Что-то в большом городе

Он медленно сполз по стене и опустился на сиденье. Костя сел рядом. И вдруг неожиданно обнял отца за плечи.

– Там девочка. Моя сестренка.

Герман мог только выматериться – от бессильной злобы на себя. Идиот. Клинический идиот!

– Как не стыдно ругаться при ребенке, батя.

– Это ты, что ли, ребенок? – пробормотал Герман, прижимаясь виском к Костиной голове.

– А что, нет?

– Ребенок, – вздохнул Герман. И ответно обнял сына.

Он не знал, сколько они так просидели. Зато Герман точно понимал, что с ним происходит.

У него только что опрокинулся мир. И сейчас создавался заново. В центре его нового мира была женщина, которая сейчас лежала за этой белой дверью. С ней были все его мысли. Там же, рядом, в ней, и в центре, была еще не рожденная кроха – его дочь. И Костя. Вот новый мир Германа, вот его самая сердцевина.

Все остальное на периферии.

Подал голос телефон, и Герман с раздражением сбросил звонок, даже не взглянув на экран. Потом еще раз сбросил. Потом и вовсе отключил телефон.

Идите все к черту!

В этот момент белая дверь открылась, и на пороге показалась сердитая брюнетка в белом костюме.

– Ага. А вот и отец.

– Да, – просто ответил Герман, вставая. – Что с Машей?

– С Машей? – вздернула бровь врач.

– Ну, с Марьяной. И с ребенком.

– Я думала, Маша – это вы про дочь.

– С ней… все в порядке? – Герман с большим усилием заставлял себя говорить спокойно, в то время как, внутри все горело. От тревоги. От злости на себя. От того страха, который вдруг выскочил откуда-то. Из прошлого.

– У Марьяны упало давление, – с легким раздражением отозвалась доктор. – Еще на приеме было низкое, а тут что-то видимо еще наложилось…

Что-то… Не что-то, а кто-то.

– А ребенок?

– А ребенку-то что будет? – как идиоту, ответила ему врач, не подозревая, какую слабость в коленях вызвали эти простые слова. – С ребенком все в порядке, с мамочкой тоже. Не считая того, что она, похоже, сегодня опять из-за токсикоза ничего ела. А она сама по себе гипотоник, плюс погода сегодня… – женщина махнула рукой в сторону окна, за которым теперь что-то шло – то ли снег, то ли дождь, то ли снег с дождем. – Похоже, и атмосферное давление тоже упало.

– Какие сейчас перспективы? – слабость в ногах Герман скрутил. Все в порядке. И с Марьяной, и с дочкой все в порядке. Остальное – рабочие детали.

Женщина с некоторым любопытством уставилась на него. Герман прочитал слова на бейдже: «Юсупова Юстинья Ефимова». Так вот кто такая у нас Юся.

– Сейчас прокапаем красавицу – и отдам вам. Поить, кормить, уложить в постель и не нер-ви—ро-вать. Категорически запрещаю. Доступно излагаю?

– Вполне.

– А ты, братик, – Юстинья Ефимовна обернулась к Косте, – вполне можешь пока сгонять за кофе. У нас кофемашина такая себе, а вот в торговом центре неподалеку на первом этаже очень приличная кофейня. – Давай, сгоняй, принеси будущей матери кофе и какой-нибудь высококалорийный десерт или выпечку. Понял?

– Понял, – радостно кивнул Костя и тут же исчез.

А Герман вдруг ясно ощутил, что доктор Юся, несмотря на свое нелепое имя – именно тот человек, которому он готов доверить Марьяну. Он понял это сейчас, ясно и безоговорочно.

– Я почему-то думал, что кофе беременным вредно.

– Это нормальным вредно, – фыркнула Юсупова. – А вашей эксклюзивной мадам оно сейчас необходимо. Гораздо проще повышенное давление снизить, чем поднять упавшее. Самое главное – пусть полежит сегодня. Может захотеть спать – пусть спит. Я серьезно. Поняли меня?

– Понял. Я могу ее сейчас увидеть?

Германа удостоили еще одного внимательного взгляда.

– Нет.

– Почему?

– У вас пока лицо неправильное.

– Что делать?

– Работать над лицом.

Юстинью Ефимовну позвали. А Герман все оставшееся время сидел и работал над лицом.

***

Марьяна была бледной. Но, самое главное, твердо стояла на ногах. Хотя Герман бы предпочел ее взять на руки и самому отнести до машины. Он, кажется, даже движение какое-то сделал соответствующее – только Марьяна от него отшатнулась. Обида кольнула, но чего уж – сам виноват. Ладно, главное до дома добраться, а там со всем разберемся.

– Я принес кофе! – раздался запыхавшийся голос Кости. Они обернулись – все трое: Марьяна, Герман и Юстинья Ефимовна. В руках у Кости была подставка с четырьмя стаканчиками кофе и пакет с выпечкой. – И вам тоже! – он обернулся к Юсуповой. – Кофе и самую вкусную булочку.

– Самую вкусную булочку – Марьяне, – хмыкнула Юсупова, забирая один стаканчик и ныряя рукой в пакет. – А мне… О, творожные маффины, мои любимые. Так, Марьяна, будь предельно аккуратной. До дому доберешься – напиши.

– Мы обязательно будем аккуратны и обязательно напишем, – Герман бережно обнял Марьяну за плечи.

– Мы – Николай Второй?

– Мы – Таммы, – ответил за отца Костя. – Я тоже напишу.

– Тебе не обязательно, – Юсупова отхлебнула кофе, одобрительно кивнула.

– А я все-таки напишу.

Герман не стал дослушивать препирательства сына с врачом с интересным именем и наружностью, забрал один стаканчик с подставки и повел Марьяну к выходу. Костя нагнал их уже в дверях, помог открыть.

– Напишешь, как доберетесь? – Костя вручил отцу пакет с выпечкой и второй стакан с кофе.

– Напишу.

Сын явно хотел что-то еще сказать, но только вздохнул – и молча обнял Марьяну. Аккуратно – Герман контролировал. А потом быстро пошел к своей машине, прихлебывая на ходу кофе.

***

– Почему ты не пьешь кофе? Врач сказала, что тебе нужно кофе. Невкусный?

– Пью. Вкусный.

Марьяна и в самом деле сделала глоток. Но на большее ее не хватило. Только эти односложные ответы и глотки кофе. После всех переживаний сегодняшнего дня, почти обморока, страха за ребенка и лежания под капельницей, внутри осталась только пустота. Она, конечно, рано или поздно заполнится. Но сейчас Марьяна не могла ни о чем думать. Только молчать и пить медленными глотками крепкий сладкий кофе. От низкого давления он, может, и помогает. А от других забот – вряд ли.

***

– Марьяна, это Ольга Тимофеевна, моя домработница. Ольга Тимофеевна, это Марьяна.

– Здравствуйте, Марьяна, – невозмутимо ответила Ольга Тимофеевна. – Позвольте, я возьму у вас стакан из-под кофе.

Марьяна безропотно отдала стаканчик, так же безропотно позволила Герману снять с себя пальто. Кофе ни черта не помогло. Марьяну накрывало апатией и сонливостью. Надо позвонить Тимуру. А, пусть Герман сам звонит. Марьяна вяло думала об этом, так же вяло прислушиваясь к разговору между Германом и его домработницей.