Чудо ты мое, зеленоглазое
Шрифт:
Петрович вскрикнул и бросился наверх. Из подвала отчетливо слышались крики и шум борьбы. У выхода из подвала старика остановила яркая, как вспышка мысль: «А как же Витька?!..»
Петрович оглянулся. В подвале с тупым звуком обрушились на пол несколько ящиков. Потом все стихло…
У Петровича пересохло в горле. Он хотел крикнуть, но не смог. Луч фонарика судорожно метался по стенам и не мог остановиться. Из глубины подвала показалась окровавленная Витькина рука. Рука оперлась на край порожка, следом за ней показалась вторая. Из темноты, выплыло бледное как мел лицо Витьки.
— Дядь Коль, руку дай… — тихо позвал он.
Петровичу показалось что у него отнялись ноги. Старик стоял
— Руку дай! — крикнул Витька, протягивая к Петровичу свою.
Сзади племянника поднялась огромная тень. Она была похожа на растянутую черную простыню. Тень поднималась все выше и выше.
— Что ты стоишь…
Договорить Витька не успел. Страшная сила рванула его вниз и он исчез.
У Петровича потемнело в глазах. Уже не отдавая себя отчета в том, что он делает, старик бросился бежать. Во внезапно опустевшем мозгу билась только одна мысль: быстрее, быстрее, быстрее! Перед глазами Петровича промелькнул дверной проем, несколько чахлых деревьев на улице, колючая проволока, потом пошла размытая дождем дорога. Спускаясь в овраг, Петрович поскользнулся и упал. Фонарик отлетел в сторону, но старик даже не подумал поднять его. Он судорожно цеплялся руками за скользкую траву и полз вверх, не разбирая дороги. По лицу хлестал дождь. Сверкнула молния и почти сразу же за ней ударил гром. Петрович закричал от ужаса. Взобравшись наверх, он долго стоял на коленях не в силах подняться…
Что произошло потом, старик почти не запомнил. Страх, страх непреодолимый и черный гнал его все дальше и дальше от диспетчерской. Петрович пришел в себя только после того, как захлопнул дверь дома и навалился на нее всем телом. Через минуту стало чуть легче дышать. Старик с трудом добрел до стула и сел.
Первая мысль, пришедшая ему в голову, была огромной и ужасной. Петрович закрыл лицо руками и застонал.
«Господи, что это было?! Что?!»
Время шло… Старик по-прежнему сидел на стуле и смотрел в одну точку.
«Тише, старый, ну тише! — уговаривал он сам себя. — Нужно что-то делать… Куда-то идти… А куда?!.. В милицию? Ведь засмеют же! Скажут, с ума сошел дедок на старости лет — кошек волшебных продавал…»
«К Лешке пойти можно, — решил Петрович — Он не бросит… Выручит».
Мысль, что снова придется идти к диспетчерской и может быть даже лезть в подвал испугала старика до холодного пота. Он с трудом встал и направился к двери.
«Нужно же идти… Нужно!»
Возле вешалки старик снова сел. Сил почти не было. Он вытер с лица холодный пот и посмотрел на дверь. Она казалась странно далекой.
«Вставай, гадина старая! — выругал себя Петрович. — Вставай!»
Он шагнул к двери и распахнул ее. На пороге стоял недавний толстяк покупатель. В его руке тускло блеснуло лезвие ножа.
— Тихо, дед! — прошипел толстяк. — Ты один?
Петрович попятился. Толстяк уже было собирался шагнуть следом, но вдруг как-то странно вздрогнул всем телом и привалился к дверному косяку. Его голова упала на грудь.
Петрович только стоял и смотрел… Разум отказывался понимать происходящее. Толстяк захрипел. На его плечо, вынырнув откуда-то сзади из темноты, легла огромная лапа чем-то напоминающая кошачью. Толстяк дернулся еще раз и рухнул спиной на квадрат падающего из дверного проема света. Он удивленно смотрел наверх и шевелил побледневшими губами, словно что-то силился сказать.
Неожиданно тело толстяка сдвинулось с места и стало исчезать в темноте: сначала голова, потом туловище и ноги. Петровичу показалось, что он сходит с ума. Там, в темноте за порогом, над толстяком склонилось что-то бесформенное и большое.
