Чудотворец
Шрифт:
– А мне что делать?!
– Отвечать за свои поступки.
Юра криво усмехнулся, в глазах его блеснули слезы. Некоторое время он смотрел на брата, затем развернулся и быстро пошел по проходу.
Николай так и сидел, словно окаменев, пока к его прилавку не подошел какой-то парень.
– Майку можно померить?
– Нельзя! – рявкнул Арбенин, отшвырнув журнал. – По2том провоняет – что я с ней делать буду?!
Треть своей комнаты Николай оборудовал под рабочее пространство. Там стояли стол с гладкой поверхностью, верстак, ящики с инструментами…
Арбенин
– Чего так рано? – удивилась она.
– Торговли нет…
Мама зашла в комнату.
– Днем Юра заходил. Попрощаться.
Николай кивнул, не отрываясь:
– Ко мне тоже.
– Куда он уезжает? – потерянно спросила Анна Владимировна. – Не говорит ничего… Бедный мальчик! Запутался, сломал себе жизнь… Неужели никто ему не поможет?!
– Мама! – сквозь зубы проговорил Николай. – Никуда он не уедет, и ты это знаешь!
– Мы его семья! Единственные родные люди! Если не мы…
– Выйди, мама! – сердито перебил ее сын. – Я работаю!
Анна Владимировна хотела что-то сказать, но глубоко вздохнула и молча покинула комнату.
Николай, закончив наносить краску, убрал губку и снял трафарет. На разложенной на столе майке красовалась влажная надпись: «Деньги – зло».
Касса в Доме культуры была закрыта. Правда, изнутри доносились какие-то звуки – видимо, кассир уже пришел и с кем-то разговаривал.
– А я-то чего? Сижу тут, билеты продаю…
– Вот я и хотела узнать: наверняка есть какой-то резерв? – напирала Настя.
– Ну, да… Для дирекции, выступающих…
– Сейчас у вас каждый вечер – Виктор Ставицкий. Какие места он резервирует?
– А зачем вам?
– Секретная информация? – улыбнулась Настя.
– Нет, но… – кассир пожал плечами. – Такой странный вопрос…
– Нормальный вопрос, – Настя улыбнулась еще шире и подсунула под лежащую на столе бумажку пятирублевую купюру. – Мы о нем программу готовим, хотим убедиться: действительно ли он так популярен или заполняет зал своими знакомыми?
Добившись в итоге желаемого, Настя возвратилась в машину, где ее поджидал Витя Даглец. Она села на водительское сиденье, взяла карандаш и развернула схему зала, где крест-накрест были зачеркнуты с десяток мест.
– Здесь понятно, – Настя указала карандашом места в центре первого ряда амфитеатра, – удобные места для друзей, знакомых… А это что?
Она ткнула в четыре зачеркнутых крестиками места в разных концах зала.
– Подсадные? – прищурился Витя.
– Наверняка… Смотри!
Настя провела карандашом две черты: вертикально и горизонтально, деля зал на четыре квадрата. Все четыре зачеркнутых места оказались расположены в верхнем дальнем от сцены углу каждого из квадратов.
– О! – заинтересованно поднял бровь Витя. – Зачем они там?
– Сегодня сходим, посмотрим.
Арбенин сидел за вторым рабочим столом и закреплял на кожаном браслете металлические заклепки. Из гостиной доносился едва слышный гул включенного телевизора. Что-то привлекло внимание Николая, и он прервал работу, вслушиваясь.
«Не
надо думать, что моя энергия излечит от всех болезней: кому-то она поможет, кому-то нет. От каждой болезни есть свое лекарство… Но моя энергия, несомненно, усилит его лечебный эффект»…Арбенин заглянул в гостиную и с ужасом увидел, как Анна Владимировна расставляла перед телевизором на столике разные тюбики, баночки, упаковки с лекарствами.
– Ты что делаешь?
Анна Владимировна обернулась и растерянно посмотрела на сына.
«Это хоть немного поможет тем, кто не может встретиться со мной лично, побывать на моих сеансах, где я снимаю внутренние барьеры, и человек начинает исцелять себя сам»…
– Так, на всякий случай… – смущенно заулыбалась она, косясь то на экран, то на столик. – Кому-то, говорят, помогает: у Надиной внучки аллергия была – за два дня прошла…
– Что происходит? – упавшим голосом спросил Николай. – Не могут же все сразу с ума сойти?
Анна Владимировна, запинаясь, пробормотала:
– Нет, я все понимаю, но… многим, правда, помогает… Наверно, самовнушение? Но все равно… Чего ты так смотришь? Хочешь сказать: я – дура старая?! Скажи!..
Николай молча подошел ближе к телевизору.
На экране в студии сидел Ставицкий, а ведущий, Ярослав Гудовский, с иронией в голосе говорил:
– Все это, конечно, очень забавно, зрелищно, но… Вы не могли бы показать что-нибудь конкретное?
Целитель пристально посмотрел на ведущего и произнес ровным, чуть приглушенным голосом:
– Дайте мне правую руку.
Гудовский с застывшей улыбкой протянул ему руку. Ставицкий встал из-за стола, взял ведущего за запястье и развернул ладонь к зрителям. С мягкой улыбкой он взглянул в объектив, достал из внутреннего кармана пиджака длинное шило и продемонстрировал в камеру. Кадр увеличился: вот сидит ведущий в каком-то ступоре… вот Ставицкий медленно протыкает шилом мягкие ткани его правой руки под большим пальцем… по студии разносится единый изумленный вздох, слышатся удивленные возгласы… острие выходит с тыльной стороны ладони Гудовского, а тот так и сидит, не шевелясь… зрители в зале начинают аплодировать.
Николай молча смотрел на экран.
– Местная анестезия? – не выдержала Анна Владимировна.
– Обычный гипноз, анестезия не нужна… Но выглядит эффектно.
Тем временем Ставицкий вывел ведущего из транса, тот моргнул и непонимающе уставился на шило в своей руке, а в кадре появился врач.
– Все равно придется деньги искать, – задумчиво проговорил Николай. – «Бедный мальчик» без нас не выплывет…
– А что делать? – оживилась Анна Владимировна. – Он же без нас…
– Найди его, спроси: сколько должен? – перебил ее сын.
– Почти тысячу…
– Сколько?!
Анна Владимировна помолчала, а потом прошептала:
– Там еще проценты за каждый день… Уже тысяча двести…
Николай потрясенно взглянул на мать и молча ушел в свою комнату.
Там он открыл нижний ящик прикроватной тумбочки, плотно забитый старыми тетрадями, исписанными бумагами, старыми номерами журналов. Не найдя нужного сразу, Арбенин вытащил его, вывалил содержимое на пол и, разгребая бумаги, наконец нашел потертую общую тетрадь. Открыл. Сел на пол, опершись спиной о кровать, начал листать.