Чрезвычайные происшествия на советском флоте

В трагедии К-56 виновными были объявлены все — и живые, и мёртвые. Так было проще. Так было привычнее… Эта подловатая практика недавних времён не смогла, однако, затемнить имена героев.

Известно, что в любой беде люди ведут себя по-разному. Как вели себя в свои последние минуты те, кто навсегда остался во втором отсеке, не видел никто. Никто, кроме водолазов-спасателей, которые проникли в затопленный отсек, когда ракетная атомарина выбросилась на мель.

— Капитана 2-го ранга Пшеничного, — рассказывали они, — мы сняли с рычага кремальеры. Рядом, у переборочной двери в третий отсек, поток воды забил в шхеру тело капитана 1-го ранга Сучкова. Лица обоих были в синяках и кровоподтёках…

Отдав команду о начале борьбы за живучесть по трансляции, Ленислав Филиппович Сучков бросился вместе с инженером-механиком Пшеничным перекрывать лаз в третий отсек, куда уже успели перескочить девять человек. В их числе и замполит, который обязан был находиться в аварийном отсеке и, как велит Корабельный устав, «принимать все меры по поддержанию высокого политико-морального состояния личного состава, мобилизовывать его на энергичные и инициативные действия по борьбе с аварией». Всем этим пришлось заниматься Сучкову и Пшеничному. Оба прекрасно понимали, что если продолжится паническое бегство в третий отсек, то затопит и его. А это верная гибель всего корабля и двух экипажей. На дно уйдут полтораста человек, не говоря уже о ядерном реакторе и ракетах с атомными боеголовками. Но именно в этот, пока ещё сухой, отсек рвались обезумевшие от смертного ужаса матросы-новобранцы. Инстинкт самосохранения утраивает силы. Молодые крепкие парни пытались отшвырнуть тех, кто встал на пути к их спасению. Они не разбирали ни званий, ни должностей — молотили кулаками направо и налево. Пшеничный держал рычаг запора, навалившись на него всем телом, а Сучков отбивался от нападавших. Схватка была недолгой. Ядовитый хлор, поднимавшийся из аккумуляторной ямы, сделал своё дело быстро. Потом паталогоанатомы установят, ни у кого из двадцати семи погибших воды в лёгких не было. Всех умертвил газ до того, как море заполнило трёхпалубный отсек. Но ни хлор, ни вода, ни смерть не смогли помешать офицерам выполнить свой последний долг. Капитан 2-го ранга инженер Пшеничный погиб с рычагом кремальеры в закостеневших руках, как погибали в бою солдаты, не выпустив оружия. Кто-кто, а уж он-то ни в чём не был повинен. Его забота — ход и живучесть корабля. И он был верен до конца РБЖ, воинской присяге и офицерской чести, этот мех-трудяга в измасленных погонах. Уж ему-то светило как минимум Боевое Красное Знамя посмертно, а мы сегодня, увы, не знаем даже его имени. Точно так же погиб, перекрыв дверь в первый отсек, капитан 1-го ранга А. Логинов, офицер из Ракетного управления Тихоокеанского флота.

Что бы там ни говорили о капитане 1-го ранга Сучкове, если взглянуть на его судьбу не формально, то свои служебные упущения он многократно перекрыл своим жертвенным подвигом. Легко понять его по-человечески: самое трудное дело — ракетная стрельба — позади, отстрелялись успешно, это стоило немало нервов, теперь до прихода в базу можно заслуженно отдохнуть, а не торчать на мостике, где и без того два опытнейших командира плюс без пяти минут ещё один старпом. Обстановка вполне позволяла ему спуститься в жилой отсек — ни штормов, ни узкостей, ни сложных расхождений. Кто бы на его месте не прилёг в каюте? А вот кто бы ещё поступил так, как он в роковую минуту — это вопрос. Мог бы успеть перескочить в сухой отсек, кто бы остановил его, старшего на борту? Останавливал же он, капитан 1-го ранга Сучков, перекрыв путь панике, ядовитому газу, топящей воде. В эти минуты он, сорокачетырехлетний мужчина, поседел как древний старец. Хлор окрасил седину в розовый цвет. Его так и хоронили — розововолосым.

Оба его сына — Владимир и Сергей — не убоялись стать подводниками, несмотря на мученическую гибель отца. Оба вышли в командиры атомных подводных ракетоносцев. Контр-адмирал Владимир Сучков командовал даже дивизией «стратегов» — самых мощных атомарин из семейства «тайфунов». Братья Сучковы не раз водили свои грозные корабли в океан. Морская фортуна благоволила к ним. Может быть, потому, что отец отвёл от них самый страшный удар судьбы, приняв его на себя?

СПИСОК

Погибших на гвардейской атомной подводной лодке К-56 14 июня 1973 г.

