Что не так в идеальном браке. Третья книга
Шрифт:
В бутике она сунула голую ногу в туфлю. И продолжала разговаривать с кем-то по телефону. Вокруг нее суетилось сразу с десяток консультантов.
Они притащили ей дюжину коробок с обувью. Она не стала выбирать. Просто жестом попросила завернуть ей все. Носильщики потащили эти коробки в пакетах за ней. Украсив все это атласными ленточками, на которые покупательница не обратила внимания.
В ней не было восторга, какой бывает, когда совершаешь отличный шопинг. Только обыденность.
Я снова наблюдаю за этими роскошными женщинами, так сильно зависящими от мужей, но почему-то не
Они собираются в группы. Ходят по магазинам. Балуют себя роскошными подарками. Потом идут на спа-процедуры. Болтают с подругами в кафе, медленно попивая свой свежевыжатый сок или смузи. Или отламывая ложечкой шарик мороженого.
Наши женщины быстро забегают в те же бутики. Трогают все эти чудесные, но безумно дорогие вещи. Смотрят на цены. Долго-долго уговаривают себя купить понравившееся туфли. Кусают губы. И выглядят тревожными. Беспокойными. И надменными. Не гордыми спокойной гордостью – я есть, и это все принадлежит мне по праву рождения.
А по-другому. С вызовом. Завидуйте! Я смогла. Раскрутила своего мужа/любовника/клиента. И от этого выгляжу дороже.
Те женщины никого не раскручивают. Просто берут. Хвастаются лениво перед подружками обновами. Без ненужного кича. Просто по-девичьи. Без угрозы или соревнования. Без того, чтобы вызвать к себе волну неприязни.
Как хвастаются дети своими игрушками. Искренне.
От сестры мне приходит сообщение – купи себе самую дорогую сумку, пока ты так близко возле них.
А я не могу. Нет. Почему-то не хочу. Отдать деньги за аксессуар, за которые можно купить квартиру, мне кажется безумием.
Наверное, я не настоящая женщина, и не могу тратить деньги с такой легкостью, как делают это чужие женщины, лиц которых я не вижу под закрытой одеждой.
Какое-то странное чувство одолевает меня. Есть туфли в витрине, и они мне безумно нравятся. Но куда я буду носить обувь, усыпанную тысячью маленьких сверкающих камушков?
Наверное, такими вопросами не задаются те женщины, которые эти туфли просто берут.
Разве я могу это знать?
Диалоги с мужем
Когда муж возвращается ко мне, то проходит как минимум два часа. Я остаюсь наедине сама с собой в громадном торговом центре в чужой стране, языка которой я не знаю.
И английского тоже.
Но его это не беспокоит. Хотя мое напряжение достигло предела. Я ненавижу ожидание. И непунктуальность.
– Так выглядят твои пятнадцать минут? – Срываюсь на мужа я.
– Но я забыл про время. Там такие мотоциклы! – Оправдывается муж. – Ты на меня давишь!
– Все это время я была одна! – Делаю попытку прикинуться жертвой я.
– Но ты могла бы совершить шопинг. Ко виноват в том, что ты меня ждала? – Удивляется муж.
– Но ты говорил о пятнадцати минутах, когда отлучался. – Не сдаюсь я. – Нам нужно успеть посмотреть на фонтаны, на памятники и на водопады. Разве мы успеем?
– Сдались нам все эти инсталляции! – Сердится муж. – К тому же, тут такое столпотворение! Нет радости бродить среди толкающихся людей.
– Тогда зачем мы сюда приехали? – Почти срываюсь на
крик я.– Чтобы сделать удачные фотографии! – Муж начинает раздражаться. – Что ты от меня теперь хочешь?
– Теперь уже ничего. – Кидаю ему я.
– И что ты предлагаешь? – Снова муж, который краснеет от злости.
Он обращается по-английски к проходящей даме, чтобы та нас сфотографировала у огромного аквариума.
– Улыбайтесь. – Просит незнакомка. И щелкает фотоаппаратом.
Мы выглядим на фото вполне безмятежными. Муж успевает меня обнять. А я не успеваю поправить волосы, которые торчат у меня в разные волосы. И застегнуть белую рубашку, которая обнажает меня до белья.
Потом сестра напишет в сообщении, когда будет рассматривать наши фотографии, что у меня красивое белье. А волосы нужно бы покрасить.
Злата в своем репертуаре. Она – педагог. И привыкла искать ошибки.
Про деревья
Дачный сезон закрыт, и можно не ездить черт знает куда. Но мы с мужем едем. Потому что привыкли к небольшому домику, к бане, к тому месту, которое создали сами. И собираемся протопить дом от сырости и попариться в бане.
Как только мы появляемся в деревне, нас тут же встречает моя соседка Яна, которая живет там постоянно. В этот раз она старается быть милой. Но в глаза не смотрит.
Каждый раз она в каком-то новом амплуа – то обидится на что-то, то расскажет откровенные сплетни и фантазии, то…
Значит ей что-то нужно или она что-то снова попросит, думаю про себя я, видя красный смешной помпон ее вязаной шапочки – она (соседка) невероятно маленькая. А я уже зашла во двор.
Но смешной помпон настойчив. Яна стучит в калитку. И делает вид, что очень рада нас видеть, в особенности меня.
Как я и предположила, ей нужно спилить наше дерево, которое мешает. Я выхожу на улицу, чтобы еще раз оценить качество запроса – нет, никому рябина не может помешать. Все засохшие ветки я отсекла секатором для аккуратности.
– Это женское дерево. Его нельзя трогать. – Пытаюсь объяснить Яне я свой будущий отказ.
Но вижу в ее руке пилу.
– Я не могу тут развернуться и прижаться с прицепом. – Настаивает она. И, игнорируя меня, с ловкостью маленькой обезьянки залезает на дерево. – Смотри, сухие ветки!
Она трясет бедную рябину, и листья с нее сыплются дождем на меня. Дерево очень старое, высокое и имеет огромную корневую систему. Оно, наряду с другими рябинами, калинами и березами высажено по периметру нашего забора. Не нами, разумеется.
Пока я размышляю о том, что вырубать деревья – это плохая затея, Яна взбирается очень высоко. В ней около сорока килограммов весу, с ее слов, но выглядит она жертвой Освенцима.
Когда я пытаюсь ее подстраховать, то спокойно удерживаю соседку одной рукой – она не весит ничего и врет про то, что поправилась. Я вижу, что ни грамма. Худоба ее напоминает уже какое-то заболевание – лицо черное, из-под толстовки торчат ребра, когда она прыгает с ветки на ветку.
– Смотри не упади! – Кричу я, задирая голову вверх и переживая о том, что какой-нибудь сухой сук треснет под ней.