Чтобы что-то вспомнить – надо это пройти
Шрифт:
Для разрядки, расскажу об одном мастере, сверхуникальном по многим направлениям. Другого такого в Слободзее, я не знал. Жил он рядом по нашей улице, был в «прыймах», то есть – жил в семье жены. Все звали его Мишка Кузяка (кличка). У него одно время было постоянное место работы – в центре русской части села, снимали комнату под парикмахерскую. Ну, это так сказать была его официальная деятельность. Кроме стрижки и бритья – он был мастер на все руки, в полном и истинном понимании этого выражения и действительно мог отремонтировать что угодно, из того, что было у людей в то время. Гармошки, трофейные аккордеоны, велосипеды, мотоциклы, часы и все, что могло ломаться в то необеспеченное время – всё несли на ремонт к нему.
Причем- никаких специальных приспособлений или оборудования, тем более- каких-либо запасных частей, ко всему приходившему на ремонт, у него не было абсолютно, потому, что этого тогда – просто не
Я был свидетелем одного случая, в котором отразился весь внутренний мир нашего соседа. В Слободзее всегда любили традиции, в том числе общительно-бытовые.
Мой отец был кумом этого мастера, сосед-все-таки. И каждое воскресение обязательно шел к нему бриться. Раньше это тоже был серьезный ритуал. Опасная бритва, профессиональный помазок, да и мастер – сосед-кум, есть повод. Отец брал бутылку вина и шел к Кузяке бриться, иногда и стричься, если подходили сроки. Пришли в один выходной, Мишка усадил отца на стул, пропарил ему лицо горячей мокрой тряпицей, густо намылил и говорит: «Кум, посиди, пока лицо отойдет- я сейчас!» и вышел на улицу. Сидим мы с отцом в комнате, ждем, а мастера нет. На стене часы-ходики висят. Проходит минут десять- никого. Проходит еще столько же, отец берет в руки бритву и начинает сам бриться, а то уже мыло высыхать начало, и мне говорит: «А ну пойди, глянь, что он там делает тот Мишка». Я обошел весь дом, залез на чердак, вышел на огород- нет никого. Сказал отцу об этом. Он говорит:» А ты пойди к деду Максиму, через дорогу, может он там!».
Пошел я к тому деду- а они сидят вдвоем за столом и пьют вино. Мишка, как меня увидел- вскочил: «Е!..а я за кума и забыл, намылил и оставил!».
Вот такой уникальный мастер был в то время, один на всю Слободзею русскую часть и – ничего выжили, вытерпели. И грустно было иногда, и весело, и иногда даже очень весело…, но-таки – жили….
Новоселы
Помните, как в той песне: «Подумать страшно мне теперь, что я не ту открыл бы дверь. Другой бы улицей прошел….».
А ведь я попал в Ащелисай, можно сказать, совершенно случайно. Как часто по жизни и бывает и, вполне возможно, что сегодня не писал бы о нем….
Когда нас провожали на вокзале в Кишиневе, в феврале 1955 года, было довольно холодно и у музыкантов духового оркестра, от мороза прилипали губы к мундштукам труб, сам видел. Провожали нас шумно, с помпой. Первый эшелон целинников отправляла Молдавия в Казахстан, причем, конкретно в Актюбинскую область. Везли нас быстро, специальный поезд останавливался только на узловых станциях. Вагоны, естественно, «гудели». Многие набрали с собой вина, – в бочонки, канистры, грелки, ну, кто во что и сколько мог, плюс – получили некоторые «подъемные» деньги. В общем, некоторая материальная база была, к ней добавилась нервозность неизвестности, – куда, что и как, да и определенная свобода от всего, что было до сих пор. Все это вместе взятое и располагало к тому, чтобы «погудеть».
В документальных фильмах тех лет, да и отдельных художественных лентах, выезд на целину, как и на другие «великие» дела (строительства ГЭС, ЛЭП, позже БАМ и тп.), отъезжающих всегда показывали героями – патриотами, с комсомольскими путевками и горячими сердцами. По жизни, оно не всегда выходило так. Как правило, все начиналось с Решения Центральной власти, а потом – обычной вербовки, в масштабах, в зависимости от серьезности направления. Освоение целинных земель – тогда было главным и очень масштабным направлением, на него работали многие государственные органы и под него, выделялись огромные, по тем временам, средства. Больше всего среди нашего эшелона, ехало людей, что-то понимающих в механизации – комбайнеров, трактористов, водителей.
Вербовщики выхватывали таких из списков желающих, в первую очередь (за таких им больше платили), а потом уже дополняли группы другими людьми, даже без специальностей, но таких в первом эшелоне, были единицы, в том числе и я. Пока в Министерстве сельского хозяйства Молдавской ССР, оформляли необходимые документы, тем, кого уже «присмотрели» вербовщики, выезжавшие до этого по районам, – предприимчивые представители молдавского комсомола, оперативно выдавали ребятам, подходящим по возрасту, комсомольские
билеты и комсомольские путевки.Я тоже получил билет и путевку, в которых, стоял год рождения, – 1938-й. Так я был записан со школы. Других документов у меня не было, да больше никто ничего и не требовал. По тем документам, мне шел семнадцатый год, хотя на самом деле – шел пятнадцатый….Но никто этого не знал, да и кому это было интересно.
