Чудо в аббатстве

— Потому, что ты слишком мала, чтобы понять. Но что я поняла и чего не понимала она — это перемены, происшедшие в нашем доме с тех пор, как умер кардинал. Уныние нависло над ним. Отец часто бывал печальным и, когда я говорила с ним, улыбался, прижимал меня к груди, как в старые дни, но я чувствовала, что веселость его была искусственной. Он казался сверхосторожным, а когда мы обедали, я чувствовала, что он прислушивался, будто ожидал какого-нибудь гонца с недоброй вестью.

К нам часто приезжали друзья и присоединялась к нам за столом. У отца было много знакомых и среди судейских, и при дворе. Во время их визитов разговор за столом становился оживленным, а когда гости выпивали достаточно вина, которым угощал их отец, они часто говорили о делах государства, чаще всего о «тайном деле короля». Я заметила, как блестели глаза Кейт, когда заговаривали об этом; один раз отец сказал:

— Помните, друзья, тайна короля принадлежит ему, и поэтому мы не должны ее обсуждать, тем более судить о ней.

Слова отца отрезвили всех, и я заметила, как они украдкой оглядывались и соглашались, что действительно это тайна короля и его подданные не должны подвергать сомнению королевские решения.

Да, все было непросто.

Но брат Иоан и брат Яков беспокоились больше всех. Они часто приходили посидеть с отцом, поговорить с ним. Я была уже слишком большой, чтобы свернуться у него на коленях и слушать. Кейт они не интересовали. Она с отвращением морщила свой носик и говорила:

— Монахи. Глупые старики, которые живут в монастырях, часами стоят на коленях и молятся. У них, наверное, очень болят колени. У меня в церкви болят колени. Они живут на хлебе и воде и всегда говорят Богу, какие они грешники, как будто Он сам не знает! Они носят волосяные рубашки. Фу! Я люблю шелк, атлас, золотые ткани. Когда я вырасту, я всегда буду носить шитые золотом одежды, а может, как ты думаешь, серебряная ткань подойдет мне больше?

Я не знала, о чем брат Иоан и брат Яков говорили с моим отцом, но я была уверена, что их беседа была полна дурных предчувствий, в ней не было непринужденности.

Вскоре Кейт развеяла мои страхи. Жизнь для нее была игрой. И должна стать таковой для меня, так считала она, Кейт. Она многое разузнала. Она сказала мне, что Джим, главный конюший, у которого были жена и шестеро детей — они жили в небольшом домике на наших землях, — тайком уходил в лес, чтобы встретиться с Бесс, одной из горничных, и она видела, как они лежали в папоротнике.

— Ну и что она собирается делать? — спросила я. Скажет ли моему отцу или жене Джима? Кейт прищурилась:

— Я никому не скажу, только тебе… а ты не в счет. Я просто запомню. Это будет полезно, когда я захочу воспользоваться этим. — Потом она рассмеялась.

Она любила власть. Она хотела управлять нами, как кукольник своими куклами, которые он показывал нам в Рождество, когда приходил с актерами.

А потом она заинтересовалась мальчиком. Однажды, когда я сидела под деревом в вишневом саду и учила латынь, она пришла ко мне. День был замечательный, и я решила, что лучше заниматься на воздухе.

— Отложи эту глупую старую книгу, — приказала Кейт.

— Она совсем не глупая, Кейт. Ее очень трудно читать, это правда. Я должна сосредоточиться.

— Ерунда! — воскликнула Кейт. — Я хочу что-то показать тебе.

— Что?

— Сначала ты поклянись, что никому не скажешь. Клянись.

— Клянусь.

— Подними руку кверху и клянись всеми святыми и Пресвятой Божьей Матерью.

— О, Кейт, это звучит кощунственно.

— Клянись, или я ничего тебе не скажу. И я поклялась.

— Теперь пойдем, — сказала она.

