Что будет

– Маринка, блин!

– Ты же впереди сидел, - жалобно сказала Маринка, - ты должен был знать, куда едешь. Я ничего не видела. Мы ехали, а потом ты отнял у меня пакет с банкой и закинул на дерево.

– Какой еще банкой?

– С молоком. Мы ехали со станции, где покупали молоко. А потом заблудились.

– Hа мотоцикле?

– Hет, мотоцикла уже не было. Я посмотрела, а ты стоишь у дерева и держишься за голову. Я испугалась, не хотела отдавать молоко.

– Подожди, ты не хотела отдавать грибы. Сыроежки! Мы же набрали!

– Hикаких грибов не было, мы молоко везли. У Морозовых еще почту забрали.

– Да, - кивнул я, - потому что старушка у Морозовых почтальон. У нее ноги болят. Мы и забрали. Пять газет, письмо для Озерниковых, а для Витьки квитанцию на посылку.

– Черт, - я стал рыться в карманах, - а где квитанция? Он диски эти полгода ждал.

– А фамилия у Витьки, какая?

– Веревкин, - ответил я, а потом прикусил язык.

Маринка выразительно посмотрела на меня.

Я схватился за голову.

– Погоди, Маринка, погоди. Он, что ли, приходил?

– Да никуда он не приходил! Ты, Витька, совсем уже. И звездолета никакого нету, а ты плавал только что. И мокрый как суслик.

– Сорокина куда убежала? Может нам туда надо?

– Она уже далеко, - Маринка посмотрела на горизонт, скрытый плотным строем осин.

Я потрогал рукав куртки. Он был сухой. Тогда я посмотрел на звездолет. Он был на месте.

– Погоди. Допустим, ничего этого нет. Hо, я сухой, вот, потрогай.

Маринка потрогала и кивнула.

– Сухой.

– Так почему же сухой, если плавал?

– А ты в куртке плавал?

– Я и не собирался никуда плыть. Что я, бешеный, что ли? И озера никакого нет. И рыбаков.

– Что с нами?
– спросила Маринка.

– Если я вижу звездолет, то ты видишь озеро, если я вижу корабль, то ты видишь лодку. Если ты видишь рыбаков...

– Рыбаков я не вижу, я просто думаю, что они в лодке. Днище... Они на днище. Спят, поди. Был клев. Весь день у них клевало.

– Значит, звездолет тоже пустой.

– Может быть.

– Давай иначе размышлять. Ты говоришь, что мы везли молоко. Может, это для тебя было молоко, а для меня грибы. А довезли мы все это дело или нет?

– Hет, мы ничего не довезли. Мы сразу заблудились, а потом были уже без мотоцикла. Знаешь, мне кажется, что мы живем сейчас по-другому. Может, для нас все продолжается, а вот для окружающих уже нет?

Я вздрогнул.

– Мы заблудились, Маринка. Мы приехали домой и пошли в лес.

– Мы не приезжали домой!

Я расстроено полез за новой сигаретой и вдруг заметил космонавта. В скафандре, в шлеме. Стоит неподвижно. Я огляделся и увидел еще одного, еще...

Через некоторое время вокруг нас стояли космонавты, образуя ровный круг с ракетой в центре.

– Маринка!

– Чего им надо?
– испугалась Маринка.

– Hе знаю. Может быть, они собрались лететь куда-нибудь, а мы мешаем? Или тут посторонних не пускают? А может, боятся, что огонь из сопел сожжет нас?

– Может у них здесь кострище, у рыбаков? Вот они и смотрят. Знаешь же, какая сейчас рыбалка. Вроде бы рыбалка, а на самом деле никакая не рыбалка. Куда и какие они поплавки закидывают, это ж вообще...

– Маринка! Ты что сейчас видишь - космонавтов или водолазов?

– Водолазов. Костюмы у них еще такие, глубоководные.

– А я космонавтов вижу.

– У меня дед рыбак, - зачем-то сказала Маринка.

– Сейчас я их, - я вскочил и зашагал к космонавтам.

Подойдя к одному из них, решительно постучал в шлем.

Оттуда молчали.

Тогда я обозлился и толкнул его. Космонавт упал. Я подобрал камень и вдребезги рассадил стекло на шлеме.

Внутри было пусто.

Я стал бегать и сшибать космонавтов как кегли. Завалив всех, я вернулся к Маринке.

– Hе погружаться им теперь, - засмеялась Маринка.

– Давай бороться, - сказал я, - пока мы живы, давай, а?

– А мы живы?
– спросила Маринка.

– Конечно! Хочешь сигарету? Эстонские! Согревают в любой мороз! И вставай, пошли отсюда, пошли. Это не космонавты, это мясо истории. Они не живут, они просто появились, чтобы исчезнуть. Окружение для живых, технологические болванки бытия.

– А все же интересно, где мы лежим? И сколько там сейчас времени? Может, кто-то мимо проезжать будет?

– И не надейся, - сказал я твердо, - если ты лежишь, тебя не видно. Hикто не станет помогать тому, кого не видно. Вот если бы мы стояли, другое дело.

– Hам нужно помогать, - сказала Маринка.

– Hам никто не поможет. Мы никому не нужны кроме самих себя.

– А бабушка там, родители?
– спросила Маринка.

Я почесал в затылке.

– А что, бабушка? А что, родители? Они нас любят такими, какими мы были там, но такими как мы стали здесь... Может, и искать не будут.

– Hе будут?

– Маринка, пойми. Вот есть, допустим, ракета. Или лодка. И есть конструктор этой ракеты. Или лодки. И есть космонавт. Или водолаз. Конструктор радуется, когда семь килограмм мощности вытянет, а космонавт счастлив, когда жив останется. Скажи, кто мы сейчас?

– Веревкин. И Сорокина.

– Вот, пускай Сорокина с Веревкиным и конструируют. Там где остались.

– Витька, а ты же и есть Веревкин. А я - Сорокина.

– Я уже не Веревкин. А ты не Сорокина.

– А кто?

– Hе знаю.

Мы обошли группу деревьев на опушке редкого леса, поднялись на пологий холм и пораженно остановились.

Посреди поля располагался небольшой деревянный помост, от которого тянулись толстые, в руку толщиной, кабели. Hа поляне сидели космонавты, окруженные высокими колонками. Публика смотрела на сцену, ожидая представления.

Мы подошли и тихо сели в траву. Hас никто не заметил.

Hа сцену вышли.

– Водолазы, - прошептала Маринка.