Что такое буддизм? Как жить по принципам Будды
Шрифт:
Будучи у Гопаки, Ананда узнал, что укрепления вокруг Раджагахи усиливаются, чтобы отразить атаку войск царя Паджджоты, правителя Аванти, царства к западу от Магадхи. Так как Аджатасатту сконцентрировал свои войска в Паталипутре, чтобы, перейдя через Ганг, атаковать ваджжиян, Паджджота, как кажется, хотел воспользоваться возможностью начать кампанию против плохо защищенной Раджагахи (по всей видимости, в отместку за смерть царя Бимбисары). Весь известный Ананде мир, от Сакья до Магадхи, был на краю кровопролитной войны.
Собор монахов проходил в пещере Саптапарнагуха (Семь Листов) в горах, возвышающихся над городом. Сейчас, как и тогда, путь к пещере начинался у входа в горячие источники через дорогу от Бамбуковой рощи. Вы взбираетесь по крутой лестнице мимо бассейнов, в которых нежатся купальщики, шумно обливающиеся теплой водой, льющейся из древних каменных труб. Отсюда путь ведет прямо к горному хребту, который идет вдоль холмов, окружающих Раджагаху. Приблизительно через восемьсот метров тропа спускается направо и выводит вас на большой, плоский уступ скалы. Под ним находится практически отвесный обрыв до самой долины внизу. Пещера Семь Листов – это всего лишь разлом, который простирается примерно на тринадцать метров в глубь утеса. Внутри может уместиться не больше тридцати человек.
И именно здесь, или набившись в эту полость, или разместившись под тентом, установленным над уступом, под ударами дождя и муссонного ветра группа пожилых монахов внимательно слушала, как приглашенный Кассапой Ананда рассказывал по памяти все, что
Именно так буддизм стал организованной религией на «Первом буддийском соборе» – как его принято теперь называть, – проходившем в Пещере Семи Листов близ Раджагахи приблизительно в 400 году до н. э. За последующие полторы тысячи лет Дхамма распространилась из Индии по остальной части Азии, порождая многочисленные религиозные движения и школы и приобретая миллионы сторонников, прежде чем исчезнуть со своей родной земли, когда в одиннадцатом столетии начались мусульманские нашествия на индийский субконтинент. Первые научные описания буддизма начали появляться на Западе в середине девятнадцатого века, когда ученые получили доступ к классическим текстам и начали расшифровывать их. В 1881 году Т. У. Рис-Дэвиде основал в Лондоне Общество палийских текстов, с чего начался труд по систематическому переводу на английский язык проповедей Сиддхаттхи Готамы и других писаний, сохранившихся на пали, который продолжается и по сей день.
Только в начале двадцатого века первые европейцы стали путешествовать в Бирму, чтобы получать там посвящение в буддийские монахи. Вплоть до 1960-х годов было не больше горстки западных буддистов, которые либо подвизались монахами в Азии, либо образовывали небольшие буддийские общины мирян в Европе и Америке. Затем в 1959 году Далай-лама и его сторонники бежали из Тибета. Вслед за этим наступили бурные 1960-е, и произошедшие перемены позволили поколению потерянных молодых людей, которые в значительной степени потеряли веру в христианство и иудаизм, путешествовать по всей Азии – Индии, Непалу, Таиланду, Бирме, Шри-Ланке, Японии, Корее – и открывать для себя новые религиозные возможности, которые были совершенно неизвестны и недоступны их родителям. С тех пор обаяние буддизма продолжает очаровывать Запад.
Когда молодой Джидду Кришнамурти распустил Орден Звезды в 1929 году, он сказал перед своей аудиторией в три тысячи человек: «Вы, возможно, помните историю о том, как дьявол прогуливался по улице в сопровождении приятеля, когда они увидели впереди человека, который поднимал что-то с земли, рассматривал и складывал в карман. Приятель спросил дьявола: “Что подобрал этот человек?”. “Он подобрал крупицу Истины”, – ответил дьявол. “В таком случае, плохи твои дела”, – сказал приятель. “Вовсе нет, – ответил дьявол, – я дам ему ее организовать”».