1. Капитан 1-го ранга СУЧКОВ Ленислав Филиппович

2. Капитан 2-го ранга инженер ПШЕНИЧНЫЙ Леонид Матвеевич

3. Капитан 3-го ранга ДРЮКОВ Пётр Алексеевич

4. Капитан 3-го ранга ЯКУС Владислав Алексеевич

5. Капитан-лейтенант КЛИМЕНТЬЕВ Валерий Семёнович

6. Капитан-лейтенант ПЕНЬКОВ Александр Фёдорович

7. Капитан-лейтенант ЦВЕТКОВ Сергей Николаевич

8. Капитан медицинской службы КЛИМАШЕВСКИЙ Иван

9. Старший лейтенант ЛЮДВИКОВ Валерий Афанасьевич

10. Старший лейтенант МАРКОВ Анатолий Васильевич

11. Лейтенант АБРАМОВ Анатолий Филиппович

12. Мичман ВАХРУШЕВ Борис Михайлович

13. Мичман ГОРЮНОВ Николай Тихонович

14. Мичман ДОНСКИХ Виктор Михеевич

15. Мичман САМОХВАЛОВ Валерий Николаевич

16. Мичман СЕМЁНЫЧЕВ Павел Васильевич

17. Главный старшина ЛЫСЕНКОВ Александр Сергеевич

18. Старшина 1-й статьи ЧМИР Владимир Сергеевич

19. Матрос АХМАДЕЕВ Саламьян Занулович

20. Матрос СЕДЫХ Владимир Алексеевич

21. Капитан 1-го ранга А. ЛОГИНОВ

НЕ УСТАНОВЛЕНЫ

22. Офицер

23. Офицер

24. Офицер

25. Офицер

26. Офицер

27. Матрос

28. Специалист научно-производственного объединения из г. Свердловска.

Глава третья НЕ ИСКУШАЙ СУДЬБУ СОМНЕНЬЕМ

Кто в море не ходил, тот Богу не молился.

Старинная пословица

Об этом корабле судачили бы до скончания века, как о советском подводном «Титанике» или как об ещё одной мрачной загадке океана шутка ли, бесследно исчезла огромная атомная подводная лодка с шестнадцатью баллистическими ракетами на борту, а главное, со 130 живыми душами в отсеках? И имя командира капитана 1-го ранга Виктора Журавлёва, как и имена всех его соплавателей, окутал бы мистический флёр вечных молчальников. И рождались бы мифы и легенды об их безвестном исчезновении в пучине Северной Атлантики… По счастью, они остались живы и теперь — по истечении всех сроков секретности — сами могут рассказать о том, что с ними стряслось, и, смею заметить, это впечатляет не меньше иной крутой фантазии.

Итак, 13 (!) сентября 1983 года тяжёлый атомный подводный крейсер стратегического назначения К-279 раздвигал могучим лбом океанские воды, спрессованные 250-метровой толщей. Большая глубина обжимает не только сталь прочного корпуса, но и весьма напрягает душу. Вроде бы всё нормально в отсеках, реакторы работают в заданном режиме, турбины выдают положенные обороты, гребные винты исправно вспарывают и отбрасывают стылую воду тугими струями, но ухо сторожко ловит каждый «нештатный» звук: не вырвало ли где сальник, не лопнул ли где трубопровод забортной арматуры? Да мало ли что ещё может случиться на такой глубине? Тут любая поломка может стоить жизни всему экипажу. Как назло, ещё и мысли чёрные лезут про злосчастную американскую атомарину «Трешер», которая примерно в этом же районе и на такой же глубине вдруг канула в двухкилометровую впадину Уилкинса и лежит там вот уже двадцатый год. А всё потому, что лопнул плохо сваренный трубопровод, и подводная лодка была в мгновение ока затоплена и смята чудовищным давлением пучины. Никто из 129 человек на борту и ахнуть не успел — гидравлический удар вмял сферические переборки одна в другую, как стопку алюминиевых мисок… Все эти леденящие кровь подробности услужливая не к месту память выдаёт при первом же взгляде на глубиномер.

Конечно же, можно было бы идти и на ста метрах и на пятидесяти, откуда шансов спастись и всплыть куда больше, но дело в том, что на таких глубинах резко возрастал риск наткнуться на айсберг. А в этой части Атлантики их было, по выражению штурмана, как пшена на лопате.

— Но ведь вы же могли включить гидролокатор в режиме миноискания, — заметил я тогдашнему дублёру командира К-279 капитану 1-го ранга Владимиру Фурсову. — И тогда вся подводная обстановка открылась бы как на ладони?

— В том-то и штука, что мы должны были соблюдать полную скрытность. А звуковые импульсы гидролокатора легко засекаются противолодочными кораблями. Шла Холодная война, и мы должны были крейсировать как можно ближе к берегам Америки. То были «адекватные меры», которые Брежнев принял в ответ на размещение американских «першингов» в Европе. Мы таким образом тоже сокращали подлётное время своих ракет.

— То есть вы шли совершенно вслепую? Как если бы автомобиль пробирался сквозь ночной лес, опасаясь включать не только фары, но и подфарники?

— Точно так. Шли, можно сказать, на слух… Дело в том, что небольшие айсберги наши акустики слышали в обычном режиме шумопеленгования. Океанские волны заплёскивали на глыбы льда, вода стекала с них ручьями, и по этому журчанию при достаточной изощрённости слуха можно было взять пеленг на опасного соседа. Большие же — столовые — айсберги оставались неслышимыми. О них-то и зашёл разговор в кают-компании во время ужина. Кто-то вычитал в «Наставлении по плаванию в Арктике», что осадка плавучих ледяных гор может достигать пятисот метров. Разгорелись споры. Автора «Наставления» подняли на смех. Мы считали, что глубина в 250 метров вполне безопасна для того, чтобы разминуться с айсбергами по вертикали. Потом кто-то вспомнил, что в этих местах погиб легендарный «Титаник»… В общем, ужин закончился обычной флотской травлей, и я отправился в жилой отсек в свою каюту. Сел на диванчик, взял в руки книгу… До сих пор помню, что это была парусная эпопея супругов Папазовых. Где-то играла гитара, и кто-то пел: