Что было, что будет...

– Он жаждет показать мне своих новых пони, – вздохнул Чарли. – Ну просто как ребенок!

Он знал, что отец очень разочарован тем, что сын не интересуется игрой в поло. Чарли ездил с ним верхом и даже в Европе участвовал в псовой охоте, но поло его совершенно не увлекало. А вот у Чонси это была настоящая страсть.

– Не хочешь в Аспен кого-нибудь из своих друзей привезти? – спросила сына Олимпия.

Они арендовали в горах домик, и Олимпия всякий раз предлагала детям пригласить кого-нибудь из их друзей. С друзьями всегда веселей. Но Чарли, после некоторого замешательства, покачал головой:

– Да нет, буду кататься с девчонками. Или с Гарри.

Олимпия обычно оставалась с Максом на «малышовых» склонах. Остальные члены семьи гоняли отчаянно, но всех превосходил Чарли.

– Если надумаешь – не стесняйся! Места всем хватит. Можешь даже двоих ребят привезти. Или девушку, если захочешь. – Она улыбнулась, надеясь на откровенность сына.

Если Чарли захочет пригласить подружку, ее можно будет поселить в одной комнате с двойняшками. Семья Олимпии была радушная, и двери дома были открыты для всех.

– Если таковая найдется, я тебе сообщу. Тебя ведь это интересует – есть ли сейчас у меня девушка?

В данный момент у Чарли не было постоянной девушки. После неудачного романа на втором курсе он оставался один. В старших классах у него случались увлечения, но в последние пару лет ничего значительного в его личной жизни не происходило. Чарли был весьма разборчив. Олимпия часто говорила, что Чарли нужна особенная девушка, наделенная многочисленными достоинствами и глубиной натуры. Из всех ее детей Чарли был самый серьезный. Трудно было представить, что отец и сын могут быть настолько непохожими людьми.

Вечером Чарли улетел в Дартмут, а на следующее утро уехали и девочки.

Перед отъездом Джинни в который раз примерила бальное платье и, сияя от удовольствия, долго крутилась перед зеркалом. Она явно очень себе нравилась. Веронику же еле уговорили примерить бальный наряд, но Олимпия хотела убедиться, что платье на ней сидит идеально и никакой подгонки не требуется. Когда они приедут в декабре, времени до репетиции бала совсем не останется.

– Туфли у вас, по-моему, есть, да?

Джинни купила себе туфли еще в июле, скромные атласные лодочки, украшенные маленькими жемчужинками – как раз к ее платью. Им тогда повезло, что такие попались. А Вероника уверяла, что у нее в шкафу лежат белые туфли из переплетенных полосок атласа.

Вечерние сумочки у обеих дочерей были приготовлены. И длинные белые перчатки. И по нитке жемчуга в комплекте с сережками, которые Олимпия дарила им на восемнадцатилетие. А больше ничего как будто не требуется.

– Вероника, ты когда в последний раз видела свои белые туфли? Ты уверена, что они подойдут к платью? – озабоченно спросила Олимпия.

– Уверена! – зло бросила Вероника. – Ты хоть понимаешь, насколько больше было бы пользы, если бы мы потратили эти деньги на голодающих в Аппалачах?

– Одно другого не исключает. Мы с Гарри достаточно жертвуем на благотворительность, ты не забыла? А общественные работы он ведет больше кого бы то ни было, я тоже стараюсь не отставать. Ты не должна чувствовать себя перед кем-то в долгу из-за одного платья и пары туфель!

– Я бы лучше потратила этот вечер на работу в приюте для бездомных!

– Очень благородно с твоей стороны! Сможешь искупить свои грехи, когда вернемся из Аспена.

Девочкам предстояли каникулы длиною в месяц, и Олимпия не сомневалась, что большую их часть Вероника посвятит именно такой деятельности. Она уже работала волонтером в приютах для бездомных, преподавала на курсах обучения грамоте, сотрудничала в своем любимом детском центре в Гарлеме, куда принимали детишек, подвергшихся жестокому обращению. Веронику никто не смог бы упрекнуть в отсутствии гражданской ответственности. Вот Джинни – другая история. Эта с легкостью проведет месяц отдыха в общении с подружками, будет бегать по вечеринкам и магазинам.