Петрович вскрикнул и бросился к двери. Но закрыть ее до конца и задвинуть засов он не успел.
Оттуда, снаружи, на дверь навалилась чудовищная тяжесть. В щель просунулась огромная кошачья лапа и когти царапнули старика по плечу.«И по мою душу, значит, тоже… — мелькнула у него безумная мысль. — Теперь и за мной пришли…»
Петрович подпер медленно открывающуюся дверь ступней, отпрянул и ударил по ней всем телом. Щель между косяком и дверью уменьшилась, лапа едва успела выскользнуть из нее. Петрович ударил еще раз. Дверь захлопнулась. Петрович быстро задвинул ее на засов.
Силы почти окончательно оставили его… Он с трудом добрел до кровати и упал лицом в подушку. Что было дальше, то ли он уснул, то ли просто потерял сознание, Петрович уже так никогда и не узнал.
За окном бушевала непогода. Тонкие ветви молодой рябины то царапали стекло, приникая к окну, то исчезали в темноте. Огромная кошачья лапа отодвинула ветви в сторону и окно закрыла черная тень. Вскоре тень исчезла. Она исчезла так тихо, как будто растворилась в темноте…
Глава 20
Петровича разбудил луч света. Луч был теплым и приятно грел кожу лица. Темнота от закрытых век стала красной.
«День уже на дворе, — спокойно подумал Петрович. — Долго же я спал. Совсем разленился на старости лет…»
Он открыл глаза и тот час зажмурился. Солнце светило прямо в лицо. Петрович сел и посмотрел на часы. Стрелки показывали половину одиннадцатого.
«Старуха… Это был ее котенок».
Мысль всплыла откуда-то из глубины подсознания и была настолько неожиданной, что Петрович сначала не понял ее. Он потер лоб. Какая старуха? Какой котенок? Старик осмотрел себя. И почему он спал одетым? Вчерашний день был закрыт черной непроницаемой шторой. Но вдруг эта штора рухнула. Петрович вспомнил окровавленное лицо Витьки и содрогнулся от ужаса. Значит это был не ночной кошмар?!
«Старуха… Это был ее котенок».
Мысль казалась почти материальной. Она звучала как голос, чужой и незнакомый. Петрович закрыл лицо руками и тихо застонал.
— Боже ж ты мой!
Душевная боль стала физической. Она рвала грудь. Она делала вновь нахлынувшие переживания настолько пронзительными и болезненно-острыми, что старик вдруг понял, что сходит с ума. В голове, один за другим, начали вспыхивать непонятные, ослепительные как свет горящего металла, хаотичные образы: лица незнакомых людей, улица и там, дальше, огромная, заасфальтированная площадь, ведущая в никуда. За площадью чернела бездна…
Руки старика свела судорога, ногти вонзились в кожу лица и медленно поползли вниз. Сознание гасло. Оно растворялось как корка тонкого льда в темной воде.
«Подожди, — ударила последняя мысль, — а Витька-то как же?!»
На какое-то мгновение Петровичу показалось, что на него обрушился вал холодной воды.
«Может жив он еще?»
Петрович убрал руки от лица и осмотрелся. Вокруг стояла почти абсолютная тишина. Боль и черный ужас исчезли без следа.
Прошла минута… Петрович смотрел в окно и чего-то ждал. Солнце слепило глаза. Казалось, его лучи проникают все дальше и дальше в мозг, разгоняя страшные, ночные тени.
Старик ждал… Он не понимал, что именно он ждет, но то чувство, которое внезапно овладело им, можно было назвать именно ожиданием. Оно едва не погибло придавленное черным ужасом, но теперь вдруг окрепло и победило страх.
Старик ждал… Его удивляло, что за окном светит солнце, что у него на руке греется солнечный зайчик и даже то, что вокруг стоит полная тишина. Нет, нет! Что-что происходило с ним именно сейчас, именно в эту минуту. Что-то должно было происходить! Что-то рушилось — огромное и высокое, как гора, как черный дом заселенный злыми гномами похожими на крыс.