Чудо света

Однако уже в девятнадцатом веке я наткнулся на записи французского лейтенанта армии Бонапарта, в которых он описывал шевалье, танцующего перед кирасирами, которые преследовали армию Барклая де Толли, русского генерала, предпочитавшего тактику "reculer pour mieux sauter" (отступления для лучшего прыжка). Далее в английской хронике я обнаружил меморандум, свидетельствующий о якобы странном танцующем джентльмене, появившемся перед кромвельскими ironsides, которые, распевая псалмы под свирепыми атаками кавалеров, показывали свое фатальное превосходство.

Чем дальше я исследовал эту проблему, тем больше у меня копилось материала об этом танцующем воине, повергавшем всех в изумление. Одни утверждали, что это закалённый бедами и победами дух, для которого покорение, авантюра, опасность и даже боль стали потребностью. Другие убеждали, что это невидимый гений, появляющийся там, где изможденный страдалец берет жизнь под свою протекцию. Третьи доказывали, что это вечный скиталец из тех, ушедших в мир иной на поле битвы, скиталец, который не до конца насытился своим озорством духа. И все они, наверное, по-своему были правы.

Мне также захотелось узнать, в самом ли деле он вечный скиталец, как утверждали некоторые историки прошлого, и я все глубже и глубже погружался в свои исследования. Театр его военных действий охватывал уже тысячелетия. Я встречал его в анналах истории Древнего Рима и Древней Греции. Он выступал впереди римских легионов Юлия Цезаря во время походов в Галлию. Его следы замечали бойцы фаланг Александра Македонского, громившие персов в Центральной Азии. Даже евреи, отвоевывая страну обетованную, видели его и дали ему свое имя. И как я был поражен, обнаружив его присутствие на поле битвы, описанной в "Махабхарате". И вот тогда я понял, что родился он тогда, когда мужчина взял в руки оружие, когда он стал вольным и свободным, когда рухнул матриархат, и женщина стала зависимой от мужчины.

Сделав такое открытие, я подумал: "Так вот какая штучка этот самый принц Фогельфрай, которого с таким пафосом воспевал Ницше". И мне сразу же стали понятны некоторые действия фей, описанные в сказках.

Я, наконец-то, догадался, почему все феи помогают женщинам, и некоторые из них творят зло только мужчинам. Постигнув это, я сделал еще одно открытие. Передо мной вдруг прояснился смысл слов учителя о том, что в зрелом возрасте и при созревшем разуме человеком овладевает чувство, что его отец не имел права дать ему жизнь. Я, наконец-то, понял, что он имел в виду, произнося эти слова. Не знаю, но, может быть, подсознательно он высказал то, что втайне смущает каждого мужчину, а именно тот стиль жизни, который им, как лидером общества, навязывается всему человечеству.

Итак, с принцем Фогельфраем мне стало все понятно, он олицетворял для меня как бы историю всего нашего патриархата, опрокинутого в глубь тысячелетий, густо замешанного на крови войн. Позднее он сам мне признался по секрету, что никогда не расстанется со своим оружием, потому что если он это сделает, то вмиг маятник истории человечества качнётся в сторону матриархата. И мне сразу же стало понятно поведение политиков всего мира, которые на словах ратуют за разоружение, а сами втихушку продолжают вооружаться и совершенствовать свое оружие. (По идее-то, приглядитесь к их политике, под разоружение подпадают только устаревшие образцы оружия). Уяснив это для себя, я тут же приступил к изучению вопроса: а чем грозит для нас, всех мужчин, наступление матриархата на земле, и вот тогда начались все мои неприятности.

Прослышав о моих лекциях, в которые я включил собранный материал и некоторые мои выводы о целесообразности продолжения патриархата, установившегося много тысячелетий назад на земле, ректор университета пригласил меня в свой кабинет и, что называется, положил меня на обе лопатки. Он меня спросил:

– Скажите-ка, мой любезный молодой друг, что вы там такое читаете своим студентам на лекциях о неизбежности падения патриархата на земле и установлении какого-то нового женского правления?

