Что-то неладно
Шрифт:
– Благодарю! Я искренне взволнован.
– И все, что перед вами, - действительность, конкретная реальность, точно такая же, какую вижу и я.
– Это облегчает ситуацию.
– Единственный нюанс: сегодня двадцатое июня две тысячи сто четырнадцатого года.
– Трагедия не столь уж большая. Наоборот. Я рад, что моя страна достигла еще большего благополучия.
– И страна радуется за Адама Сезара: пропав без вести более ста лет назад, он вернулся в ее объятия.
– Вот только мне кажется, что столетие я преодолел за какое-то мгновение.
– Нюанс, говоря откровенно, деликатный: сейчас этой проблемой занимаются математики, космологи-теоретики, одним словом, она вне пределов моей
6
Кабинет был тот самый. Те же столы и кресла, портреты и картины, пушистые зеленые ковры, на окнах ш-торы из японского шелка.
Здесь 17 февраля 1995 года Адам Сезар получал летные документы и подписывал необходимые бумаги. И сейчас, ступив сюда, он подумал, что экспериментаторы нарочно сыграли на контрастах: сперва бросили его на целую сотню лет вперед, а потом снова вернули в обычную обстановку: одному богу известно, чего они хотят. Вопросительно-иронически посмотрел на куратора космического Центра, жилистого невзрачного мужчину, и тот догадался, о чем хотел поведать ему Сезар. Глубокомысленно поморгал под толстыми стеклами очков: да-да, мы, мол, нарочно скрупулезно воссоздали обстановку, ту, 17 февраля 1995 года, для вас все в прошедшем, далеком прошедшем, которое и вспоминать легко, оно просто навевает печаль, как воспоминание о невозвратном детстве.
– Господа, - сказал куратор, - с вашего разрешения, я сделаю краткую информацию, в которой одновременно и отвечу на волнующие каждого вопросы, в том числе и нашего уважаемого пилигрима.
– Куратор легонько поклонился в сторону Сезара.
– Вы догадываетесь, о чем идет речь. Каким образом Адам Сезар оказался в 2114 году? Я буду кратким: более подробные сведения вы получите в пресс-центре, кроме того, они будут опубликованы в специальных изданиях с научными комментариями, расчетами, гипотезами и т.д. Поэтому о сути. На сегодня имеем две версии удивительного возвращения Адама Сезара физическую и биологическую. Версия первая: "Глория" попадает в закапсулированный сгусток времени, возникший на сцеплении сил тяготения планет и отдельных систем. Подобно тому как цыпленок проникает в яйцо, не разбив скорлупу. Однако, скорость и масса "Глории" изнутри привели в движение содержимое капсулы, скорлупа лопнула, и цыпленок вылупился... только в другом пространственном измерении. Соответственно изменился и знак времени. Минус! Аппаратура сработала в обратном направлении. "Глорию" в одно мгновение, равное нашему столетию, отбросило назад. По мере приближения к Земле энергия минус пространства-времени иссякла и наконец перешла в обычное для нас состояние, тогда-то Сезар и приземлился. Никаких изменений ни в его организме, ни в системах корабля не произошло. Биологическая версия: каким-то образом - то ли под влиянием неизвестного излучения или опять-таки сил притяжения - корабль и Адам Сезар законсервировались и блуждали в космосе все эти сто девятнадцать лет, пока не оказались в той изначальной точке, в которую в подобных случаях возвращаются неизменно. И снова никаких изменений.
– Но ведь автоматика должна была посадить "Глорию" в Грамоне, а не там, где родился космонавт, - заметил кто-то из журналистов.
– Уважаемые, - снисходительно улыбнулся куратор, - в астронавтике отклонение в четыреста километров считается попаданием в "десятку".
– Не будем вдаваться в детали, - прогудел журналист от окна, и Сезар невольно посмотрел в его сторону: рыжий верзила с пушистыми бакенбардами наивно поблескивал голубыми стекляшками очков.
