Чудо
Шрифт:
И поцеловал ее.
Долго длился их поцелуй, и когда они наконец оторвались и посмотрели друг другу в глаза с бесконечной теплотой и нежностью, оба поняли, что нет для них никого ближе и роднее в целом свете, чем этот человек напротив. И вновь они стояли обнявшись, шепча друг другу разные смешные, нежные и ласковые слова, и снова целовались. И, стоя в одном куцем пиджачке, не ощущал он студеного пронизывающего ветра, а замирал от блаженства, чувствуя под рубашкой завораживающую ласку ее пальцев с острыми, крохотными ноготками.
Когда они пришли, корпус уже спал. Они долго колотили в дверь
В темноте, в звенящей тишине громко лязгнул ключ...
И была тьма, подобная той, в которую дух божий летал некогда над бурными водами, зачиная свет небесный, твердь земную и все на ней сущее.
– Милый...
– чуть слышно шепчет она.
– Милый... Откуда ты пришел ко мне?.. За что?.. За что одарил ты меня, грешную?..
– Что ты говоришь?
– Ты - бог! Ты - мой бог! Смешной, нежный и радостный... Спасибо тебе за то, что ты есть! Спасибо тебе! Ты... ты и сам не знаешь, какой ты!.. она вдруг заплакала.
– Ну что ты...
– растерянно шепчет он, прижимаясь губами к ее глазам.
Плача, она целовала его лицо, шею, грудь...
– Я никогда не думала, что это... может быть так прекрасно...
– Разве ты не замужем?
– Замужем, конечно. Но с ним... это совсем по-другому, Я его ненавижу! Ненавижу! Он - грубый, злой, вечно пьяный... Ты не можешь себе представить, до чего мне страшно и противно, когда он наваливается, дыша перегаром, смрадный, нечистый, тупой... А я лежу, зажмурившись, и молю бога, чтобы все это поскорее кончилось...
– Он у тебя сильно пьет?
Она коротко вздохнула и ответила*
– Сильно.
– Отчего?
Пожала плечами.
– Отчего люди пьют? До свадьбы вроде был нормальный парень. Когда ушел в армию, я его два года ждала, ни с кем не встречалась. А пришел поженились. Он и начал выпивать. Сначала от радости. Потом по привычке, с устатку, он у меня шофер на лесовозе. Потом... Потом с горя. Оттого, что детей нет.
– Разве это горе?
Она взглянула на него с удивлением.
– Странный ты, право-слово... Что же горе, как не это? А то стала бы я по этим санаториям разъезжать, врачей да нянек кормить...
– По рублику? Она фыркнула.
– Это с вас, мужиков, они рубли сшибают, потому что вы все равно больше не дадите. А баба... она ничего не пожалеет, лишь бы дите было. Вот и сосут из нас эти паучихи. Видел бы ты, сколько на врачихах этих и сестрах золота понавешано! И нагло подходят и требуют еще и еще... Своими бы руками я гадин этих стреляла...
– Ну, успокойся, может быть, это тебе поможет... И у тебя еще все получится...
– Ты думаешь?.. Дай-то бог... Вот было бы счастье...
Счастье... простое, человеческое счастье... Оно было неведомо ИМ, невообразимо далеким, всемогущим, всеведущим. Иногда ему становилось страшно оттого, что ОНИ такие рассудительные и методичные, отрешенно-бесстрастные и холодные. Порою он осознавал, что является для НИХ просто орудием познания, подопытным экземпляром своего вида, и все надежды на Контакт не более, чем химера. Слишком уж велики были различия между нами и ИМИ. И единственным мостиком
между цивилизациями был и оставался крохотный сгусток биоэлектрических колебаний в коре головного мозга единственного из пяти с лишним миллиардов землян...– Сереженька, скажи мне, почему ты такой?...
– Какой?
– Ну... такой. Не такой, как все остальные. Все куда-то бегут, летят, суетятся, а ты один... задумчивый добрый... будто ангел.
– Да брось ты...
– Нет, правда, как будто не от земли, бродишь и думаешь о чем-то своем, как блаженный какой. И взгляд у тебя такой, как... Ну, словно ты смотришь на всех нас откуда-то с неба. И ничего не видишь.
Он не долго размышлял. И понял, что сейчас не имеет права скрыть от этой женщины ничего. Он поцеловал ее в лоб и сказал:
– Я и в самом деле такой.
– Какой?
– Другой. Не такой, как все вы.
– Почему?
– Я ведь не отсюда.
– Не отсюда? А откуда?
– Нет, ты не думай, я человек, простой, обычный человек, но меня выбрали.
– Куда?
– Меня выбрали они... уангкхи.
– Кто?
– У-ангк-хи!.. То есть, это я их так называю, у них-то языка в нашем понятии нет. Они не с Земли, не с Марса, даже не из нашего мира. Там, где они живут... там невозможно жить. Но они как-то ухитряются. И не понимают, как мы ухитряемся жить в нашем мире... Представляешь, у них нет ни звезд, ни неба, ни земли...
– Как же они живут?
– Не знаю. Они объясняли, но я не понял. Они... как волны. Или лучи... Вернее даже, как группы волн. Я этого не понимаю. Их мир нам даже вообразить невозможно. Представь, у них скорость света равна нулю, длины и ширины вообще не существует, а время может идти то вперед, то назад. Вот, скажем, нашего времени они совершенно не понимают. Свое время они могут возвращать... Вот ведь как здорово!
Аня взглянула на него с робостью и улыбкой: разыгрывает он ее, что ли, или... Нет, вроде не шутит. Он посмотрел ей в глаза. Взгляд его был внимательным и испытующим. Он ждал, поверит ли она ему или... Она отвела глаза и спросила:
– И как же ты их видишь, раз они такие?
– В том-то все и дело, что никак! Они сами появляются внутри меня. И видят, чувствуют, ощущают моя мысли. А через мои глаза они как будто видят весь наш мир. Они научили меня проходить сквозь иные измерения, летать в космосе, погружаться внутрь атомов и звезд...
– Они к тебе прилетали? На тарелках, да?
– Нет же! Я тебе объясняю, они живут в другом мире, а наш для них вроде шара, в который они пока войти не могут.
– Сереж, а они страшные, да?
– Я же тебе объясняю, они - никакие! Их нельзя увидеть или пощупать. Но вообще-то они добрые. Они любят меня, помогают... Они помогают мне понять наш мир и сами постигают его вместе со мной. Они всегда рядом, и в радости, и в беде...
– А сейчас..
– спросила Аня сдавленным голосом.
– Сейчас они тоже... видят нас?
– Да нет же, конечно, нет. Я ведь знаю, когда они со мной. Тогда во мне просыпается какое-то чувство... как тебе объяснить, какой-то привкус зеленоватого, какая-то яркая ниточка в голове, вроде сияния... Да и им-то, поверь, все это неинтересно...