Что творится под этой крышей
Шрифт:
На самом деле, было стыдно, но об этом лучше никому не знать — пусть лучше считают меня лентяем и раздолбаем, чем человеком, неспособным справиться с будильником.
Преподаватель выслал задание, я нашёл в холодильнике еду, а в глубине души чуть-чуть совести и засел за учёбу, поставив себе будильник на пять, чтобы не забыть про автобус. И эта электронная сволочь опять не зазвонила, как будто выбрала своей целью на сегодня заставить меня опоздать вообще везде.
Расписание автобусов я помнил и точно знал, что бежать уже поздно, проще дождаться следующего, поэтому собрался без суеты, даже глянул прогноз погоды, в котором вторую неделю уверенно держалось +15 и восемьдесят процентов вероятности дождя, что значило ровно ничего, как всегда в Питере, но я почему-то об этом
На автобусной остановке ждал следующий сюрприз — мой автобус не ушёл, он сломался, и в данный момент стоял набитый людьми, а водитель и пара добровольцев торчали из его двигателя, кому-то звонили и советовались на повышенных тонах. Когда я подошёл, автобус резко завёлся, водитель издал победный клич и громко пригласил всех сомневающихся скорее забираться и уже наконец-то ехать. Меня тоже пригласил, но я посмотрел сквозь окна на лица людей, буквально расплющенных внутри друг об друга, и сказал, что подожду следующий. Водитель сказал, что следующего не будет, поэтому я могу сразу вызывать такси, если такой нежный.
«Охренительный финал восхитительного дня.»
Такси за город стоило столько, что дешевле вернуться домой и поехать завтра, поэтому я всё осознал, преисполнился благодарности к миру за хотя бы то, что есть, и полез в толпу плющиться. Автобус еле с места сдвинулся, бедняга.
Стоящая толпа неслабо смещала центр тяжести всего автобуса, поэтому он ехал медленно и поворачивал осторожно, на остановках выходило полсалона, чтобы выпустить выходящих, а потом набивалось обратно, с такими стонами, как будто только что не вышла часть пассажиров и просторнее вообще не стало. После очередного цикла вышел-зашёл, меня спросили, как далеко мне ехать, я сказал, что почти до конечной, и мне в ультимативной форме посоветовали встать в хвост поезда и не увеличивать энтропию, это было в целом мудро, так что я так и сделал. И кое-кого увидел.
«Рыжая Маша.»
Мы часто ездили этим маршрутом вместе, несколько раз пересекались по утрам, её сложно было не заметить, она одна была такая белочка. Я знал её имя, потому что она несколько раз говорила по телефону рядом со мной, а я подслушивал. Люблю носить наушники, а музыку не включать — люди думают, что я ничего не слышу и не ищу компании, не лезут с разговорами, можно всех игнорировать, делая вид, что не услышал. Можно даже в экран подсматривать, если осторожно. Один раз мы даже сидели рядом, мне так понравилось, что я почти решил познакомиться, но как-то повода не подвернулось — она всю дорогу переписывалась с подружкой на свои девчачьи темы, ей было весело, мне не хотелось её отвлекать, к тому же, было ощущение, что ей никакие новые знакомства совершенно не нужны, ей и тех, что уже есть, хватает с головой. Так что я не стал, тогда, а сегодня опять задумался. Ещё и женщина, сидящая рядом с ней, вышла на своей остановке, к этому моменту салон был почти свободен, даже сидячие места появились, но они были в начале автобуса и я не захотел туда идти садиться. А рядом с рыжей Машей захотел.
