Что за чушь я сейчас прочитал?

Всем дай только поговорить о вреде наркотиков, думал Джон. Это ведь удобный способ отвлечься от собственных худших пороков. Дэйв каждый вечер пил, а почти вся его еда утопала в жире. Эми жила на сахаре, кофеине и обезболивающих и могла всю ночь не спать, прокачивая персонажа в одной из своих игр. У людей с медстраховкой есть антидепрессанты и «Аддералл», у богачей – кокаин, у святош-христиан – целые литры кофе и фуршеты. Так уж получилось, что жизнь стала слишком быстрой, шумной и напряженной для нашего скромного мозга, и каждый что-то да засовывал в себя, чтобы или бежать вперед, или заглушать стыд оттого, что сошел с дистанции. А что до тех немногих, кто действительно обходится без допинга, ну, они ловят кайф от своей праведности.

Джон интересовал «Мой Глаз» – место настолько живописное, что там даже брачные церемонии проводили. Во всяком случае те, кто не был знаком с его историей. На холме вокруг небольшого пруда с водой причудливого цвета стояли маленькая церковь и несколько сдающихся в аренду домиков. У подножия холма, напротив церкви, был вход в угольную шахту: она работала в 1800-х, но обрушилась во время ужасного землетрясения. Возобновить добычу угля так никто и не пытался – как вы уже догадались, обстоятельства катастрофы были до жопы пугающие. Шахтеры сами обвалили себе на голову свод с помощью динамита, видимо пытаясь не пропустить наружу то, что там обитало. Наверх послали паренька – самого младшего из них, – чтобы тот запретил лезть на выручку остальным. В городе подошли к этому как обычно: повесили табличку с предупреждением не входить и постарались обо всем забыть.

За прошедшие десятилетия пространство перед шахтой заполнилось водой, и вход в нее теперь, вероятно, был похоронен под песком и галькой, которые щедро всыпали в новый пруд. Минералы в скале в зависимости от цвета неба придавали воде изумрудно-зеленый, бирюзовый или кобальтовый оттенок. Так что в ясный день яркий мерцающий пруд резко выделялся на фоне окружающего ландшафта, словно открывшийся в нем волшебный глаз. Церковь на склоне холма построили уже после обвала, словно в попытке от чего-то защититься.

Джон проехал по узкой дороге, огибающей вершины холмов, миновал домики и оказался у церкви, около которой стоял щит с причудливыми призывами, сменяющими друг друга каждую неделю (сегодня на нем было написано: «КУРИТЬ ИЛИ НЕ КУРИТЬ: ВЫБЕРИ СВОЮ ЗАГРОБНУЮ ЖИЗНЬ»). Джон подумал, что даже само здание выглядело так, будто кто-то нарисовал на карте символ церкви и вытряхнул его в реальную жизнь: крохотное, выкрашенное в белый цвет строение из дерева, резные передние двери с крестами, наверху шпиль. С обеих сторон от входа по два витражных окна. Все выглядело точно так же, как нарисовала Мэгги; но отлови хоть сотню детей и заставь каждого нарисовать церковь, результат будет тот же. Еще раз: художники из них дерьмовые.

Джон подъехал к парковке и понял, что Дэйва здесь еще нет – поэтому остановился и стал ждать, зорко оглядываясь в поисках возможных ужасных происшествий. Он побарабанил по рулю. Понял, что сжимает челюсти, и заставил себя перестать. Выгреб монеты из центральной консоли. Протер их рубашкой, одну за другой, потом разложил на сиденье рядом с собой: сначала в порядке убывания ценности, а затем – по дате чеканки. Понял, что снова стиснул зубы…

Раздался крик.

Ошибки быть не могло. Кричала маленькая девочка.

Джон выскочил из джипа. Он потянулся к заднему сиденью и вытащил пушку для стрельбы футболками. Подбежал к дверям, обнаружил, что они заперты, и, попросив у Господа прощения, уже через секунду пробил себе путь ногой.

