Что создано под луной?
Шрифт:
– Доверяя интуиции, не стоит забывать того, что интуиция – это результат эволюции непонимания…
Искариот осмотрелся и исчез в кустах, сквозь которые несколько тропинок вели к асфальту шоссе, находившегося сразу за не высокими деревьями, над которыми возвышались мачты ЛЭП.
По одной из этих тропинок Крайст, Риоль и девушки вышли на дорогу, покрытую свежей разметкой из непрерывных и прерывистых линий.
Шоссе было таким прямым, что стометровые столбики в белую и красную полоску виднелись на несколько километров вперед, и лишь где-то у горизонта, сведенный в одну тоску асфальт делал поворот у темневшей группы деревьев.
Вдоль гравийной насыпи, как раз с той стороны, откуда они вышли на дорогу, стояли фонарные столбы, обвешанные шарообразными плафонами гелиевых ламп.
Было светло, но лампы почему-то горели.
И от этого, дорожные знаки, прикрепленные к столбам, слегка фосфоресцировали.
Риоль, почти автоматически, подчиняясь старой привычке опытного астролетчика, одним взглядом оценивать показания приборов на панелях управления и замечать все аномалии от ожидаемого, отметил, что среди знаков: «Только прямо», «Ограничение
Не смотря на то, что шоссе было совершенно пустым, оно выглядело таким ухоженным и эксплуатируемым, что не вызывало сомнения в том, что машины ездят по нему часто. К тому же, в нескольких сотнях метров от того места, где стояли Риоль, Крайст и девушки, виднелась автобусная остановка, украшенная полуметровой красной буквой «А» на белом фоне.
– Ты когда-нибудь ездила на автобусе? – спросил Риоль девушку нарисованную углем.
– Нет, но однажды мимо дома, в котором я жила, шестерка лошадей тащила осадную катапульту. Так, что того, что большой телеги я не испугаюсь.
– Тогда все нормально. Только лошадей в той телеге, на которой мы, наверное, поедем, будет штук пятьдесят. Не меньше.
– Если лошадей больше трех, это уже не имеет значения – без конюха, знающего, как с ними обращать, все равно не обойтись.
Лишь бы конюх был не пьяница…В этот момент, у них за спиной раздался звук клаксона, и оглянувшийся Риоль увидел автомобиль, за рулем которого сидел Искариот.
– Ты где взял машину?
– Как, где – в пункте проката.
– И не было проблем?
– Нет. Не считая того, что мои права оказались старого образца.
– А почему же ты не получил новые права? – усмехнулся Риоль.
– Не успел.
Только за сегодняшний день, наши права менялись уже три раза…– Ладно, хватит разговаривать. Садитесь, и поедем, – Искариот широким жестом мелкого собственника распахнул двери машины.
– Куда?
– Обедать.
– Где же ты собираешься нас накормить на пустой дороге?
– Если есть дорога – значит, есть и «Макдональдс».
Только у меня зреет ощущение, что наши неприятности еще не закончились.
Посмотрев на Искариота, Крайст проговорил:
– В тебе появилось то, чего я не замечал раньше.
– Что?
– Оказывается ты – импрессионист…Крайст сел на переднее сидение, с удовольствием вытянув свои худые ноги, обутые в стоптанные ботинки. Риоль – между девушками, на заднем сидении.
Машина была большой, и в кабине они разместились довольно свободно, но Риоль все-таки ощущал соприкосновение девушек.
Это было ему приятно, хотя он и не задумывался – почему?
Просто, прикосновение женщины – всегда комфортно для мужчины.
Иначе – это не мужчина…Даже, если женщина незнакомая.
– Каждая женщина – не знакомая, – тихо проговорил Крайст, а потом добавил:
– Иначе – это не женщина…– Что тебя беспокоит? – спросил Крайст, видя, что Искариот сосредоточенно молчит.
– Посмотри сам, – Искариот указал на группу деревьев, за которыми дорога делала поворот вправо.
Там действительно происходило что-то странное, особенно на фоне совершенно пустынного и потому, казавшегося очень спокойным, шоссе.
Под деревьями находилось несколько автомобилей зеленого цвета с синей полосой по кабине, на которой белыми буквами была выведено одно слово: «Милиция». Вокруг этих машин десятка два людей в мышино-голубоватой форме, в фуражках с красным околышком занимались чем-то, напоминающим одновременно и суету, и слоняние без дела.