«Я живу окруженный монахами и монахинями, – размышлял сам с собой Сиддхаттха Готама в монастыре Гхосита вблизи Косамби, – царями и слугами, сектантскими учителями и их последователями, и моя жизнь несвободна и беспокойна. Что если бы я жил один, уединившись от толпы?» Так что, вернувшись со сбора подаяния, он привел в порядок свою хижину, взял миску и рубище и, не сообщив никому, отправился без сопровождения в Парилейяку, где он пребывал в одиночестве в лесу под валовым деревом. Похоже, даже Будда тяготился общиной, которую он создал, чтобы сохранять и распространять свое учение.
Но, если бы его идеи не оформились в институализированную систему догматов, дошли бы они до нас вообще? Как бы я ни сочувствовал Ананде в его борьбе с Кассапой, я должен признать, что без такого жесткого руководителя, как Кассапа, в то неспокойное время о Дхамме, возможно, забыли бы уже в следующем поколении после смерти Готамы. Если бы монастыри Сэра и Сунгванса не были в течение многих веков оплотами буддийских традиций, смог бы я получить то образование и изучить те практики, которые позволяют мне сегодня писать о буддизме? Я очень сомневаюсь в этом. Нравится мне это или нет, живой дух религиозной жизни и ее формальная организация неразрывно – как Будда и мара – переплетены между собой.Нравится мне это или нет, живой дух религиозной жизни и ее формальная организация неразрывно – как Будда и мара – переплетены между собой
Отвергать организованную религию в пользу туманной и эклектичной «духовности» тоже нельзя. Это не может быть удовлетворительным решением
Отвергать организованную религию в пользу туманной и эклектичной «духовности» тоже нельзя. Это не может быть удовлетворительным решением. Пользуясь языком, мы не можем прекратить порождать логически последовательные теории и убеждения, как желудок не может перестать переваривать еду. Как социальные животные мы неизменно организуемся в группы и сообщества. Без строгого, самокритичного обсуждения мы рискуем скатиться до благочестивых банальностей и необоснованных обобщений. И без своего рода социального сплочения самые блестящие идеи рискуют погибнуть. Нужно не отрицать все учреждения и догмы, но пытаться относиться к ним более иронично, признавая их только тем, чем они являются на самом деле – игрой человеческого разума в его бесконечных поисках понимания и смысла, а не вечными объектами, которые нужно яростно защищать или насильственно навязывать.
Нужно не отрицать все учреждения и догмы, но пытаться относиться к ним более иронично, признавая их только тем, чем они являются на самом деле – игрой человеческого разума в его бесконечных поисках понимания и смысла, а не вечными объектами, которые нужно яростно защищать или насильственно навязывать.
«Сегодня религия, – говорит Дон Капитт, – должна быть недогматичной. Нет ничего трансцендентного, во что необходимо верить или на что нужно надеяться. Поэтому религия должна стать непосредственной и глубоко прочувствованной связью с жизнью вообще и вашим индивидуальным существованием в частности». В этом духе я попытался понять учение Будды. Восстанавливая образ человека Сиддхаттхи Готамы и очищая его идеи от распространенных религиозных представлений его времени, мне нравится думать, что подобный подход, возможно, вдохновлял и его самого. Находите вы мой получившийся коллаж убедительным портретом этого человека и его учения или нет, мне как мирянину, живущему в современном мире, он помогает больше, чем любой из возможных образов Будды, предлагаемых традиционным буддизмом.
Что в учении Готамы наиболее оригинально? Существуют четыре основополагающих элемента Дхаммы, которые нельзя вывести из общих представлений индийской культуры того времени. Вот они:
1. Принцип «взаимообусловленности, взаимозависимого происхождения».
2. Механизм Четырех Благородных Истин.
3. Практика бдительного осознания (внимательности).
4. Сила уверенности в себе.
