Чудеса в Гарбузянах (илл. А.Василенко)

Весь этот разговор велся слишком громко. Бойко старались как-то заглушить неловкость, вызванную этими ношенными подарками.

— Ну, вы идите, а с Любой закончим на стол накрывать, — сказала Катерина Семеновна.

Петр Васильевич водил сестру по саду, где у него была пасека, рассказывал о пчелах, но чувство неловкости, неестественности не оставляло его. И он не мог прямо взглянуть в глаза сестре, и она избегала взгляда.

Наконец подъехала машина. Вышли мистер Фишер и товарищ Олексиенко.

Все зашли в хату и сели за стол. Но и застолье не принесло утешения.

Все сидели будто не за праздничным столом, а на приёме у зубного врача. Разговор никак не завязался. Толстый мистер Фишер заметно нервничал. Он уже несколько раз обращался с резкими короткими фразами на английском языке то к миссис Гапке, то к товарищу Олексиенко.

Американская сестра Бойко, краснея, что-то так же коротко отвечала, Олексиенко, приятно улыбаясь, тоже. Наконец она не выдержала:

— Да скажите уже вы, товарищ Олексиенко, а то я не могу.

— Ну что же… — приятно улыбнулся Олексиенко. — Наверно, придется мне. Так вот, товарищ Бойко… Петр Васильевич, Катерина Семеновна и… — он улыбнулся еще приятнее, — и Любовь Петровна… Должен отрекомендоваться. Я — представитель инюрколлегии по Украине, занимаюсь делами иностранных граждан на территории нашей республики. В инюрколлегию поступило заявление от гражданки Соединенных Штатов Америки Лукашевич-Бойко о выдаче ей наследства по завещанию гражданина Бойко Стефана, который умер в городе Нью-Йорке (США) восемнадцатого апреля 1963 года на девяносто четвертом году жизни. Наследство это состоит из золотых и серебряных вещей (перстни, обручальные кольца, браслеты, портсигары, ложки и т. д. — реестр прилагается), оцениваемый приблизительно в сто пятьдесят — сто шестьдесят тысяч рублей по нынешнему курсу. Вещи это закопаны во дворе бывшего шинка Стефана Бойко в десяти шагах на запад от старого дуба (план местности прилагается). Шинок сгорел еще в гражданскую войну, но дуб, как видите, сохранился… Значит…

Если бы в хате сейчас взорвалась бомба, семья Бойко так бы не удивилась. Все онемели.

— Если бы гражданка Лукашевич-Бойко обратилась к нам сразу, то есть в течение шести месяцев после смерти Стефана Бойко, — продолжал Олексиенко, — она имела бы право на получение наследства полностью…

— Если бы я знала… — проговорила сестра Бойко.

— А так, — улыбнулся своей волшебной улыбкой Олексиенко, — она имеет право на двадцать пять процентов стоимости наследства, как лицу, нашедшему клад… То есть около сорока тысяч рублей…

— Я согласна! Я согласна! — поспешно сказала Гапка.

…Но тут я вынужден прервать свой рассказ о прошедших годах и немедленно вернуться в наше время. Потому что неожиданно произошла вещь, нашими героями не предвиденная и не ожидаемая.

Позавтракав, иностранцы сложили вещи в багажник, потом закурили и пошли в сад за хату.

Что они там делали, ребятам не было видно. Минут через пять из-за хаты вышел старый «ковбой», сел в машину, завел мотор и поехал… Через минуту лишь пыл курилась над дорогой.

Ребята удивленно взглянули друг на друга.

— А… а где же тот… лысоватый? — прошептал Марусик.

— Кто его знает… — прошептал Сашка Цыган. Журавль только молча пожал плечами.

— Айда глянем, — прошептал Сашка Цыган, и ребята на четвереньках осторожненько, прячась за бурьяном и кустами, двинулись в сад за хату.

Так случилось, что на этот раз первым полз Марусик (В каком порядке они притаились у забора, в таком и ползли).