Дальше от дороги, почти в лесу еще около полусотни людей сидели на корточках, но делали это так четко и сосредоточено, что было очевидно, что они не отдыхают, а ожидают приказа.
Эти люди были одеты в какие-то массивные, напоминающие не слишком удобные скафандры, одежды и закамуфлированные шапки, под которыми угадывались каски военного образца, только снабженные прозрачными масками. За плечами у них были такие же прозрачные щиты, а у пояса – длинные черные дубинки.
«Под одеждой у них – бронежилеты, – отметил Риоль, – Уж, не на войну ли мы попали?»
– Это такой мир, – тихо проговорил Крайст, и было не понятно, имел он ввиду – отсутствие боевых действий между странами, или состояние общества.
Еще дальше находились совсем странные люди, одетые в обычную полевую форму. Странность заключалась в том, что лица этих людей закрывались черными масками с узкими прорезями для глаз. В руках у масочников были короткоствольные автоматы без прикладов.
Когда машину, которую вел Искариот, поравнялась с деревьями, тормозя перед поворотом, Риоль, во взглядах тех, кто стоял возле милицейских машин, заметил сомнение: «Задержать или нет?» – но, видимо, приказа задерживать проезжающие машины, у этих людей не было, а было только желание…Вокруг «Макдональдса», находившегося в нескольких сотнях метров за поворотом дороги, собралась довольно разношерстная, но явно агрессивно настоянная толпа. За зданием «Макдональдса» находилась котельная, напротив – дома налогоплательщиков.
А над дверями «Макдональдса» висело рекламное объявление: «Бесплатных ланчей не бывает!»…
Люди, понятия не имеющие о том, что такое ценности, и не понимающие идей – думают, что идеи важнее ценностей.
И потому их легко собирать на борьбу с ценностями, ради идей.
Чтобы разрушить идею, ее, как минимум, нужно понять – для того, чтобы крушить здания, их достаточно просто увидеть…При этом, как всякая толпа, она состояла из людей самого разного толка. И, когда Искариот притормозил, у капота произросло сразу несколько человек: совершенно лысая дебильная морда в черной шинели, напоминающей одежду железнодорожника, старушка, размахивающая транспорантиком, величиной в две сигаретные коробки, на котором красовалась, или, вернее – уродливалась, надпись: «Слава
КПСС!», длинноволосый мальчик в красной майке, с протрафореченной физиономией бородача в бюретке, и несколько молодых людей в самой разнообразной одежде и многообразием цвета волос.Хотя в этих людях нескрываемо присутствовало что-то клоунское, их объединяло то, что на лице у каждого из них была написана борьба.
– За что боремся? – спросил Крайст, приоткрывая окно.
– За свободу! – дружно ответили, обступившие машину. Искариот посмотрел на Крайста, и тихо и грустно, словно человек, не раз видевший подобную борьбу, и уже не раз разочаровывавшийся в борцах, проговорил:
– Чаще всего люди борются либо за то, что их не касается, либо за то, о чем не имеют ни малейшего понятия…Риоля почему-то больше остальных, окруживших машину, заинтересовал длинноволосый мальчик. Вернее не мальчик, а человек, изображенный на его красной майке:
– Кто это?
– Некий Че Гевара с кофейных островов, – ответил Крайст.
– Кто он?
– Идеалист, циник, пацифист, душегуб, трибун, пустомеля, поэт, палач. Такими – легко восхищаться. С такими – в одном автобусе ездить страшновато.
– Чем он занимался?
– Думал, что он прав…– А против чего боремся? – не унимался Искариот. Проголодавшийся человек имеет право на неуемность.
Для остальных – неуемность это боязнь показать свою никчемность.
– Мы – антиглобалисты! – выкрикнула какая-то девица из вторых рядов. На голове у нее находилось нечто, возможно называвшееся волосами, выкрашенное в зеленый, красный и синий цвет. Видимо это давало ей моральное право находиться в первых рядах, и она была не довольна местом, которое занимает возле чужой машины.
– А зачем «Макдональдс» атакуете?
– Мы против американского глобализма! – девица явно не умела говорить без восклицательных знаков.
– «Макдональдс» – не американская фирма – канадская.
