Чрезвычайные происшествия на советском флоте

Деятельностью береговых технических баз должно было руководить техническое управление ТОФ, в состав которого входил специальный отдел, в котором получали деньги более десятка офицеров-физиков. Но надо было избавиться от береговой технической базы, от больших неприятностей, с ней связанных; ведь надо будет отвечать за бездеятельность, за преступную беспечность и равнодушие. Инициатором передачи базы на ТОФ был, как ни странно, начальник Главного технического управления ВМФ СССР адмирал Новиков. При приеме базы в состав 4-й флотилии составили акт технического состояния, командующему флотом адмиралу Сидорову я лично доложил, что база в аварийном состоянии и что в составе штаба флотилии нет специалистов-физиков для контроля за деятельностью базы и особенно за организацией проведения операции № 1.

Такова предыстория чажминского взрыва….

Надеюсь, что людям, причастным к флотской службе, понятно, кто главный виновник этой катастрофы… Тем не менее я получил НСС (неполное служебное соответствие) от Главнокомандующего ВМФ, а от партийной комиссии ТОФ строгий выговор с занесением в учетную карточку.

Еще два года работы на полную самоотдачу и обращение к Богу помочь, немного удачи. Бог помог. Два этих года были результативными и удачливыми. Я снял неполное служебное соответствие и партийное взыскание, получил очередное воинское звание – вице-адмирала. К сожалению, сегодня я не боец, а инвалид 2-й группы, бессрочно, как некоторые молодые говорят и пишут – ушедший в пенсионное небытие.

Тихоокеанский «Чернобыль» был скрыт от общественности СССР, и о нем не узнала планета. Материалы расследования были спрятаны в архив Главного технического управления ВМФ… А командующий ТОФ адмирал В. Сидоров даже не спросил с начальника технического управления ТОФ адмирала Горбареца, почему ни он, ни офицеры отдела по ремонту и перезарядке активных зон реакторов не были при перегрузочной операции ни 9 августа, ни 10-го? Почему такие принципиально важные и опасные работы остались без руководства технического управления ТОФ?

15 сентября, когда комиссия закончила работу по определению причин аварии, я случайно услышал разговор между офицерами отдела технического управления ТОФ. Один офицер говорил другому:

– Как хорошо, что мы вовремя столкнули береговую базу на Храмцова, теперь он ответит, а мы будем в стороне. Нам повезло!

Но не повезло тысячам военных ликвидаторов, рабочим завода, нахватавшихся лучевых «доз».

Какова же радиационная обстановка в акватории бухты Чажма и на территории завода сегодня? Радиационное загрязнение там, как утверждают экологи, по-прежнему неблагополучное. Часть рабочих, служащих завода, жителей поселка уехали на Большую землю. Но большинству ехать некуда, они остались жить на «грязной» территории. Эти люди в первую очередь заслуживают внимания со стороны государства и они, конечно же, должны получать компенсацию за утраченное здоровье по закону, принятому после чернобыльской трагедии, где говорится о «социальной защите граждан, подвергшихся воздействию радиации вследствие катастрофы на ЧАЭС». Решение Правительства РФ по этому вопросу должно подготовить Министерство судоремонтной промышленности. Вот только готово ли оно? Вот в чем вопрос.

И в чажминской и в чернобыльской катастрофах причина была одна и та же – высококвалифицированные специалисты нарушили инструкции, потому что уже свыклись с атомом, считали, что с ним можно обращаться на «ты». Но любое нарушение инструкции – это уже критическая ситуация, а значит, непредвиденная случайность может стать роковой. Так оно и было в обеих катастрофах. Если бы после катастрофы в Чажме были правдивые доклады, вплоть до Генерального секретаря ЦК КПСС, Председателя Правительства СССР или хотя бы довели правду до министра обороны СССР! Уверен, что тогда были бы приняты организационные меры, в том числе созданы комиссии по проверке всех ядерных объектов СССР, проверке компетентности, технической культуры персонала таких объектов. Тогда бы на Чернобыльской АЭС были бы сделаны выводы из катастрофы в Чажме. И, возможно, тогда бы не пришел черный для планеты день – 26 апреля 1986 года.

Пожары в подводном положении

Глава первая Море пожаров

Так подводники прозвали Норвежское море, где наши субмарины горели чаще всего. Впрочем, точной статистики на этот счет нет, но по меньшей мере два пожара – на атомной подводной лодке К-3 в 1967 году и на атомной подводной лодке К-278 («Комсомолец») в 1989-м – вошли в мартиролог подводного флота как самые страшные…

1. Бутылка разбилась, но треснуло зеркало…

Атомная подводная лодка К-3… Она была первая… За это ее любили, за это ею гордились. Первая атомная подводная лодка СССР – К-3, или «Ленинский комсомол». Первый поход подо льды Арктики, первое всплытие на Северном полюсе… Ее называли «Авророй атомного флота». «Авророй» – в смысле зари, предвестницы новой эры. Ее изображали на почтовых марках и значках, ее фотографии не сходили с обложек журналов. Но мирская слава проходит быстро – что у людей, что у кораблей…

Еще только-только освоили ядерный реактор на суше, но уже дерзновенные головы то ли великих новаторов, то ли великих авантюристов предлагали поставить атомный «котел» на подводную лодку и нырнуть с ним под арктические льды. Первыми это сделали американцы. Вторыми – мы. Несмотря на вторичность достижения, мы, как всегда, пошли своим путем и добыли на нем немало приоритетов. Впервые в облике субмарины появились китообразные формы, за что подлодки проекта 627А получили свое родовое имя «кит». «Киты» благодаря рациональным обводам значительно превышали подводную скорость американского «Наутилуса». Отец советской ядерной энергетики – академик А. Александров – писал главному конструктору первого советского атомохода – Владимиру Николаевичу Перегудову: «Ваше имя войдет в историю техники нашей Родины как имя человека, совершившего крупнейший технический переворот в кораблестроении, по значению такой же, как переход от парусных кораблей к паровым».