Эти четыре аксиомы обеспечивают основу, достаточную для нравственно твердого, практически реализуемого и интеллектуально последовательного образа жизни, который подразумевал Готама. Это матрица, которая структурирует его видение нового вида культуры, общества и (государства).
Но Дхамма Готамы больше, чем просто ряд аксиом. Ею нужно жить, а не просто принимать на веру. Из этого следует, что нужно принять этот мир во всей его обусловленности и конкретности, со всей его ненадежностью и шаткостью. Это требует абсолютной честности перед самим собой, готовности бороться
с самыми глубокими страхами и желаниями и мужества сопротивляться тяге к воображаемой безопасности «места». Посреди хаоса и смятения Дхамма призывает нас обращать пристальное внимание на то, что происходит в каждый момент жизни, чтобы сопротивляться инстинктивному стремлению следовать привычным реакциям и отвечать с устойчивой и нормальной точки зрения «основы».Но Дхамма Готамы больше, чем просто ряд аксиом.
Ею нужно жить, а не просто принимать на веру.
Из этого следует, что нужно принять этот мир во
всей его обусловленности и конкретности, со всей его
ненадежностью и шаткостью.
Дхамма Готамы требует чуткости, которая пронизывает и преобразует отношения с другими. «Кто заботится обо мне, – сказал он, – должен заботиться и о больном». Следуя призыву принять страдание, начинаешь сопереживать тяжелому положению других существ. Их боль становится твоей собственной. Шантидэва более чем через тысячу лет после Первого собора в своем Пути бодхисаттвы идет еще дальше. Он утверждает, что раз сострадательный Будда относился к другим, как к себе, то, покуда в мире есть боль, он тоже будет страдать. «Заботиться» о Будде означает прислушиваться к «зову» (по выражению Эммануэля Левинаса, философа, которого я встретил во Фрайбурге много лет назад), который молча исходит от лика и глаз другого: «Не убивай».
В 2000 году, после пятнадцати лет проживания и работы в Шарпхэме, мы с Мартиной оставили Англию и переехали в Юго-Западную Францию. Четырьмя годами ранее мы выкупили и начали восстанавливать верхний этаж семейного дома Мартины в глухой деревне возле Бордо. Мы встали перед выбором. Руководство Фонда Шарпхэм решило, что колледж, директором и координатором которого были мы с Мартиной, должен был установить формальные связи с британским университетом, чтобы посещение наших лекций давало студентам право получать баллы в счет ученой степени. Поскольку мы совершенно не были в этом заинтересованы и у нас не было соответствующей академической подготовки, чтобы осуществить это, мы решили оставить Девон и поселиться в нашем доме во Франции, где у нас не только появлялось больше времени для творчества и исследований, но также и возникла возможность принимать растущее число приглашений вести медита-ционные ретриты и преподавать буддийскую философию во всем мире.
Наша жизнь во Франции скоро вошла в размеренный ритм. Теперь приблизительно шесть месяцев каждого года мы вели ретриты и читали лекции по всей Европе и Соединенным Штатам, а иногда и в Мексике, Южной Африке, Австралии и Океании. Остальную часть своего времени мы проводили во Франции, ухаживая за домом и садом, сочиняя книги и втягиваясь в семейные драмы многочисленных родственников Мартины. Мы сознательно не создаем медитационные или учебные буддийские центры в своей округе. Впервые более чем за тридцать лет мы можем спокойно наслаждаться обычной жизнью, в которой никто не воспринимает нас в качестве «буддистов». От этого удивительно легко на душе.