– Какая? – по коллективному выражению лица, было ясно, что этот факт привел в замешательство всех.
– Канадская, – повторил Искариот.
– Какая? – повторение этого вопроса могло продолжаться бесконечно, и чтобы положить этому конец, Искариот примирительно проговорил:
– Ну, хорошо, вы – антиглобалисты. Но зачем же громить «Макдональдс»? Ведь это просто место, где обедают.
– Человек выше сытости, как сказал великий классик.
Риоль, слушавший все это, удивился такому словосочетанию – как будто, классик мог быть и мелким, а Искариот, задумчиво повторил:
– Да, человек должен быть выше сытости. Но, думаю, классик забыл сделать одну оговорку.
– Какую?
– Выше сытости, может быть только сытый человек…– Все равно – фирма жидовская, – в наступившей тишине твердозаученно выбубнил дебил в железнодорожной шинели, явно не задумываясь о том, что ничто так не глупит человека, как попытка выглядеть умным в собственных глазах.
– А, вы, простите, тоже антиглобалист?
– Я русский националист.
Риоль, видя, что возникает напряженность, шепнул Искариоту: «Брось. Спорить с националистом – это все равно, что учить кибернетике бешеную собаку», – но Искариот только улыбнулся:
– Последний вопрос – за что же вы боритесь?
– За чистоту расы.
– О какой чистоте расы вы говорите, если Русь триста лет находилась под монголо-татарами?
– Какими татарами? – круглое лицо с постоянно открытым ртом, вытянулось, – Что-то ты не то говоришь, дядя?
– То, что я говорю – тебе действительно не понятно, тем более, что этот исторический факт изучают в старших классах общеобразовательной школы. Но я вижу у тебя на шее православный крест.
– Конечно, я православный.
– И на кресте – распятие?
– Ага.
– На распятие у тебя Иисус?
– Ага.
– А ты знаешь, что написано над головой Иисуса на распятие?
– Что?
– «Иисус – Царь иудейский»…– Я тебе не верю – ты предаешь русскую национальную идею. И ты просто лжешь!
– Может, ты сам лжец? – усмехнулся Искариот.
– Это почему?
– Потому, что не верить людям, как правило, заставляют собственные предательства…Едва не покалечивший остатки разума обилием новой информации, железнодорожный националист перед тем, как смешаться с толпой еще успел крикнуть, давая выход давшей трещину, основе нищенского миропонимания:
– Национализм – это патриотизм! – на что Искариот ответил, ни к кому не обращаясь:
– Национализм – это поиск того, по чьей вине ты дурак…– Наша гордость!.. Нам дорого!.. – раздалось уже из толпы. – Гордость… дорого… – скривился Искариот, – Брось. Национализм – это гордость дешевок…
– Послушай, Искариот, русские составляли подавляющее большинство, – смущенно проговорил Риоль, – И нет ничего удивительного в том, что некоторые считали, что на этом основании они должны иметь привилегии.
– А знаешь, для чего нужны привилегии?
– Для чего?
– Для того, чтобы совесть не мешала.
И помни – если русских больше, чем татар или евреев, это не значит, что один русский – это что-то большее, чем один татарин или один еврей…– Я с тобой согласен, Искариот, но отчего же национализм так живуч? – Оттого, что национализм – это снобизм нищих, упорствующих в своей нищете…
Искариот вышел из машины и стал наблюдать за толпой.
Вслед за ним вышли девушки, и Риоль и Крайст остались почти одни.
Если не считать остальных людей, находившихся около и вокруг.
– Риоль, ты хочешь о чем-то спросить? Ведь разговор с нацистом заставил тебя задуматься о чем-то?
– Крайст, это очень деликатный вопрос.
– Мы для того и рядом, чтобы искать ответы.
– Ты знаешь ответ на мой вопрос?
– К сожалению, знаю.
– В Библии сказано, что евреи – это избранный народ. И в тоже время, антисемитизм существовал веками. И с этим невозможно спорить.
Может быть, евреи – это, действительно, плохой народ?
– Риоль, бывают плохие люди в любом народе.
Не существует плохих народов.
Искариот оглянулся и посмотрел на Риоля, прищурив глаза, слегка притененные полями шляпы коричневого цвета:
– Это не беда. Беда в том, что и хороших народов тоже не существует…