Олимпия желала своим дочерям одного – чтобы при всей их несхожести они любили и уважали друг друга. И до сих пор ее усилия в этом направлении приносили успех. Несмотря на споры из-за злополучного бала, Вероника с Вирджинией были преданы друг другу и братьям, а те платили им взаимностью.

На другой день после отъезда девочек Олимпия отправилась на работу. Гарри ушел еще раньше. Дождавшись, когда школьный автобус заедет за Максом, она помчалась в офис, где ее ждали текущие дела. Пробежав глазами список неотложных звонков, она немедленно перезвонила всем, кто пытался с ней связаться. Во второй половине дня Олимпии предстояло отправиться в суд.

В обеденный перерыв она позвонила Чонси. По зрелом размышлении она оценила совет Чарли. Ее сын был прав: она должна попытаться растопить лед и наладить отношения, насколько это было возможно. С этим Чонси у нее всегда были проблемы. Бывший муж служил для нее источником беспрестанного раздражения, и с этим Олимпия ничего не могла поделать.

В Ньюпорте к телефону подошла Фелиция, и они немного поговорили – так, ни о чем особенном, в основном о детях. Фелиция была недовольна школой в Ньюпорте, ее злило, что детей заставляют носить форму и не разрешают надевать модные шмотки, которые она накупила им в Бостоне и Нью-Йорке. Однако у Фелиции хватило сообразительности сказать, что она с нетерпением ждет первого бала девочек.

Олимпия поблагодарила ее и попросила к телефону Чонси. Фелиция сказала, что он только что вернулся из конюшен – на обед.

Олимпию до сих пор поражало, как ее бывший муж умудряется без зазрения совести уже пятнадцать лет бить баклуши и проживать фамильное состояние. Ей такая жизнь казалась немыслимой, сама Олимпия ни при каких обстоятельствах не отказалась бы от работы. Она любила свою работу и ценила Гарри за его профессиональные достижения. Чонси же и не ставил себе в жизни подобных задач. Он получил немалое наследство и считал, что играть в поло и покупать лошадей – это тоже серьезное дело. В начале их совместной с Олимпией жизни он пытался начать свою карьеру в семейном банке, но работа его не увлекла, и он быстро забросил службу, ведь она требовала определенных усилий. Зачем ему головная боль? Теперь же Чонси жил в свое удовольствие, собственная праздность его нисколько не смущала. Он часто повторял, что работа – это для «масс». Он же оставался снобом до мозга костей.

Чонси взял трубку, едва отдышавшись. Он был удивлен, услышав от жены, что звонит Олимпия. Она никогда ему не звонила сама, только в случае каких-то неприятностей. Если же требовалось что-то ему сообщить, Олимпия обычно пользовалась электронной почтой.

– Что-то случилось? – спросил Чонси обеспокоенно.

Если бы позвонил он, Олимпия удивилась бы не меньше. Никакой необходимости в частых разговорах у них не возникало, а потребности в простом человеческом общении у них давно уже не было. Чонси так и не смирился с выбором Олимпии, будь то ее решение заняться юриспруденцией или брак с евреем. Точно такое же недоумение вызывал у Олимпии его образ жизни и выбор спутницы. Фелиция во всем была полной противоположностью Олимпии, может быть, поэтому ее бывший муж и сумел удержаться в этом браке и, похоже, был даже счастлив в семейной жизни.

Но, как бы то ни было, у них с Чонси были общие дети, что вынуждало поддерживать отношения, хотя по необходимости. Сейчас как раз был такой случай, потом будут и другие – свадьбы, крестины… Олимпия понимала, что должна примириться с такой перспективой и по-умному строить свои отношения с бывшим мужем. Теперь, когда их общие дети выросли, поводов для общения, слава богу, стало значительно меньше – дети сами могли общаться с отцом, и ее посредничество становилось уже необязательным.

– Нет-нет, Чонси, не беспокойся, у нас все в порядке. Прости, что потревожила, я не задержу тебя надолго. Я по поводу предстоящего бала. Даже не верится, что он состоится так скоро. Вы уже решили, где остановитесь в Нью-Йорке?