Чпр 3

Перед ним расступались все, словно его сила шла впереди него, расчищая дорогу. Мне полагалось идти рядом с ним, выслушивать приветствия от той, с кем я работала — пусть и совсем недолго. А ведь я здесь работала, и у меня даже голова закружилась, когда я шла сквозь знакомый холл, знакомыми коридорами. К счастью, рядом со мной шел Ландерстерг и его сила, и все внимание было приковано к нему, а я была всего лишь тенью. Кого там интересует Фиона Лэндор-Дэйс, ассистентка, которая идет рядом. В классическом черном деловом костюме, под которым белая блузка с высоким воротничком. Черные туфли на шпильке, идеальная укладка короткой стрижки — выпрямленные волосы чуть ниже плеч.

Такой идеальный образец фервернского секретаря при идеальном боссе.

Я не особо вслушивалась в разговоры Ландерстерга, а в лифте вообще начала считать этажи. Дальше был коридор, знакомая, невыносимо-знакомая приемная, а после…

— Не думал, что ты теперь везде водишь с собой секретаря. — Холодный голос Вайдхэна ввинтился в сознание, когда Ландерстерг пропустил меня вперед, в знакомый до одури кабинет.

— Эта женщина гораздо больше, чем секретарь. — Ландерстерг закрыл за собой дверь, и только после этого кивнул мне.

Прямой, словно она была в гипсе, негнущейся рукой, я сняла очки. И, словно в меня действительно вошла часть сила правящего Ферверном, холодно посмотрела на Вайдхэна. Чтобы спустя мгновение сквозь короткое недоумение в его глазах увидеть колючее, жесткое узнавание.

Тяжелую, черную ненависть.

— Назови мне хотя бы одну причину не вызвать охрану прямо сейчас, — он обращается не ко мне, он обращается к Ландерстергу.

Но отвечаю я:

— Наши дети, — и возвращаю ему такой же колючий тяжелый взгляд.

Пусть не думает, что я пришла к нему выпрашивать высочайшего снисхождения. Я здесь на правах матери, и я, будем честны, имею на Роа и Риа гораздо больше прав, чем этот свежеопределившийся папочка. Который хотел отправить их на аборт.

Как ни странно, это срабатывает, потому что охрану Вайдхэн не вызывает. Смотрит, правда, снова не на меня, а на Ландерстерга, в упор, и интересуется в свойственном ему тоне:

— Как ты себе представляешь этот разговор?

— Этот разговор представляю я. — Хочется ему говорить через Ландерстерга, будем говорить. Ну, по крайней мере, пока мы втроем. Потом Вайдхэну придется открывать рот и выдавать слова лично мне, а не в долг через десятых лиц, но пока сойдет и так. — Пока мы будем разговаривать в твоем специальном защищенном бункере, ферн Ландерстерг побудет здесь. Таким образом никто не узнает о том, что здесь происходит, но если ты попытаешься меня выставить…

Я сжимаю зубы.

— Весь мир узнает о том, что ты хотел отправить меня на аборт.

Вот дерьмо! Кажется, я сказала об этом раньше, чем собиралась, по крайней мере, у Ландерстерга вытягивается лицо — сначала вытягивается, потом становится каменным. Что касается Вайдхэна, оно и не переставало таким быть, но сейчас внутренний скульптор еще поработал над звериной частью. У него даже зрачки вытягиваются в острия, в вертикаль, была бы возможность, он бы воткнул мне что-то похожее в сердце. Сейчас же просто коротко произносит:

— За мной.

— Ты пропустил слово «следуй», — я понимаю, что этого дракона дергать за хвост не стоит, но меня уже понесло, и остановить смогут, пожалуй, только парочка ударов с правой по этой самоуверенной непробиваемой физиономии.

Но я же девочка. Я не дерусь. Особенно в присутствии посторонних, поэтому просто иду за ним, в тот самый кабинет, который он мне показывал, когда я работала у него секретарем. Здесь ничего не изменилось, совершенно, это все та же «комната отдыха», запасное рабочее место для того, кто привык всегда и во всем себя контролировать и ограждать ото всех случайностей.

Стоит мне оказаться внутри, щелкает замок, коротко урчит панель блокировки, и мы оказываемся лицом к лицу.

— Верни мне моих детей, — четко, проговаривая каждое слово, произношу я.

— Твоих детей? — шипит он не как глубоководный, а как оголодавший и отравившийся собственным ядом пустынник.

— Они мои. Ты от них отказался. Когда сообщил, что я должна буду сделать аборт, и что беременность в твои планы не входит.

— Ты. Не имела. Права. Их увозить, — выплевывает он.

— Правда? Нужно было остаться, чтобы их из меня вытряхнули? Твои дети прятались от тебя, Вайдхэн! — с трудом сдерживаясь, говорю я ему в лицо. — Они даже на УЗИ, на анализах не показывались, чтобы ты о них не узнал! Или ты думаешь, все это тоже сделала я?! Специально подкупила всю твою бравую команду врачей, а заодно и вальцгардов?! Это сделали они! Роа и Риа! Они знать тебя не знают, и не хотят, и не захотят, пока ты будешь вести себя так! Ты же просто забрал их. А они не игрушки! Они живые! У них бьются крохотные любящие сердечки, у них есть чувства!

— О моем сердце и моих чувствах ты не подумала, — он усмехается. — Когда продавалась Халлорану и его марионетке.

Вот теперь мне правда хочется ему врезать. Хотя почему теперь, мне хочется ему врезать уже давно.

— Я никому не продавалась, — цежу я. — Я увезла их, чтобы спасти. Чтобы защитить. Как в свое время защитила Ларрета от Карида.

— Твой Ларрет остался с тобой только благодаря мне. — Между нами расстояние в метр, но ощущение такое, что все это пространство заполнено молниями, и они бьют, бьют, бьют безостановочно. Кажется, стоит мне сделать шаг, и в меня ударит разряд, от которого я уже не смогу оправиться.

— И я, кажется, поблагодарила тебя за это.

— Кажется? Да, ты поблагодарила. Благодарить ты умеешь, Аврора. Как ты поблагодарила Халлорана за убежище?

Я все-таки замахиваюсь, но, разумеется, ударить не успеваю. Мою ладонь перехватывают, запястье сдавливает стальным браслетом сильных мужских пальцев.

— Верни мне моих детей! — теперь мне уже плевать на молнии и на разряды, я шиплю на него, готовая вцепиться ему в лицо второй, свободной рукой, на которой вспыхивает узор. Я это чувствую, потому что кожа словно начинает плавиться, словно по всем его ответвлениям, росточкам бежит магма, раскаленное пламя.

— У меня к тебе встречное предложение: ты сейчас просто спокойно выйдешь из этого кабинета и исчезнешь вместе с Ландерстергом. Навсегда. Не окажешься под следствием за проникновение на территорию страны под фальшивыми документами, и Ферверну не придется давать официальные показания на совете Мирового сообщества.

— Я тебя ненавижу, — выдыхаю я. — Чтоб ты сдох, Вайдхэн!

— К сожалению для тебя, глубоководные живут очень долго, — он усмехается, а потом отталкивает меня. Разжав пальцы, каким-то диким, звериным импульсом, почувствовав который мне по-животному хочется пригнуться к полу, признать его власть. Вместо этого я отвечаю, неосознанно, чуть ли не с рычанием выдыхаю, бросаясь на него. С пальцев срывается черное пламя, ударяется о его, сплетается воедино. Руку словно окунают в кипяток, а потом…