Когда Джон с пушкой наготове шагнул в портал, грянул гром. Мимо пролетела к выходу стайка голубей.

За амвоном стоял худой, раздетый до пояса человек с сигаретой в руке.

Тед описывал Нимфа как жуткого, двинутого на сексе извращенца, но Джон не видел в нем ничего такого. Его гладкие волосы были зачесаны назад, узкие глаза смотрели с презрением – он больше напоминал Джону ушлого фондового брокера, из тех, кто способен разорвать дружбу из-за проигранной партии в ракетбол. Невысокий, но жилистый. Сухой, мышцы как веревки.

Поднялся ветер, и от потока воздуха заскрипели стены. Струи косого дождя полили на пол сквозь открытую позади Джона дверь. Он захлопнул ее, лягнув ногой.

– Мистер Нимф, я полагаю? – спросил Джон.

Мужик затянулся и ответил:

– Поздравляю, ты успешно прошел по следу множества до зевоты очевидных подсказок. Скажи, когда ты в комнату входишь, у тебя уравнения перед глазами не встают?

Джон взмахнул пушкой.

– ГДЕ ОНА?!

– Ты мне ответь, Джон.

– Ты о нас слышал.

– Слышал.

– Ты поэтому девочку украл? Чтобы нас приманить? Ну что ж, вот и мы. Отпусти ее. Не надо впутывать в это других.

– О да, мы ведь не хотим еще больше травмировать бедного Теда, правда? Знаешь, почему солдаты маршируют в ногу? Зачем их заставляют петь хором? Это своего рода гипноз, он подавляет участки мозга, ответственные за критическое мышление. По той же причине школьников каждое утро заставляют твердить клятву верности. Но внушение ослабевает, а войти в колею после такого ужасно трудно. Настоящая трагедия. И нет, Джон, оказывается, не все в этой вселенной вертится вокруг тебя.

Сверкнула молния, и через миг раздался раскат грома. Близко. Снова поднялся ветер. У дерева снаружи надломилась ветка.

– Так чего же ты тогда хочешь?

– Того же, что и все мы. Питаться и размножаться. Попробуешь угадать, для какой из этих целей мне нужна малышка Маргарет Нолл? Может, для обеих.

– Она еще жива.

Нимф затянулся.

– Ответь мне, Джон. Ты веришь в существование человеческой души?

– О боже, у меня нет времени на это дерьмо. – Снаружи снова загудел ветер. О стену ударилось что-то тяжелое. Земля задрожала – Джон был уверен, что рядом рухнуло целое дерево. Буря сбрасывала оковы. – Я думаю, у тебя души нет, как тебе такое?

– Ну, это уже что-то! Почему ты считаешь, что у меня ее нет?

– Потому что ты гребаный ублюдок, который убивает маленьких девочек.

– А дерево, которое только что упало, – у него душа была?

– Ты тянешь время. Я не стану играть в твои игры.

Нимф ничего не сказал – он просто смотрел на Джона и ждал, пока тот ответит. И это молчание, конечно, сказало все за него: «У тебя нет другого выбора. Ты будешь играть».

– Нет, насколько я знаю, у деревьев души не бывает – и мне на это насрать, – сказал Джон сквозь зубы.

– Ты, разумеется, прав. Деревья – просто плоды химических реакций. Солнце, вода, воздух. Деревья не могут отказаться от солнечного света по моральным соображениям или поделиться водой с более достойным деревом. Они просто механизмы, поглощающие пищу при любой возможности.

Шум ветра перешел в нестихающий вой, он яростно бился и завывал за стенами церкви. Послышался шум, словно что-то сорвалось с крыши.

– Я понял, – сказал Джон. Ему пришлось повысить голос, чтобы перекричать вихрь. – Деревья тупые. Где девочка? Мэгги, ты меня слышишь?