Что и не снилось медвежонку в лесу

— Спасибо, — голос у меня совсем тихий, и я изо всех сил сопротивляюсь непреодолимой потребности ему угодить, подставить пузико и горло, требуя к себе внимания именно таким образом, как ведет себя покорный волк. Это невероятно тяжело, но я напоминаю себе, что не принадлежу больше никому. Я волчица-одиночка, и со временем я с этим буду справляться.

* * *

— Ну-ссс… — молвит Аделаида на следующий день на работе, снова наполняя кувшин лимонно-огуречной водой, которую мы держим для клиентов. — Ты с Ченсом, да?

Она такая же деликатная, как скунс, распыляющий зловоние. Она крутилась вокруг весь день, просто умирая от желания посплетничать о произошедшем, но я определенно не готова делиться информацией. По-моему, это сводит ее с ума, потому что она все время находит причины появляться в моей части салона.

— На самом деле все не так, как ты думаешь, серьёзно. Случайные связи не в волчьих повадках.

Это ложь, но возможно это отвлечет ее от меня, потому что мне не хочется говорить о Ченсе. Этот мужчина выбивает меня из колеи, в основном потому, что складывается впечатление, что он знает меня слишком уж хорошо. Это должен был быть просто раскованный раунд секса, но у меня все время было ощущение, будто ему хочется большего.

А я очень ранима в этом плане. Я девушка типа «все или ничего» и не сильна в случайных отношениях. У меня хорошо получается принадлежать хозяину. Судя по тому, что я увидела в Ченсе, он не вступает в романтические отношения. А если ему понадобился постоянный секс-партнер? Ему придется поискать его в другом месте. Я не умею быть с мужчиной, не связываясь с ним душевно. Волк, что внутри меня, жаждет приказов альфы. Я для кого-то чересчур быстро стану чересчур большим бременем, и я не знаю, в силах ли я выдержать второй отказ.

Лучше будет остаться одной. Одиночество причиняет гораздо меньше боли, чем отказ.

— Но… — Аделаида колеблется. — Я имею в виду, нет ничего плохого в том, чтобы ради удовольствия завести роман с парнем. Тем лучше для тебя. Но… Ченс Эддингтон? Он такой лохматый.

Меня пробирает дрожь от одной мысли об этом. О да, он был именно таким. Он был лохматым и грубым, а еще у него были огромные руки, которые обнимали меня так, словно я была самым изысканным существом на свете, и я возбуждаюсь от одной мысли о них.

— Мы договорились, что он придет, чтобы изменить свой внешний вид, — говорю я ей. — Ему просто надо подстричься.

— Ты собираешься с ним снова встречаться? — спрашивает Аделаида.

Я мотаю головой и достаю из стерилизующего раствора несколько расчесок.

— Вряд ли.

Раздается звонок колокольчика открывающейся двери салона, избавив меня от лишних вопросов. Аделаида выглядит разочарованной и спешит встретить своего нового клиента. Я возвращаюсь обратно к своей работе, наводя порядок в помадах и блесках для губ. Мне так хочется, чтобы Аделаида оставила меня в покое, но она мой новый босс, поэтому я не могу ей прямо заявить, чтобы она это прекратила. Однако ее любопытство бередит свежую рану, и волк, что внутри меня, испытывает потребность снова сбежать.

Однако я не могу сбежать из Пайн-Фолса. Я только что переехала сюда.

— Эй, Мэдди? — голос Аделаиды очень слабый, хотя до нее всего две комнаты. — Можешь подойти сюда, пожалуйста?

Я ставлю баллончик лака для волос и иду. Кто-то из записавшихся ко мне на прием пришел пораньше? Я не против изменить свое расписание, но…

То, что я вижу в главном фойе спа, заставляет меня остановиться. Это Ченс. Он выглядит настолько аппетитно, что хочется его съесть. Его лохматые волосы падают ему на лицо, а большая колючая борода порождает у меня непристойные мысли. Он одет в большую синюю клетчатую рубашку и джинсы, а его сапоги грязные. Все же, меня останавливает не это. На полу у его ног лежит мертвый олень.

Бедная Аделаида выглядит так, словно вот-вот упадет в обморок. Я шагаю вперед и осторожно подталкиваю ее к стойке регистрации, где стоит стул.

— Что здесь происходит? — спрашиваю я Ченса.

Он указывает своим большим бородатым подбородком в сторону оленя.

— Принес тебе немного оленины. Ты говорила, что любишь ее.

Господи. Так и было. Облизнув губы, я смотрю на мертвого оленя на полу. В дорогом спа он смотрится до неприличия неуместно.

— Это щедрое предложение, но, боюсь, я не умею его разделывать.

— Тогда я его тебе разделаю, — ворчит он.

И без малейшего труда он поднимает его, перекинув связанные ноги через массивное плечо, и уходит.

Я оглядываюсь на Аделаиду, которая, разинув рот, пялится на теперь уже пустую дверь. Я слышу тяжелый удар в кузове грузовика Ченса, а потом он уезжает.

— Что, черт побери, по-твоему это было? — шепотом спрашивает Аделаида.

Я прикусываю губу.

— Я сказала ему, что люблю оленину.

Вообще-то, в тот момент его пальцы были в моей киске, и я бы, наверное, сказала ему, что мне нравится, что угодно, но это так… мило.

Руки Аделаиды по-девичьи подрагивают.

— Чувствуешь этот запах?

— Просто зажги свечу, — говорю я ей. — Может, ванильную.

Я иду в подсобку, чтобы достать швабру. Ченс в дверном проеме сильно наследил, и я подозреваю, что Аделаида не станет за ним убирать. Когда я возвращаюсь обратно, она уже зажгла свечу и пьет из высокого бокала лимонную воду, а на ее лице отражается облегчение, что я взяла швабру и ведро. Господи, для женщины, спаренной с медведем-оборотнем, она очень уж хрупкое создание. Думаю, ее медовый голубчик никогда не приносил ей «вкусняшек».

И тогда мои щеки заливает румянец. Это то, о чем я думаю?

* * *

Рабочий день близится к концу, и я подметаю вокруг стула обрезки волос, когда в спа возвращается Ченс. Я поднимаю глаза и вижу, что он стоит у меня в дверном проеме, в чистой рубашке и от него пахнет свежим мылом, словно он только что из душа. У меня аж слюнки текут, и не из-за оленины.

— Тебе рога нужны?

— Нет.

— А шкура?

— Нет.

Издав рык, он кивает головой в сторону парковки.

— У меня для тебя битком набит холодильник. Все разрезано и готово к использованию.

Я моргаю, глядя на него. Итак, он принес мне оленя, а когда я сказал, что раньше этого не делала, он отправился домой и для меня его разделал? Упертый мужчина. Упертый… ради того, на что я не хочу сдаваться. Я укрепляю свою решимость и жестом руки указываю на кресло в моем салоне.

— Значит, ты готов к своему преображению?

Я ожидаю, что он откажется, но Ченс сразу направляется к моему креслу и тяжело плюхается в него, широко раскинув перед собой ноги. Я знаю, что он медведь-оборотень, и они достигают огромных размеров, но даже при этом он господствует в этой крошечной комнатке салона. Когда я медлю, он рукой указывает на свое лицо.