Чудо в аббатстве
Шрифт:
— Кто знает? Она молода, умна. Как, по-твоему, сколько раз она была на волосок от смерти? Хотя, конечно, королева питает слабость к сестре. Мария предпочла бы лишить Елизавету возможности наследовать трон, родив ребенка.
— Она способна это сделать?
— Ты еще не раз услышишь о предполагаемых беременностях. Бедная женщина! Говорят, у нее водянка, а ее желание родить ребенка столь велико, что она верит в возможность забеременеть. Представь ее горе, когда он обнаруживает, что это ложная беременность.
— Несчастная женщина, как нелегко быть королевой!
— Как не легко жить
Большой зал замка был украшен листьями и цветами, на галерее играли музыканты, почти скрытые тяжелыми занавесями.
В шесть часов мы сели за стол, и я редко видела такие изысканные блюда. Я подумала о том, как бы захотелось Клементу изучить начинку этих огромных пирогов и оценить качество корочки. На пирогах были выложены гербы почетных гостей. Слуги в ливреях Ремуса внесли на блюдах огромных поросят, от которых шел пар.
Было подано множество сладких пирогов, посыпанных имбирем. В одном, который подали мужчинам, была запечена фигурка короля, в другом, поднесенном женщинам, — фигурка королевы. Те, кто найдет фигурки, должны были стать королем и королевой этого вечера.
Было много смеха, когда фигурку обнаружил Кэри. Он надеялся, что фигурка королевы достанется хорошенькой девочке Мэри Эннис, дочери лорда Калпертона, которая присутствовала на вечере вместе с отцом и братом Эдуардом. Кэри был достаточно хорошо воспитан, чтобы скрыть свое негодование, когда вторую фигурку нашла Кэтрин.
Кэтрин засмеялась от радости, и я не могла не улыбнуться, вспомнив, какой она была мрачной, когда размышляла, стоит ли ей покидать Аббатство, чтобы присоединиться к нашему легкомысленному времяпрепровождению.
Она и Кэри должны были придумать игры и шутки для развлечения гостей на балу, с чем они успешно справились. Были шарады, загадки, и мы все очень развеселились.
Кэри и Кэтрин чинно открыли танцы, хотя я подслушала, как Кэтрин яростно шептала Кэри:
— В любом случае, мне почти столько же лет, как и тебе. К тому же все знают, что девочки быстрее взрослеют, чем мальчики.
Моим партнером на балу оказался Руперт.
— Как здесь хорошо! — сказал он.
— Я давно не чувствовала себя такой умиротворенной, — ответила я.
— Жизнь и должна быть такой. Семье надо часто собираться так, как сегодня.
— И все же, Руперт, — сказала я, — даже в таких случаях мы должны быть воздержаны на язык, лишнее слово может навлечь несчастье. И только со своими ближайшими верными друзьями мы можем быть откровенны.
— Дамаск, — спросил Руперт, — ты хочешь, чтобы я был откровенен с тобой?
— Что ты имеешь в виду?
— Я много думаю о тебе. Думаю постоянно. Иногда пытаюсь представить, как бы все сложилось, если бы ты
не вышла за Бруно, размышляю, как ты живешь в Аббатстве.— Ах, Руперт…
— Как там, Дамаск? Ты счастлива?
— У меня есть девочки, — ответила я.
— Этого достаточно?
— Они очень много значат для меня, но однажды они выйдут замуж, и у них будет своя жизнь. Тебе следовало жениться, Руперт. Тогда бы и у тебя были дети.
— Которые обзавелись бы семьей и у которых была бы своя жизнь, и я любил бы внуков?
— Ты еще молод. Кто знает, может, на этом балу ты кого-нибудь встретишь. Тебе нет и сорока, говорят, что это вершина жизни.
— Давай присядем, — предложил Руперт. — Этот разговор очень важен для нас, и я предпочел бы вести его не во время танца.
Мы сели, и я наблюдала за девочками. Хани, по общему мнению, была удивительно хороша в паре с Эдуардом Эннисом. Кэтрин танцевала с Кэри, время от времени браня его, когда он наступал ей на ноги. Глаза дочери сияли от возбуждения — она любила танцевать. И это шло ей гораздо больше, чем размышления о том, не следует ли ей пойти в монастырь, если теперь, при католическом правлении, удастся найти для нее таковой.
— Ты знаешь, что я никогда не сделаю этого, — произнес Руперт.
— Ты о чем? — Я думала о Кэтрин.
— О женитьбе. И ты знаешь, почему. Я посмотрела на него и увидела, что все эти годы оставили неизменными светившееся в его глазах чувство. Я не могла не обрадоваться этому, что было, конечно, дурно с моей стороны, ибо он не мог питать никаких надежд в отношении замужней женщины.
— Как Бруно? — спросил он.
— Что Бруно?
— Он оправдал все твои надежды?
— Обычно мы слишком много хотим от людей, разве не так?
— А ты хотела от него слишком многого? Я заколебалась, прежде чем ответить.
— Иногда я думаю о нашей жизни в Аббатстве. Она похожа на сон. Она столь… нереальна. Мы живем в монастыре. Многие из живущих с нами прежде были монахами. Раньше они проводили богослужения тайно по ночам, а теперь делают это открыто, точно так же, как много лет назад. Как ты знаешь, дом аббата превращен в замок, похожий на этот. Но сохранились без изменений спальни монахов и трапезная. Я считаю, что многие из бывших монахов ведут себя так, как вели прежде. Мы живем в Аббатстве, которое и похоже и не похоже на Аббатство. Бруно — аббат с женой и семьей. С тех пор как умер король Эдуард, наша жизнь стала более спокойной. Иногда я думаю, что произойдет, когда умрет королева. Ведь Саймон Кейсман собирался предать нас как раз тогда, когда скончался король Эдуард. Как странно, он хотел донести на нас, а казнили его самого.
— Если бы у тебя было все хорошо, ты бы думала о радостях жизни. Ты несчастлива, Дамаск?
— Что такое счастье? Как часто человек может сказать: «Я абсолютно счастлив»?
— Но этого и не надо. Просто мы должны быть довольны своей жизнью.
— Со всей этой неопределенностью вокруг нас! Когда мы не знаем, что будет завтра? Когда одно неосторожное слово может погубить нас?
Я вздохнула:
— Я пережила арест отца. Моя мать потеряла двух мужей. По чистой случайности я не вдова сейчас. Мы живем в жестоком мире. Всегда ли так будет?