Чудо любви (сборник)

– Ты ничего не хочешь сказать мне на это, детка? А я-то думала – ты будешь прыгать от радости. Должно же быть хоть какое-нибудь проявление чувств с твоей стороны – в ответ на все мои многолетние старания сэкономить, чтобы оставить тебе это маленькое наследство.

Джулиана знала – бабушка специально пыталась поддеть ее, чтобы вызвать либо на шутку, либо на серьезный разговор. Она привыкла к этому и никогда не оставалась в долгу, но Джулиана совершенно не была способна ни шутить на тему бабушкиной смерти, ни говорить об этом с беспристрастным спокойствием. Более того, она была даже несколько уязвлена тем, что бабушка говорила о своем уходе без всяких признаков сожаления.

– Должна заметить – не похоже, чтобы ты чувствовала благодарность.

Джулиана резко вскинула голову, ее темно-синие глаза заблестели от слез.

– А я и не чувствую благодарности, бабушка, и вообще не хочу сейчас говорить об этом. Скоро Рождество, все веселятся, а ты…

– Смерть – неизменная спутница жизни, – категорически возразила бабушка. И бессмысленно бояться ее.

– Но моя жизнь – в тебе! – горячо воскликнула Джулиана, не в состоянии успокоиться. – И… и мне… не нравится, в конце концов, что ты… ты говоришь со мной о деньгах – будто они могут возместить мне твою смерть!

– Ты считаешь меня холодной и бесчувственной?

– Да, считаю!

Такой резкий спор случился у них впервые, и Джулиана приняла это близко к сердцу.

Бабушка посмотрела на внучку долгим безмятежным взглядом и спросила:

– Ты знаешь, чего мне будет не хватать, когда я покину эту землю?

– Наверное, ничего.

– Мне будет не хватать одного, и только одного.

Джулиана молчала, не требуя никаких объяснений, и бабушка промолвила:

– Мне будет не хватать тебя.

Джулиана в изумлении уставилась на бабушку.

– Мне будет не хватать твоего чувства юмора, твоих секретов и твоего удивительного умения взглянуть на любую проблему с другой стороны. И особенно я буду скучать без чтения твоих ежедневных записок и сочинений. Все лучшее в моей жизни связано с тобой.

Закончив свою речь, бабушка подошла к Джулиане и, коснувшись холодной рукой ее щеки, смахнула слезы, которые та тщетно пыталась сдержать.

– Мы родственные души – ты и я. Если бы ты родилась раньше, мы были бы близкими друзьями.

– Но мы действительно друзья, – горячо прошептала Джулиана и, поймав бабушкину руку, потерлась о нее щекой. – И мы всегда, вечно будем друзьями! Когда ты… уйдешь, я все равно буду обо всем тебе рассказывать, писать тебе… Буду писать письма, как будто ты просто куда-то далеко уехала!

– Какая забавная мысль, – весело поддразнила бабушка. – А отправлять их мне ты тоже будешь?

– Конечно, нет, но ты все равно будешь знать все, о чем я тебе напишу.

– Почему ты так в этом уверена? – озадаченно спросила бабушка.

– Потому что я слышала, как ты однажды прямо заявила нашему священнику, что совершенно нелогично думать, будто Всемогущий позволит нам просто так дремать до самого Страшного суда. И еще ты сказала, что Бог уже много раз предупреждал, что мы пожнем все, что посеяли, и поэтому скорее всего заставит нас посмотреть на все, что мы посеяли, с какой-то другой, высшей, точки зрения.

– Не думаю, что с твоей стороны благоразумно безоглядно верить моим богословским рассуждениям, верь лучше нашему доброму священнику. И я бы не хотела, чтобы ты тратила свой талант на письма ко мне, когда меня уже здесь не будет, – лучше напиши что-нибудь для живых.

– А я и не собираюсь напрасно тратить время, – ответила Джулиана с самоуверенной улыбкой – так она улыбалась во время их обычных споров, говоря явную чепуху, чтобы поднять настроение. – Если я буду писать тебе письма, то могу быть уверена, что ты найдешь способ прочесть их, где бы ты ни находилась.

– Потому что ты считаешь, что я наделена каким-то таинственным даром?

– Нет, – съязвила Джулиана, – потому что ты не сможешь устоять против соблазна исправить мои орфографические ошибки!

– Дерзкая девчонка! – воскликнула бабушка, приняв оскорбленный вид, но тут же широко и счастливо улыбнулась, и их пальцы сплелись в крепком и нежном рукопожатии. Через год, в канун Рождества, ее бабушка умерла, держа руку внучки в своей.

– Я буду писать тебе, бабушка, – рыдая, говорила Джулиана, когда глаза бабушки навеки закрылись. – Не забывай читать мои письма. Не забывай!..

Глава 4

В первые дни после бабушкиной смерти Джулиана написала ей десятки писем, но проходил месяц за месяцем, и в пустой монотонности своей жизни она находила все меньше и меньше событий и впечатлений, достойных пера. Маленький сонный городок Блинтонфилд ограничивал весь ее мир, и она заполняла время чтением, тайно мечтая уехать в Лондон, когда ей исполнится восемнадцать и она получит бабушкино наследство. Там можно встречаться с интересными людьми, ходить в музеи и усердно работать над своими будущими книгами. А когда Джулиана начнет продавать их, то сможет брать с собой в Лондон двух маленьких братьев, и они будут узнавать там обо всем новом, что происходит в мире, и рассказывать об этих чудесах жителям их маленького провинциального городка.

После нескольких неудачных попыток поделиться своими мечтами с матерью Джулиана поняла, что ей лучше молчать, потому что мать тотчас пришла в ужас и негодование от ее планов.

– Это даже не стоит обсуждать, дорогая. Порядочные незамужние молодые девушки не живут одни, и особенно в Лондоне. Ты погубишь свою репутацию, совершенно погубишь!

Робкое упоминание о книгах и о писательстве вызвало у нее не больше энтузиазма. Литературные интересы леди Скеффингтон ограничивались исключительно страницами светской хроники в дневных газетах, где она неукоснительно следила за всем, что происходит в высшем свете.

Она считала увлечение Джулианы историей и философией и ее желание стать писательницей почти такой же глупостью и нелепостью, как и намерение жить одной в Лондоне.

– Мужчины не любят слишком умных женщин, моя дорогая, – повторяла мать. Ты просто помешалась на книгах. И если ты не поймешь, что должна держать при себе свои бредовые философские фантазии, то раз и навсегда потеряешь шанс найти себе достойного мужа.

Всего за несколько месяцев до этого маскарада возможность лондонского сезона для Джулианы вообще не обсуждалась в семье Скеффингтонов.

Хотя отец Джулианы носил титул баронета, его предки уже задолго до него промотали более чем скромное состояние и принадлежавшие им земли. Единственное, что он унаследовал от предков, – это свой чрезвычайно добродушный и спокойный нрав, позволявший ему невозмутимо сносить жизненные невзгоды, и нежную любовь к вину и крепким спиртным напиткам. У него не было никакого желания покидать свое любимое кресло, не говоря уже о маленьком захолустном городке, где он родился.

И он никак не мог противостоять ни решительности своей жены, ни ее честолюбию, когда дело касалось ее маленького семейства.