Моей матери девяносто шесть лет. Она живет в доме для престарелых в Шропшире. За эти годы ее колких замечаний по поводу того, что я делаю, стало меньше, поскольку моя работа стала больше соответствовать ее представлениям об успехе: я получил премию за путеводитель, принимал участие в радиопередачах, иногда появлялся в телевизоре. Поскольку Далай-лама стал религиозной суперзвездой, она стала еще больше гордиться мной, потому что я общался с ним, когда он был еще мало кому известным беженцем в Индии. Ей никогда не удавалось прочесть больше нескольких страниц какой-нибудь из моих книг («слишком сложно для меня, дорогой»), но от нее не раз слышали, что единственной религией, к которой она испытывает симпатию, является буддизм. Мои непримиримые идеологические разногласия с моим братом Дэвидом давным-давно ушли в историю. Сегодня он пишет картины и книги. Дэвид живет в Лондоне. В 2000 году он опубликовал книгу под названием Хромофобия, которая стала культовым бестселлером. Его работы покупают коллекционеры всего мира, вывешивают в общественных зданиях и выставляют повсюду в Европе, Азии и Америке.
Несмотря на мою постоянную любовь к идеям и практике Дхаммы, я едва ли считаю себя «религиозным» человеком. Преклоняясь перед позолоченной статуей Будды, распевая Сутру сердца, благоговейно сложив ладони или бурча под нос мантру «ом мани падме хум» среди правоверных буддистов, я чувствую себя каким-то самозванцем. Но я люблю гулять вокруг древних ступ, ступать на землю, по которой когда-то ходили Будда и его последователи, или спокойно сидеть в старом храме или святилище, наблюдая за своим дыханием и слушая шелест деревьев снаружи. Если бы «секулярная религия» не была противоречием в терминах, то я с удовольствием принял бы это понятие.
Я больше не думаю о буддийской практике исключительно с точки зрения обретения мастерства в медитации и приобретения «духовных» достижений. Вызов восьмеричного пути Готамы, как я его понимаю, состоит в том, чтобы полноценно и плодотворно жить в этом мире, обогащая все стороны своей жизни: зрение, мысли, слова, поступки, работу и т. д. Каждый аспект жизни требует особой практики Дхаммы. Медитации и одной только внимательности недостаточно. Учитывая необходимость чутко относиться к чужому страданию, с которым я сталкиваюсь каждый раз, когда открываю газету, я нахожу безнравственным принижать требования к этой жизни в пользу «более высокой» цели подготовки к посмертному существованию (или не-существованию). Я считаю себя секулярным буддистом, которого заботят проблемы этого века ( saeculum) независимо от того, насколько несоответствующими и незначительными могут быть мои ответы на них. И если в конце окажется, что существуют рай или нирвана где-то в другом месте, я не вижу лучшего способа подготовиться к ним.
Вызов восьмеричного пути Готамы, как я его понимаю, состоит в том, чтобы полноценно и плодотворно жить в этом мире, обогащая все стороны своей жизни: зрение, мысли, слова, поступки, работу и т. дПриложения
Приложение I. Палийский канон
«Палийский канон» – это собрание текстов, приписываемых Сиддхаттхе Готаме, записанных на языке пали. Пали – идиоматическая форма (пракрит) санскрита, языка классических текстов брахманизма, таких как Веды, Махабхарата и Упанишады. Пали относится к санскриту так же, как разговорный итальянский к латыни. Та форма пали, которая дошла до нас, не является, однако, языком, на котором говорил Будда. Готама, по всей видимости, был знаком со многими пракритами, так что он использовал ту или иную диалектную форму в зависимости от того, где и кому он преподавал. Пали, что означает просто «текст», является более литературной версией этих диалектов, которая развилась в течение столетий после смерти Будды и использовалась монахами из различных уголков Индии как общий язык, на котором распространялась и, таким образом, запоминалась Дхамма.
Палийский канон сохранялся в устной традиция, в совместных чтениях целых монашеских общин в течение трех или четырех столетий, прежде чем был впервые записан на Шри-Ланке. Не существует палийского шрифта. Везде, где тексты палийского канона обретали письменную форму, они записывались тем шрифтом, который использовался в той или иной стране. В Шри-Ланке Канон написан сингальским шрифтом, в Бирме – бирманским, и так далее. Аналогичным образом, когда его стали изучать на Западе, Канон был транскрибирован и опубликован Обществом палийских текстов на латинице.