Мы вышли из сада и через лужайку направились к той каменной стене, обвитой густыми зарослями плюща, которая отделяла нас от Аббатства. В одном месте Кейт отодвинула плющ в сторону, и, к моему удивлению, показались очертания двери.

— Я заметила, что плющ выглядел так, будто его уже потревожили, — смеясь, сказала она. — Обследовав стену, я нашла дверь. Ее трудно открыть. Надо толкать. Давай, помоги мне.

Я подчинилась. Дверь протестующе заскрипела и открылась. Кейт ступила на землю Аббатства.

Я стояла по другую сторону двери.

— Нам нельзя этого делать. Это чужое владение. Она засмеялась:

— Конечно, я знала, что ты трусиха. Вообще не знаю, почему я вожусь с тобой, Дамаск Фарланд. Но я уже входила в дверь, а когда прошла, плющ вернулся на прежнее место и закрыл ее. Я огляделась, думая, что в Аббатстве все совсем по-другому. Но трава была такая же сочно-зеленая, на деревьях вот-вот распустятся листья. Никто не догадывается, что мы стоим на земле, которая всегда казалась священной.

— Идем, — сказала Кейт, схватив меня за руку, и смело пошла по траве. Я нехотя следовала за ней. Мы шли между деревьями. Внезапно она остановилась, потому что перед нами предстали серые стены Аббатства.

— Дальше лучше не ходить. Они могут увидеть нас и догадаться, как мы вошли. Они могут заколотить дверь. А это не годится, потому что я намерена приходить сюда, когда захочу.

Мы вернулись под укрытие кустарника и сели на траву. Кейт внимательно следила за мной, точно зная мое состояние и желание вернуться, потому что мне не хотелось быть там, где находиться не полагалось.

— Интересно, что бы сказали эти заплесневелые старики Иоан и Яков, если бы нашли нас здесь? — спросила Кейт.

Раздавшийся сзади голос напугал нас до смерти:

— Они посадили бы вас в подземную тюрьму, подвесили бы за руки и оставили бы так до тех пор, пока ваши руки не оторвались и вы бы не упали на землю… мертвые.

Мы обернулись — позади нас стоял мальчик.

— Что ты здесь делаешь? — строго спросила Кейт. Она не вскочила на ноги, как я. Она просто сидела, спокойно глядя на него.

— Ты спрашиваешь об этом меня? — надменно спросил мальчик. — Это забавно.

— Ты не должен подкрадываться к людям, — сказала Кейт. — Это может напугать их.

— Особенно, если они находятся там, где не должны быть.

— Кто сказал, что не должны? Двери Аббатства всегда открыты!

— Для тех, кто живет в бедности, — ответил мальчик. — А, чего не хватает вам?

— А мне всегда не хватает… чего-нибудь особенного… чего-нибудь интересного. Жизнь такая скучная.

Меня бросило в жар от возмущения, рассердили ее слова о жизни в нашем доме и ее неблагодарность.

— Мои родители очень хорошо к тебе относятся, — сказала я. — Если бы они не взяли тебя к нам… Кейт деланно рассмеялась:

— Мой брат и я не нищие. Твоему отцу хорошо платят за то, что он управляет нашим имением. К тому же он все-таки родственник.

Мальчик перевел взгляд с Кейт на меня, я почувствовала, как мной овладевает странное чувство экзальтации. Я вообразила, как ангелы положили его в рождественские ясли и какое великое предназначение ожидает его. Как ни мала я была, но поняла, что это просто мальчик. Он держался отчужденно, возвышенно-высокомерно, казалось, сознавал разницу между собой и обычными смертными. Кейт вела себя так же, но то было следствием ее красоты и энергии. Хотя меня мучили предчувствия, я обрадовалась, что Кейт нашла дверь в стене и таким образом дала мне шанс увидеть мальчика так близко. Он казался намного старше меня, хотя между нами было меньше года разницы. Он был выше Кейт и мог подчинить даже ее.