– Тем более что до полной разгадки еще далеко. Это
– Прекрасно, господа, - махнул рукой куратор.
– Мы для того и собрались здесь. Прошу задавать вопросы и астронавту, и руководству Центра.
– Поскольку еще многое неясно, то, наверное, эксперименты и опыты над "Глорией" и астронавтом будут продолжаться?
– сразу же поспешил кто-то.
– Безусловно, - уже сидя ответил куратор.
– Безусловно. Но в основном на бумаге и с помощью вычислительных машин. Медики придирчиво обследовали Сезара и, как вам известно, находят его состояние безупречным.
– Ну, после таких переделок аппаратура могла всего и не уловить.
– Извините, вас, видно, беспокоит, не превратим ли мы теперь Адама Сезара в подопытного кролика?
– перебил куратор.
– Нет. И еще раз нет. Сезар, как и все граждане, может распоряжаться собой по собственному усмотрению.
– А что думает по этому поводу сам Сезар?
– Я не совсем понял, - поднял голову Сезар, - о чем идет речь: о моем возвращении или о будущем? Причина моего возвращения меня, конечно, интересует, но это забота теоретиков. Я же астронавт и, насколько смог, выполнял свои обязанности. Что касается дальнейших исследований, то по надобности я всегда готов послужить науке, и всякие личные амбиции ни к чему.
Все одобрительно зашумели, вспыхнули аплодисменты.
– Прошу, господа, - сверкнул очками куратор.
– Какой коэффициент интеллекта у Сезара?
– Семьсот девяносто шесть и четыре десятых.
– Вполне прилично.
– Господа, должен сообщить, - несколько торжественно вскинул руку куратор, - подвиг Сезара значит больше, чем коэффициент его интеллекта. Поэтому Совет координации общественного равновесия постановил, что на карточке Сезара будет продольная зеленая полоса!
– Браво!
– Кто-то похлопал Сезара по плечу.
– Никаких хлопот.
– И ежегодных аттестаций.
– И спокойствие до конца жизни.
– Вы удовлетворены, господа?
– сдержал шум куратор.
– Вполне. И даже завидуем, - встряхнул бакенбардами рыжий верзила возле окна.
– Но ведь наш астронавт, похоже, ничего и не подозревал?
– Честно говоря, нет, - согласился Сезар, сразу вспомнив Ленгстона.
– Ничего, - кивнул ему куратор, - это не уйдет. Будет приятный сюрприз. Еще вопросы?
– Не чувствуете ли вы себя чужим, Адам Сезар, попав в другой век?
– Другой век? Ну и что... Я возвратился в свою страну. Конечно, ко всему новому надо привыкать, что бывает нелегко. Но ведь у астронавтов психика гибкая, и они привыкали к ситуациям и гораздо более невероятным.
– А не чувствуете ли, будто вас воспринимают другие как чужого? Какой-то некоммуникабельности?
– Понял. Вполне допускаю, что для две тысячи сто четырнадцатого года мои манеры, мое поведение будут несколько архаичными, скорее всего очень архаичными, но уверен, что мои соотечественники прекрасно понимают причины и отнесутся ко мне снисходительно. Как старшие к младшему.
– Господа, - вмешался куратор, - я кое-что добавлю. Те, кто уже общался с Сезаром, никак не воспринимали его чужим. Помните, какой коэффициент интеллекта? Умные люди всегда понимают друг друга. А относительно инцидента с Ленгстоном?.. Не забывайте: "Ремонт. Заправка. Прокат".
В зале засмеялись.
– Вот почему нам легче найти взаимопонимание с Сезаром, чем с Ленгстоном, - закончил куратор.
– Скажите, Сезар, у вас остался кто-нибудь на Земле?
– Родственники умерли еще до моего полета. Оставалась жена, Патрис Сезар. Тридцать два года. Я все понимаю... Даже если Патрис в живых...