установленный в городе совсем недавно. На тощую лошадку, тянущую мимо нас телегу с дровами. Животина только-только поравнялась с нами и тряслась крупной дрожью, подскакивая во время рыков моторок. Косилась на меня из-под кожаной потертой шторы и как бы говорила: «Ну не надо, барин!»
Телега наконец пересекла дорогу. Над головой что-то щелкнуло, и будто с тяжелым вздохом (как старая фотовспышка) зажегся зеленый свет.
Моторка мажоров заревела. Пробуксовала по заснеженной брусчатке и, виляя задом, рванула вперед. Я даже не тронулся. Пожал плечами и не спеша повернул налево, краем глаза заметив, что в салоне у мажоров что-то рвануло.
Разом бахнуло несколько «выстрелов», спугнувших прохожих, а потом из открытых окон во все стороны брызнуло шампанское. Завизжали тормоза, моторку занесло и впечатало в столб. Мокрые, все в пузырьках и пене, мажоры, отплевываясь и матерясь вывалились наружу.
«Матвей, ну ты что? Если бы я шампусик не открыл, ушли бы балбесы», – хмыкнул Ларс.
Я не стал ворчать на фобоса за очередное самоуправство. Все-таки весело получилось. Бодаться с ними я все равно не собирался – деда проверил, убедился и достаточно.
Больше приключений на дороге не случилось.
Пьяный мужик, перегородивший дорогу, парочка робких студентов, торгующихся с девицей легкого поведения, и ждущие скорую помощь охотники, ликвидировавшие какую-то лохматую мелкую нечисть – все это пролетело отдельными отрывками. Неудобств доставил только пьяный: мы трижды пытались его объехать, а он лез обниматься с бампером. Пришлось Стече вылезти и настойчиво проводить его к ближайшей лавочке.
Сверились с выданным адресом – обычный деревенский дом, старый и бедный, на окраине криминально известного района, в который даже Орденские не любят захаживать, а стражу сюда порой неделями после вызова ждут.
Краска на резных наличниках облезла, забор подгнил и покосился. Сквозь корку грязного снега пробивались засохшие сорняки, а двор вокруг дома был завален всевозможным мусором: от ржавых бочек до сломанной мебели. И только вдоль одной стены организованно росли кусты малины, гнущиеся под тяжестью растаявших за день и опять замерзших ночью сосулек.
«…и на луну не голоси, а лучше вспомни ту малину», – вернулось тихое пение, но уже на два голоса: от Ларса и Мухи.
К крыльцу вела протоптанная тропинка со втоптанными в грязь бычками и желтыми неровными лунками вдоль краев. С одной стороны, какой-то «снайпер» даже умудрился вывести свое отношение к этой жизни. И пусть силенок хватило только на две первые буквы, зато сразу было понятно, что приехали мы не в дом высокой культуры и быта.
В окне горел свет, звенели стопарики и матерком хрипели мужчины, поверх женского пения – что-то грустно-тоскливое из плейлиста с русским блатным романсом. Пела женщина хорошо, уж точно лучше, чем мои фобосы.