Первый атомоход строила вся страна, хотя большинство участников этого небывалого дела и не подозревало о своей причастности к уникальному проекту. В Москве разработали новую сталь, позволявшую лодке погружаться на немыслимую для того времени глубину – 300 метров; реакторы построили в Горьком, паротурбинные установки дал ленинградский Кировский завод, архитектуру К-3 отрабатывали в ЦАГИ… Всего 350 НИИ, КБ и заводов «по кирпичикам» соорудили чудо-корабль. Первым его командиром стал капитан 1-го ранга Леонид Гаврилович Осипенко. Если бы не режим секретности, его имя прогремело бы на всю страну, как и имя Юрия Гагарина. Ведь Осипенко провел испытания по-настоящему первого «гидрокосмического корабля», который мог уходить в океан на целых три месяца лишь с одним всплытием – в конце похода. Ее нарекли К-3, быть может, в честь знаменитой «тройки», воспетой Гоголем. «Эх, тройка, птица-тройка…» Во всяком случае, моряки звали ее меж собой «тройкой». Атомной «тройке» предстояли воистину сказочные дела, например, примчать экипаж на Северный полюс…

Осипенко вспоминал: «При спуске лодке, как заведено, было шампанское. Однако соблюсти традицию оказалось непросто. Ведь нос лодки представлял собой сферу, обтянутую резиной, и единственным местом, о которое могла разбиться бутылка, было ограждение горизонтальных рулей. Моряки – народ суеверный. Если не разобьется шампанское в момент спуска, то все, кому придется плавать на лодке, будут поневоле вспоминать об этом в критические моменты… Тут кто-то кстати припомнил, что хорошо, когда шампанское о борт разбивает женщина. Молодая сотрудница конструкторского бюро уверенно взяла бутылку за горлышко, размахнулась и… Бутылка точно приземлилась на металлическое ограждение. Брызнула пена, и все облегченно перевели дух. В это же время Борис Акулов (инженер-механик К-3) разбил бутылку шампанского в реакторном отсеке. Он это сделал мастерски – матросы потом два дня собирали осколки».

Однако зловещий знак отметил первое глубоководное погружение К-3, когда в кают-компании треснуло зеркало. Дурная примета оправдалась не сразу, но уж так, что хуже некуда… Но об этом чуть позже.

Создание атомного подводного флота шло параллельно с развитием космического комплекса, и потому все «космические» сравнения тут совершенно правомерны. «Попасть в число первых офицеров атомохода было почти так же престижно, как несколько лет спустя быть зачисленным в отряд космонавтов», – утверждает второй командир К-3 Лев Жильцов. Первый экипаж атомохода был создан раньше отряда космонавтов. Да и первый выход в море атомохода состоялся раньше запуска искусственного спутника Земли почти на два месяца. Но если вывод на космическую орбиту спутника имел оглушительный успех, то выход в морские глубины корабля с «атомным сердцем» замалчивался до поры в режиме особо важной тайны.

Американцы были в шоке от того, что главный противник в Холодной войне – СССР – первым прорвался в космос. Надо было отвлечь внимание мировой общественности от полета советского спутника, и тогда в том же 1957 году Пентагон направил атомную подводную лодку «Наутилус» на Северный полюс. Как откровенно выразился французский адмирал Лепотье, сделано это было «для того, чтобы спасти лицо американской науки и техники». Высадка людей на макушке планеты из-подо льда приравнивалась к высадке астронавтов на Луне. Вызов был брошен. И командиру К-3 Льву Жильцову была поставлена задача – доказать, что и нам подобное по плечу. К тому времени – к лету 1962 года – К-3 была вовсе не единственной атомариной в советском ВМФ. Под лед на полюс могли пойти и другие, более новые корабли, тогда как «тройка» была уже порядком изношена – ведь на ней как на головном образце отрабатывались предельные режимы работы всех устройств и прежде всего – реактора, парогонераторов, турбин. На парогенераторной системе «буквально не было живого места, – удивлялся потом Жильцов, – сотни отрезанных, переваренных и заглушенных трубок… Удельная радиоактивность первого контура была в тысячи раз выше, чем на серийных лодках… Почему же, зная о почти аварийном состоянии нашей лодки, при решении вопроса государственной важности о походе на полюс, призванном заявить на весь мир о том, что наша страна осуществляет контроль над полярными владениями, остановились все же на К-3? Ответ, может быть, странный для иностранцев, совершенно очевиден для русских. Выбирая между техникой и людьми, мы всего больше полагались на последних».