Что я думаю о женщинах

Лицо брата стало цвета слоновой кости. Старик в бейсболке опустился рядом со мной на колени.

— Держи его, парень! Держи!

— А там будут… — прошелестел Бен.

— Тш-ш-ш!

— А там будут…

— Тш-ш-ш, тебе нельзя разговаривать!

(Там будут… машины? татуировки и мускулы? работа, о которой невозможно рассказать? Сэм Кук и скоростные автострады? зубные щетки? А любовь там будет?)

Тайный шовинист

Надо же, как получилось! В одну ночь меня, разумного надежного Гая с хорошими отметками и разрядом по велоспорту, чуть не арестовали за использование мегафона для оскорбления человека с миниатюрными гениталиями, а Бен, мой буйный, непутевый брат, записанный родителями в бесперспективные, отдал жизнь ради спасения женщины.

Он мог бы выжить, если бы «скорая» приехала не через тридцать пять минут, а быстрее. Фотографию Бена напечатали в «Вечернем Манхзттене» под заголовком: «Скорая убила героя-спасителя». В палату общин посыпались вопросы, но министр здравоохранения, оправдываясь, заявил: машин «скорой помощи» в настоящий момент больше, чем за всю историю национальной системы здравоохранения. А о том, что водителей на гребаные машины днем с огнем не сыщешь, благоразумно умолчал.

Я чувствовал себя обманщиком, рассказывая полиции, что брат погиб, спасая исчезнувшую девушку от исчезнувшего бандита. И все-таки этой версии безоговорочно поверили; наверное, как-то повлияли мои слезы и подавленное душевное состояние. Я помог составить фоторобот убийцы, и, когда мы закончили, половина манчестерской полиции искала громилу Блуто из комиксов с пучеглазым морячком Попаем.

Пришло время повзрослеть и отблагодарить Бена за поддержку, которую он оказал после смерти Джины. Ну или хотя бы отблагодарить его жену и детей, взяв на себя необходимые приготовления. Наверное, так было бы по-мужски.

Увы, друзья, я просто-напросто сдался. За пять месяцев потерял двух близких… Что это за мир такой и зачем в нем жить?! Вернувшись в дом свояченицы, я заполз в свою комнату, опустил шторы и отрешился от происходящего.

В самые тяжелые минуты бледная, как призрак, Натали держала меня за руку. Ледяного презрения как не бывало. Она пыталась говорить со мной, но я не хотел, да и не мог отвечать. Наверное, желая приободрить, она приносила Эрика. Увы, улыбка малыша напоминала Джину, а ежик темных волос — брата, и смотреть на него не было никаких сил.

А потом случилось нечто удивительное: подруги Натали — три сепаратистки, которым претило присутствие мужчины, изменили своим убеждениям. Пока Натали была рядом с Рейчел, они готовили, убирали, отвечали на телефонные звонки и смотрели за ребенком.

Целую неделю Дайана, Фредди и Аманда жили бок о бок с ненавистным самцом. А вот Анна Фермески даже не позвонила. Кто верит в чудеса, лучше Библию почитайте!

Дайана Кири готовила вкусные питательные блюда, которые я физически был не в состоянии оценить. Дважды, а то и трижды в день она с бесконечным тактом и терпением приносила еду, а потом уносила нетронутой. Иногда улыбалась, даже зная, что у меня есть пенис и что иногда он встает.

Наутро седьмого дня в комнату вошла Аманда и что-то добавила к «Храму Джины».

— Что там? — спросил я, ожидая увидеть плакат с надписью «Все мужчины — насильники».

— Фотография твоего брата, — улыбнулась она. Этот снимок я сделал в прошлом году, когда Бен, как обычно по выходным, колотил свой «мерседес» гаечным ключом. Перемазанный мазутом, он смотрел прямо в объектив и улыбался. Ни дать ни взять молодой Берт Рейнольдс, только грязный.

Чуть позже появилась Натали с известием: полиция расследует гибель Бена как убийство. Значит, его тело изымают в качестве улики, а похороны откладываются на неопределенный срок.

— Не переживай, что не помог Рейчел, — с обычной проницательностью проговорила свояченица. — Ей по-прежнему нужна твоя поддержка. И сейчас, и после похорон, так что шанс проявить себя еще появится.

Я кивнул, и она ущипнула меня за нос.

— Может, поешь? А то в скелет превратился: кожа да кости!

Натали принесла чечевичную похлебку, которую сварила Дайана, и стала кормить меня из ложечки. Я мог прекрасно поесть сам, но когда с тобой обращаются как с ребенком, гораздо приятнее.

— А где твои подруги? — спросил я, едва Натали вытерла мне подбородок.

— Ушли. Почувствовали, что самое страшное позади, и ушли.

— Как они это поняли?

— Ну, у женщин на это особое чутье.

— На что на «это», и о каком чутье ты говоришь? Она не ответила.

— Пойду приготовлю ванну. Если хочешь, могу даже голову тебе вымыть!

Вопреки ожиданиям в мытье с Натали не оказалось никакой эротики. От горя и добровольного голодания я стал худым и слабым, как старик. Голова гудела, мышцы болели. Руки и ноги превратились в палки, а под мышками, судя по запаху, появилась плесень.

Бережно, словно фарфоровую статуэтку, Натали вытерла меня большим махровым полотенцем. На глаза снова навернулись слезы. Пока я рыдал, девушка сменила постельное белье. Несколько шагов к кровати и я тут же заснул.

— Ну, когда мне выезжать?

Разговор состоялся на следующий вечер, после того как я наконец нашел в себе силы встать, принять душ и одеться. Мы были в оранжерее, а твердо решивший бодрствовать Эрик лежал на одеяле, дрыгал ногами и сосал ухо плюшевого медведя. Сгущались сумерки. В саду среди густой травы проглядывали пламенеющие в последних лучах солнца лютики.

— О чем ты? — пристально посмотрела на меня Натали.

— Ну, как же… когда освободить комнату?

— А-а… Все изменилось, — объявила она, — теперь можешь остаться со мной.

— Но ведь я провалил все шесть испытаний.

— Шесть испытаний? Какое было шестым?

— Ты же испытывала меня, переспав с Митчеллом!

— Гай, я никогда с ним не спала.

— Я видел его в нашей ванной! И жуткую обвислую задницу, и веснушчатый пенис…

На ее лице мелькнуло изумление.

— В тот день он играл благотворительный футбольный матч и заехал принять душ.

— Ты с ним не спала?

— Нет, у меня даже мысли такой не было.

— Значит, завалив пять испытаний, я за компанию завалил шестое, которое и испытанием не было.

— Неплохо, правда? — смеясь, кивнула Натали. — Только все это сейчас не важно.

— А то, что я мерзкий шовинист?

— Тоже.

— Ну, спасибо… Вообще-то не все испытания провалены, — обиженно добавил я.