Сегодня она выглядела примерно так, как я вчера планировал себя чувствовать после подъёма в девять утра, мне стало её жалко и лезть я опять не стал — пусть спит. Она слушала музыку в наушниках настолько громко, что спать под это явно не получится, но она пыталась — устраивалась поудобнее, насколько это было возможно на кривом сидении старого автобуса, умудрилась даже влезть на кресло с ногами, оставив шлёпанцы на полу и обнимая себя бледными от холода руками. Не знаю, во сколько она выходила из дома, но мне лично даже в рубашке
было прохладно, сейчас, хотя час назад было жарко, когда было солнце. Сейчас солнце утонуло в тучах, мигом стало мрачно и жутко, водитель музыку в салоне не включал, как будто боялся пропустить опасные скрипы в механизме, от этого становилось ещё мрачнее.Мы подъехали к посёлку, мне пора было выходить, но хотелось ещё немного посидеть рядом с рыжей Машей, и я решил, что выйду на следующей — пройдусь пешком, ничего страшного. А когда мы подъезжали к следующей, рыжая Маша вдруг развернулась ко мне и чувствительно пнула по ноге коленом, а потом упёрлась лбом в моё плечо и сделала вид, что так и было задумано, и вообще, она спит и ничего не делала.
Я посмотрел на её сжатые до белых костяшек пальцы, крепко вцепившиеся в телефон, наклонился к её уху и сказал предельно неконфликтным голосом:
— Всё нормально? Тебе одеяло дать, может быть?
Она нахмурилась ещё сильнее и проигнорировала меня.
«Офигенно познакомились, просто блеск.»
Автобус остановился, выпустил людей и поехал дальше, а я сидел и осознавал, что заплачу за своё бездействие пешей прогулкой, но теперь это будет не пятнадцать минут, а сорок с копейками. Посмотрел на рыжую Машу и решил, что смогу это пережить.
Потом у Маши зазвонил телефон, на экране появилась фотография девочки-вамп и имя «Альбина», я на неё только глянул, уже невзлюбил, что-то в ней было неприятное, как будто она хотела мне впарить что-то ненужное, некачественное и очень дорогое. Маша сняла наушники и ответила хриплым голосом, как будто действительно умудрилась уснуть:
— Алло?
На том конце что-то жизнерадостно затараторила её подружка, судя по гримасе рыжей Маши, ей вообще не улыбалась перспектива с ней даже разговаривать, не то что делать что-то, о чём подружка её просила. Она отвечала таким несчастным голосом, что любая адекватная подружка уже бы спросила, что случилось и как её самочувствие, но эта только продолжала требовать, судя по всему.
— ...слушай, я так устала, сил нет вообще... Я в шесть только приеду... В семь я как раз закончу ужинать и пойду, наверное, спать... Я тебя очень люблю, но я сегодня поспала два часа, и только что отсидела четыре пары, я сейчас очень хреновый парикмахер. Давай завтра?
«Она парикмахер? Мне казалось, она школьница.»
Я снял наушник и наклонился ближе, чтобы слышать не только Машу, но и её наглую подружку, подружка вопила:
— ...очень хочу! Я уже всем рассказала, что сегодня на дэнс приду чёрная, уже одежду подобрала под цвет, и макияж! Ну пожалуйста!
— Ты хочешь быть цвета ягуара?
— Я верю в твою пряморукость, ты всё покрасишь как надо! И вообще, кто тебя так утомил? Честер твой, а? Признавайся, давай. Или вы не виделись? Как-то рано ты едешь, вообще-то. Честер не приехал? Или... никакого Честера изначально не было?
«Кто такой Честер?»
Я знал о нём ровно ничего, но он мне уже не нравился. И ещё больше не нравилось то, как резко напряглась рыжая Маша, как будто загадочный Честер был проблемой, настолько серьёзной, что одно его упоминание делало любой разговор неприятным.
«Это её парень? Он её обижает? Почему она едет от него в таком состоянии? И почему она вздрагивает от одного его имени?»
Маша изобразила предельно хорошую девочку, согласную на что угодно, лишь бы не развивать эту тему, и сказала примирительно и очень напряжённо, так напряжённо, как будто реально боялась:
— Ладно, давай я приеду, чуть-чуть приду в себя и позвоню, ладно?
— Окей! Буду ждать, пока!
Альбина отключилась, музыка не включилась — для этого нужно было опять подключить наушники. Но рыжей Маше было явно не до них, она закрыла лицо руками и издала беззвучный обречённый стон, осмотрелась растерянным взглядом, как будто сама не понимала, где она и кто вокруг, выглянула в окно через проход, опять зажмурилась и обхватила себя руками, пытаясь свернуться в клубок ещё плотнее, я даже сквозь рубашку чувствовал, какие ледяные у неё руки.