Я сделал удивленное лицо и заметил:

– Ничего подобного я пока в своих лекциях не утверждал. Так только, некоторые мои исследования наталкивают меня на мысль, что подобная перспектива может осуществиться.

– А вот этого не надо, – воскликнул раздраженно ректор, – вы что же, ничего не видите вокруг себя? Не замечаете, что сейчас делается в нашей стране? Вам недостаточно этого эксперимента, когда, как принято говорить, маятник истории качнулся от одной общественно-экономической формации к другой, вы хотите еще, чтобы на земле установился матриархат?

– Но…, – попытался я возразить.

– Никаких "но", – прервал меня ректор, – не нужно будоражить умы людей. Лучше займитесь-ка изучением амазонок, этого племени кровожадных женщин-воительниц, которые в определенные времена года вступали в браки с мужчинами из соседних племен ради продолжения своего рода. А вы знаете, что родившихся мальчиков они убивали и оставляли себе только девочек? К тому же они выжигали у девочек левую грудь для более удобного владения оружием.

Я не стал спорить с ректором и согласился провести эту дополнительную исследовательскую работу.

Обложившись справочной литературой, я погрузился в изучение всех источников, которые, так или иначе, упоминали о происхождении или существовании в истории этого племени. В ходе исследования у меня складывалось двоякое отношение к данному предмету. С одной стороны, об этом племени упоминалось в греческой мифологии, что уже говорило само за себя как о плоде фантазии мужской половины древнего общества.

Более того, в некоторых сказаниях я обнаружил даже проявление антагонизма между мужчинами и женщинами, своего рода остатки древней борьбы за господство в обществе. (Кстати, мальчиков амазонки не убивали, а отдавали на воспитание соседним племенам. Это мне доподлинно удалось установить из разных источников). С другой стороны, по-видимому, такое племя в истории человечества все же существовало. По мнению древних греков, амазонки произошли от кровосмешения бога войны Ареса с его дочерью Гармонией, несчастной девушкой, ожерелье которой всем приносило одни неприятности, если, конечно, кто-то им овладевал. Обитали они в разных местах: на реке Фермодонт у города Фемискира, в Малой Азии, в районе предгорий Кавказа и Меотиды на Азовском море.

Выпросив у ректора командировку, я отправился на Северный Кавказ с целью обнаружения следов амазонок. Амазонок я там не обнаружил, но зато был потрясен красотой горских девушек. Я полностью согласился с утверждением Иммануила Канта, что о красоте женщин, которых мы называем хорошенькими, все мужчины судят примерно одинаково и что в этом отношении мнения не так различны, как это обычно думают. В его опусе "Наблюдения над чувством прекрасного и возвышенного" я прочел следующие строки: "Черкесских и грузинских девушек все европейцы, совершавшие путешествие по их стране, всегда признавали очень красивыми. Турки, арабы, персы, надо полагать, почти полностью разделяют этот вкус, ибо они очень хотят сделать свою народность более красивой путем смешения с такой благородной кровью, и можно отметить, что персидской расе это действительно удалось. Индостанские купцы также не упускают случая извлечь для себя большую выгоду из преступной торговли столь прекрасными женщинами, доставляя их сластолюбивым богачам своей страны…"

Однако эти строки я прочел несколько позже, а перед самым моим путешествием на Кавказ мне на глаза попалась книжица Германа Гессе "Morgenlandfart", которую я захватил с собой в самолет. Можете себе представить, как только я открыл эту книгу, то сразу же наткнулся на следующее излияние: "В противоположность всему этому для меня цель путешествия и цель жизни, возникшая передо мной в сновидениях уже с конца отрочества, состояла в том, чтобы увидеть прекрасную принцессу Фатмэ, а если возможно, и завоевать ее любовь".