В саду под грушей, раскинувшись на траве, лежал без движения лысоватый иностранец…

— У-у-убил, — едва шевеля губами, пролепетал Марусик.

— А-а-га, — только и мог прохрипеть Сашка Цыган. Журавль обошелся невыразительным звукоподражанием.

— Не… не захотел сокровищем делиться… Что же… делать? — Марусик чуть не плакал. — Ре-ребята. Что же… А?

— Милицию надо, — прохрипел Сашка Цыган.

— Где же ты возьмешь, эту милицию, сейчас? Валигура же в больнице, — напомнил Журавль.

Правда, участковый милиционер товарищ Валигура, который жил в семи километрах в селе Васюковка, позавчера лёг в больницу из-за обострения радикулита. Это знал весь участок из пяти сел, который он обслуживал. А до райотдела двадцать километров. Без транспорта — полдня бежать.

— Да что же это делается? — вырвалось у Журавля. — На что же эти люди способны ради…

— Это не люди, а фашисты, — прошипел Сашка Цыган. — Награбим в войну, закопали, когда бежали, а теперь друг друга…

— Ой! — Марусик судорожно вцепился в плечо Сашки Цыгана.

«Убитый» иностранец пошевелился.

— Жи… живой, — прошептал Журавль.

— Да он просто спит в холодке, а мы… Пусти, а то синяк будет!

— Тю! — Марусик разжал пальцы.

…Теперь я могу спокойно оставить наших героев и возвратиться в прошлое на двадцать лет назад, к праздничному столу в хате Бойко, где только что огласил представитель инюрколлегии товарищ Олексиенко завещание Стефана Бойко.

Глава четвертая, в которой продолжается рассказ о миссис Гапке, мистере Фишере, дармоеде Гузе и других участниках приключения, связанного с поисками клада

— Братец! Сестра! Клянусь вам, я не виновата, что дед это всё мне отписал. Ведь дед не знал, что вы есть живые. Дед еще в войну писал твоему отцу Василию, но ответ не получил. Думал, что все погибли. Ведь с этим имел, собственно говоря, такие душевные терзания… Дед в Америке, видишь, очень бедствовал. Отчаянно! Был почти все время без работы. Все ему было безразлично, не было охоты ни к чему. Жизнь вел неумеренную, употреблял алкоголь. И когда я его нашла (когда нагло бросил меня Юлько, выгнав из дома и я осталась совсем одна), дед был просто страшный. Обязательно требовал ухода. Однако я за ним ходила как за малым ребенком. Он мне рассказал, что когда в восемнадцатом бежал с Украины, но не успел выкопать свой клад, который собирал всю жизнь. Как он о нём горевал, если бы вы знали! А в нотариате, однако, ему сказали, что это все должны ему отдать. И, видишь, он мне это завещал — за тот мой уход. Разве я виновата?

В глазах у неё стояли слезы.

Мистер Фишер, не понимая, что она говорит, встревоженно переводил взгляд с неё на Бойко и снова на неё.

Бойко понемногу приходили в себя. Растерянность сменилось на удивление и интерес.

— Ну что ты оправдываешься, сестра? — сказал наконец Петр Васильевич. — Я же тебя не упрекаю. Идем выкапывать твое наследство.

Когда они отмеряли эти десять шагов на запад и очутились на огороде в картошке, Катерина Семеновна не выдержала:

— Сколько лет тут в земле копалась и не знала, что на кладе топчусь. Нет чтобы глубже копнуть. Чертова работа.

Олексиенко попросил позвать двух понятых. Позвали соседа Павлентия Кандыбу и соседку старую Степаниду Неварикашу. Принесли три самых острых заступа и начали.

Сначала копали вглубь, потом вширь, но кроме старого башмака и ржавого погнутого колеса от детского велосипеда, пока что ничего не выкопали.

— А дед часом шутить не любил? — спросил Петр Васильевич, вытирая пол со лба.

— Но! Что ты такое говоришь. Дед мне столько об этом рассказывал. Не один раз. Двести, триста раз. Дед с этим имел такие муки. Собственно, из-за этого так быстро переехал на тот свет.