Состав того первого «молдавского эшелона», был очень разнообразен, и по национальному признаку и по возрасту. В основном это были украинцы, русские, белорусы, в разные времена, оказавшиеся на территории Молдавии, в том числе и во время Войны, и после неё, и из многих районов. Меньше всего, по совокупности, было молдаван, хотя нас всегда и везде (потом) называли «молдаванами», на что мы не обращали внимания, так как в этом не было ничего зазорного. В большинстве своем, они друг друга раньше не знали, были отдельные знакомые – соседи, но редко.
В Москве наш поезд поставили отдельно, на пригородном отделении, к каждому вагону подали большие грузовые, машины со скамейками для пассажиров, покрытые брезентовыми тентами, мы погрузились вместе с вещами и были оперативно перевезены на другой, Казанский вокзал. Старшие по вагонам объявили, что мы будем выезжать вечером, с такого-то пути и таким-то поездом, а до вечера, все свободны.
Пока мы ехали до Москвы, как-то само собой получилось, что два соседних купе плацкартного вагона, а это в общем -12 человек, нашли общий язык, вместе кушали, пили и пели, и как бы стали одной командой. Приехав в Москву и, получив целый день свободного времени, мы, всей этой вновь образованной «командой», вышли в город. Ну, естественно, поехали на Красную площадь, прошлись по главному магазину ГУМ (там с нашими кошельками делать было нечего), поели там мороженного и вышли на площадь. Рядом – здание Исторического музея, кто-то прочитал вывеску и предложил зайти в музей, все-таки Исторический!.Зашли. Прошлись по одному этажу. Для меня все (и всегда, и везде) – новое было интересно, среди нашей команды таких, как я, любителей старины и чего-то нового, больше не было.
Возраст группы колебался от моих 15-ти, почти, и единственного среди нас молдаванина, Ивана Чунту (25 лет), а дальше от 35 (мой отец) и до 50-ти. Всем им, «эти старые музейные кости», были абсолютно не интересны, поэтому, кто-то видел слева от главного входа, влево дверь в полуподвал, с надписью «Столовая» и решили, что там будет гораздо интересней….
Пока я в одиночку осмотрел все этажи музея и пришел тоже в столовую, компания уже заканчивала трапезу, а на краю стола стояли восемь пустых бутылок из-под водки….Выйдя из музея, начали искать туалет, направо у кремлевской стены висел большой стеклянный шар, с надписью «Туалет», двинулись туда. У входной двери, влево – часовой с карабином, из кремлевской охраны, не говоря ни слова, нажал кнопку, вышел капитан с повязкой дежурного, спросил – в чем дело- это служебный вход в комендатуру. Спутники мои спросили туалет, мол, тут написано. Капитан сказал – там есть же стрелка, указывающая, что вход в подземный туалет, несколько дальше, вдоль стены. Слава Богу, обошлось все нормально, а то ребята наши были очень перевозбуждены, в том числе и по естественным причинам. С трудом добрались до вокзала, сели потом в поезд и прямым сообщением – на Актюбинск. Как и было договорено, мы снова заняли два последних купе, но наши ряды поредели. Не явились на посадку двое из нашей команды. Ну, их и в музее не было, они сразу куда-то отправились, может к знакомым или родственникам. Так как поезд был литерный, никто не сходил с него и не садился, то у нас образовалось в одном купе два свободных боковых места. На вопросы сопровождающих, где ваши попутчики – мы не знали, что отвечать.
По дороге, на одной из узловых станций, курившие на перроне ребята из наших купе, подобрали какого-то побитого полу хмельного бедолагу, да еще с гармошкой. Его или из вагона выбросили, или он сам откуда-то сбежал, но наши его приютили, обогрели, а потом, всю дорогу заставляли играть и пели разные песни. Команда у нас такая собралась, песенная…. Я не знаю, куда тот гармонист держал путь, но доехал он с нами до самого Актюбинска, как говорится – без билета и на всем готовом.
В Актюбинск наш поезд приехал, где-то в полночь. Мы сразу почувствовали вкус «переселенческой» жизни. Бушевал страшный буран, оставивший город и, естественно, вокзал, без освещения. На железнодорожных стрелках горели обычные свечи. Мороз был за 25 градусов. Старое здание железнодорожного вокзала, не могло вместить (даже стоя вплотную друг к другу) и половину целого эшелона. Вдобавок ко всему, местные встречающие заявили, что ждали нас только через два дня и т. д… Вышедшие из поезда разгоряченные пассажиры, кинулись было назад, в вагоны, но пустой состав очень оперативно куда-то утащили. А тут темень, буран, холод, крики, ругань.