Чудо. Встреча в поезде

Планы планами, но было важно, разумеется, найти исполнителя. Он и сам бы, раздумывал Бруно, сделал это, если бы не Джерард, частный детектив, нанятый отцом: этот сцапает обязательно, как бы осторожно он ни действовал. Кроме того, ему хотелось проверить еще раз, как работает схема «отсутствие мотива». Мэтт Левин, Карлос — плохо то, что они — знакомые. А вступать в переговоры, не зная, согласится человек или нет, — опасно. Бруно несколько раз встречался с Мэттом, но так и не решился упомянуть о деле.

В Порт-о-Пренсе случилось нечто, для Бруно незабываемое. На второй день стоянки, возвращаясь на судно, он упал со сходней.

Он совсем одурел от влажной жары, а от рома сделалось еще хуже, еще жарче. Он направлялся из отеля «Ла Ситадель» на корабль за вечерними туфлями для матери, но зашел в предпортовый бар выпить виски со льдом. Один из матросов-пуэрториканцев, которого Бруно невзлюбил с самого первого дня, уже сидел там, пьяный до умопомрачения, горланя так, будто ему принадлежал и город, и «Прекрасный принц», и вся Латинская Америка. Он обозвал Бруно «белым придурком» и прибавил еще что-то, чего Бруно не понял — однако публика хохотала. Бруно ретировался из бара с достоинством: он слишком устал, и ему было противно драться, однако спокойно решил про себя донести обо всем Элис и сделать так, чтобы пуэрториканца рассчитали и занесли в черный список. За квартал от пристани пуэрториканец догнал его и принялся заговаривать зубы. Потом, поднимаясь по сходням, Бруно наскочил на поручень и свалился в грязную воду. Он не мог сказать, что пуэрториканец его толкнул, ибо этого не было. Пуэрториканец и еще какой-то матрос, тоже хохочущий, выудили его из воды и притащили в каюту. Бруно кое-как выбрался из постели, схватив бутылку рома, повалился навзничь и заснул прямо в мокром белье.

Чуть позже явились мать с Элис и растормошили его.

— Что с тобой стряслось? — спрашивали они наперебой, давясь от смеха. — Что с тобой стряслось, Чарли?

Очертания фигур были размазаны, но смех звучал отчетливо. Он дернул плечом, стряхнув пальцы Элис. Он был не в состоянии говорить, но прекрасно знал, что бы ему хотелось сказать. Зачем они здесь, в этой комнате, если у них нет вестей от Гая?

— Что ты? Какой еще гей? — спросила мать.

— К чер-рту! — заорал он, выпроваживая обеих.

— Ох, он готов, — запричитала мать, будто над умирающим. — Бедный мальчик. Бедный, бедный мальчик.

Бруно ерзал головой по подушке, уворачиваясь от холодного полотенца. Он ненавидел их обеих, и он ненавидел Гая! Он ради Гая убил, ради него обвел полицию вокруг пальца, затихарился по его просьбе, ради него свалился в вонючую воду, а Гай, видите ли, не желает видеть его! Гай развлекается с девицей! Он не напуган и не подавлен — ему просто некогда! Три раза он встречал эту девку в Нью-Йорке, около дома, где живет Гай! Будь она здесь, под рукою, он бы убил ее, точно так же, как Мириам!

— Чарли, Чарли, уймись!

20

— Пойдем выпьем чего-нибудь, — сказал Бруно. Он обрисовался из пустоты, прямо посередине тротуара.

— Я не желаю тебя видеть. Я тебя ни о чем не спрашиваю. Я просто не желаю тебя видеть.

— А мне все равно, спрашиваешь ты или нет, — сказал Бруно, чуть улыбнувшись. Взгляд у него был настороженный. — Тут, через дорогу. На десять минут.

Гай огляделся. «Вот он, Бруно», — пронеслось в мозгу. Позвать полицию. Броситься на него, прижать к тротуару. Но вместо того Гай застыл в неподвижности. Он заметил, как Бруно стиснул руки в карманах: может быть, у него пистолет.

