Что нам в них не нравится…

Но когда «забастовщики», «протестуя против насилия», сами учинили самое явное и наглое насилие, вышвырнув из аудитории профессоров и небастующих сту-дентов; когда они стали бить не баклуши, а своих собственных товарищей за то, что они их взглядов на борьбу с казачеством не разделяли, то я возмутился духом велие. Меня весьма мало интересовали лекции сами по себе в то время; но нарушение «принципа свободы труда» оскорбило меня до самых entrailles. И я вступил в яростную борьбу за правду и право, против насилия и лжи. Ложь, между прочим, была в том, что «чистая, святая молодежь» подделала фотографические карточки, на которых было изображено избиение студентов казаками; эти карточки выдавались за моментальные снимки «с натуры»; я, как опытный любитель-фотограф, легко установил, что эти карточки были не снимками с натуры, а рисунки, сделанные руками человеческими и затем снятые фотографическим аппаратом.

Итак, насильниками и лжецами оказались в киевском университете св. Владимира «левые» и «евреи»; причем последние руководили первыми. Возмутясь ложью и насилием, я вступил в борьбу с этим национально-политическим содружеством.

Но тут же я должен оговориться, что не все евреи были левыми, то есть революционерами. Отдельные студенты евреи были на нашей стороне и боролись вместе с нами, плечо о плечо, со скудоумием серой студенческой массы, уже захваченной тайными «заплечных дел мастерами» В своей последующей жизни эти студенты-евреи, отстаивавшие элементарные человеческие права (элементарную свободу учиться или не учиться по своему желанию), очень много потерпели.

Ибо, в противоположность распространенному взгляду, в то время было выгодно, прибыльно и почетно быть левым Сонное русское правительство редко приводило в движение карающую машину правосудия или административных взысканий. Это обыкновенно делалось в крайних случаях — после совершенно недопустимых безобразий, или же в минуты нелогичных вспышек гнева, явно обозначавших слабость. Очень легко было, конечно, не переходя известных граней, совершенно безопасно «плавать» в качестве борца за «освободительное движение» (каковое на самом деле, как теперь все убедились, несло не освобождение, а высший тип тирании). Такой борец мог, ничем не рискуя, срывать сладкую пену жизни в виде «восторгов толпы» и более вещественных доказательств «народной любви».

Наоборот, тем, кто боролся с надвигающимся безумием, приходилось весьма сурово. Надо было стать частью правительства, то есть быть офицером или чиновником, чтобы как-нибудь преуспевать в жизни. Людям же «свободных профессий», чтобы плыть в этом море, необходимо было прежде всего быть материально независимыми. Ибо уже настолько была в то время распространена известного рода партийность в мире адвокатском, писательском, артистическом, ученом, что неразделявшие оппозиционно-революционных доктрин сейчас же попадали на черную доску: перед ними закрывались все двери.

И если я, не поступив ни на какую службу, мог себе позволить роскошь «сметь свое суждение иметь», то в значительной мере потому, что я был материально независим. (Прошу извинения у читателя, что занимаю его внимание своей персоной.) Те студенты-евреи, о которых я говорю, не имели никакого состояния; на государственную службу поступить не могли. По окончании университета им пришлось идти в свою среду, то есть в среду либеральных профессий. И там им показали 1а mere de Kouzka. И евреи, и русские…

Увы, разве в самое последнее время не повторилось почти то же самое на наших глазах? Разве мы не знаем горькой трагедии отдельных евреев, поступивших в Добровольческую Армию? Над жизнью этих евреев-добровольцев висела такая же опасность от неприятельской пули, как и со стороны «тыловых героев», по-своему решавших еврейский вопрос.

Таким образом, как явствует из вышеизложенной моей автобиографии, мой антисемитизм был чисто политического происхождения. На студенческой скамье я ощутил и понял, чем грозит России революция, и стал по мере сил бороться с нею. Но так как во главе революционного движения (по всем моим ощущениям, наблюдениям и сведениям) стояли евреи, то бороться с таковыми обозначало для меня: «бить по голове гидру революции».

«Освободительное движение»

Чем дальше в лес, тем больше дров… Я кончил университет в 1900 году, а через пять лет 1905 год показал даже слепым подкладку так называемых «студенческих волнений». Никаких студенческих волнений по существу никогда не было, потому что это были не студенческие, а революционные волнения. Опытные и дальновидные революционеры, искушенные в бунтарском искусстве, захватив в свои руки «мальчиков в синих околышах», двинули их в качестве авангарда против исторической русской власти.

Каковы были цели этого революционного движения, называемого «освободительным»? Свобода?

Я думаю, что сейчас всем все ясно. Но в то время было, конечно, много людей, которые искренне верили в то, что они борются за высокие идеалы. Бедные: более грубого обмана мир давно не видел. Истинная цель «освободительного движения» и сейчас еще не известна; и она обнаружится, может быть, через много лет. Но явственная цель, цель, поставленная перед наиболее энергичной головой этого движения, то есть перед еврейством, была ясна для всех, кто хотел видеть: Равноправие.

Когда Сергей Юльевич, так удачно заключивший «полусахалинский мир», был в Америке, то пожать его руку явился не только машинист паровоза, который вез будущего графа Витте, но и банкир, Яков Шиф. Сей миллионщик сказал русскому вельможе следующее:

— Передайте Вашему Государю, что если еврейский народ не получит прав добровольно, то таковые будут вырваны при помощи революции.

В 1915 году оный Яков Шиф перевел на нужды русской революции 12 миллионов долларов, на каковые деньги, надо думать, она, революция, и совершилась. Когда сие произошло, Яков Шиф приветствовал радостной телеграммой нового русского министра иностранных дел, Павла Николаевича Милюкова, причем сей последний, то есть русский министр иностранных дел, имел неосторожность ответить американскому еврею-миллионщику почтительно-благодарственной телеграммой. [2]

2

См. в отделе приложений. Приложение № 2.

* * *

Но я забежал вперед. Сейчас я хочу сказать, что «освободительное движение» 1905 года было на мой взгляд движение позорное, антипатриотическое, антигосударственное и антирусское. [3]

Ибо лозунгом этого движения было пораженчество; ибо вожаки этого движения, кто тайно, а кто и открыто, радовались нашим неуспехам в Японской войне; ибо «освободители России» делали все, что возможно, чтобы помочь неприятелю. Во главе этого будто бы освободительного движения, которое на деле несло России рабство, стояли евреи.

3

См. в отделе приложений. Приложение № 3.

Убеждение, что во главе «освободительного движения» стоят евреи, складывалось не только потому, что кадетской партией в то время, можно сказать, правил Винавер; и не только потому, что Герценштейн готовил свое крылатое словечко о погроме русской культуры, той культуры, которая дала нам Пушкина и все, что он привел за собою (испепеление огнем этих «дворянских гнезд» Герценштейн называл «иллюминациями»); и не только потому, что Троцкий-Бронштейн был ближайшим заместителем Хрусталева-Носаря, [4] смастерившего «общеполитическую всероссийскую забастовку» — нет, не только поэтому…

4

См в отделе приложений. Приложение № 4 — о Винавере, Приложение № 5 — о Герценштейне; Приложение № 6 — о Троцком и Хрусталеве-Носаре.