— На десять минут, — повторил Бруно, заманивая, прельстительно улыбаясь.

Уже несколько недель Гай ничего о Бруно не слышал. Он пытался вернуть, вспомнить, собрать воедино всю ту злость, что владела им в последний раз, вечером, когда шел снег, всю ту решимость передать Бруно полиции. Наступил критический момент. Гай двинулся следом за Бруно. Они зашли в какой-то бар на Шестой авеню и заняли отдельный кабинет, подальше от стойки.

Бруно заулыбался шире.

— Чего ты боишься, Гай?

— Ровным счетом ничего.

— Ты счастлив?

Гай сидел прямо и чопорно на краешке скамьи. Я сижу напротив убийцы, думал он. Эти руки сжимали горло Мириам.

— Послушай, Гай, почему ты не рассказал про Энн?

— Что — про Энн?

— Хотелось бы знать о ней тоже, вот и все. То есть тогда, в поезде я имею в виду.

— Бруно, это наша последняя встреча.

— Почему, Гай? Я бы хотел, чтобы мы стали друзьями.

— Я собираюсь сдать тебя в полицию.

— А почему ты этого не сделал в Меткалфе? — спросил Бруно с мерзким, розоватым блеском в глазах, — спросил так, как он один способен был об этом спросить, безлико, печально и все же с торжеством. Странно: Гай задавал себе тот же самый вопрос точно таким же тоном.

— Потому что не был уверен до конца.

— Ты что, ждал от меня письменных показаний?

— Еще не поздно заявить о тебе следствию.

— Ты не сделаешь этого. У них больше фактов на тебя, чем на меня, — Бруно пожал плечами.

— О чем ты говоришь?

— Ты думаешь, что они мне предъявят? Да ничего.

— Я же все расскажу! — Гай внезапно разозлился.

— А если мне придет в голову объявить, что ты меня нанял? — Бруно, рисуясь, поднял брови. — Все сойдется как нельзя лучше.

— Да мне плевать, что там сойдется.

— Тебе, может, плевать, а закону — нет.

— Да чему там сходиться-то?

— Письмо, которое ты написал Мириам, — медленно проговорил Бруно, — потом — отказ от работы, чтобы отвести глаза. И еще такая своевременная поездка в Мехико.

— Ты сумасшедший!

— Гай, взгляни правде в лицо! Ты абсолютно ничего не добьешься! — Бруно истерическим взвизгом перекрыл музыкальный автомат, заигравший где-то рядом. Он распластал руку по столу, протянул ее Гаю ладонью вверх, затем стиснул в кулак. — Клянусь тебе, Гай, ты мне нравишься. Не так бы нам с тобой поговорить.

Гай не шелохнулся. Край скамейки больно врезался в тело.

— Я вовсе не желаю нравиться тебе.

— Гай, если ты хоть слово скажешь полиции, мы оба кончим в тюрьме. Разве не ясно?

Гай еще раньше предполагал это. Если Бруно станет упорствовать в своих измышлениях, начнется долгий процесс, и дело не решится никогда, разве что Бруно сдастся, а Бруно сдаваться не намерен. Гай судил по маниакальной пристальности взгляда, ныне устремленного на него. Не поддаваться, подумал Гай. Оставаться в стороне. Пусть с ним полиция разбирается, он сумасшедший. Он способен убить при малейшим неосторожном движении.

— Ты не выдал меня в Меткалфе, потому что я нравлюсь тебе, Гай. Ты по-своему меня любишь.

— Я нисколько тебя не люблю.

— Но ведь ты не выдашь меня, а?

— Не выдам, — процедил Гай сквозь зубы. Спокойствие Бруно ошеломляло его. Бруно совсем не боялся. — Не заказывай мне больше. Я ухожу.

— Погоди минутку. — Бруно достал купюру из бумажника и вручил ее официанту.

Гай остался на месте, удерживаемый сознанием какой-то незавершенности.

— Хороший костюм, — улыбнулся Бруно, кивнув на пиджак Гая.