Чудовища рая
Шрифт:
Даниэль обдумал информацию.
Снаружи послышалось пиканье открываемой калитки, затем донеслись голоса охранника и кого-то еще. По-видимому, один из врачей вернулся домой пораньше.
Гизела, однако, на чье-то прибытие внимания не обратила. Слегка сгорбившись, она откинулась на спинку кресла, разом обмякнув в точности как и ее кошка.
— Этот чип, — снова заговорил Даниэль. — Когда мне вживили его в мозг?
— Сразу после того, как вы вошли во Вторую зону, — невозмутимо ответила женщина.
Он попытался подавить захлестнувшую его волну паники. После удара током какое-то время
Вот только никаких послеоперационных шрамов у себя на голове он не заметил. Впрочем, крошечный чип наверняка можно имплантировать и без малейших следов. Даниэль осторожно ощупал волосы. Чип представлялся ему чем-то вроде кусочка металлической стружки, острого как бритва, и воображение живо нарисовало ему, как устройство врезается в ткань его мозга. Он сглотнул и спросил:
— Следовательно, я вот уже два месяца как разгуливаю с чипом в голове?
— Нет-нет. Он у вас… — Гизела закрыла глаза и попыталась сосредоточиться. — Наверно, около года. Да, вроде того. Заманить резидентов в медицинский центр — извечная проблема. Как они только ни сопротивляются, лишь бы не попасть туда, так что мы воспользовались первой же возможностью, как вы оказались в отделении интенсивной терапии. Жизнь ваша практически висела на волоске, когда вас обнаружили в подземном водоводе.
Даниэль расхохотался и от охватившего его облегчения все не мог остановиться. Женщина вторила ему пьяным смехом.
Наконец он отер слезы от смеха и поднялся.
— Благодарю за информацию, доктор. Что ж, больше не смею вас беспокоить. Приятно было посмотреть, как вы все здесь живете, в этом маленьком мирном оазисе.
— Маленький мирный оазис? Здесь? — Гизела уставилась на него мутным взором. — Ах, я вас умоляю! Да это змеиная яма! Мы здесь только тем и заняты, как бы сожрать друг друга. Если бы у меня было к кому уехать за пределами долины, я бы и минуты здесь не задержалась. Вот только я сожгла за собой мосты. Все поставила на эту сраную долину.
Она шмыгнула носом, подняла безвольную кошку за передние лапы и, словно огромным белым носовым платком, отерла головой животного увлажнившиеся глаза.
Проходя через садик, Даниэль старательно отворачивал лицо от двух врачей, сидевших на осеннем солнышке на одной из веранд. Если они увидят, что в их охраняемый поселок проник резидент, у него возникнут серьезные проблемы.
Впрочем, мужчины оказались столь поглощены разговором, что даже и не обратили на него внимания. До Даниэля долетели обрывки их жаркого спора, пока он торопливо шел мимо клумбы с увядшими розами.
— Всего хорошего, доктор Брант, — улыбнулся ему охранник и слегка поклонился, отворяя калитку.
Сколько же правды заключалось в рассказе Гизелы?
Тут Даниэлю вспомнились слова парикмахера о некоем гаджете Маттиаса Блока. Быть может, это и было то самое устройство, о котором говорила врач?
Он принялся мысленно перебирать все свои встречи с Коринной, но так и не вспомнил, чтобы она хоть раз держала в руке нечто смахивающее на гаджет.
Браслет! — вдруг осенило его. Ну конечно же, браслет из плоских разноцветных камней, что она
никогда не снимает. Хоть во время физических упражнений, хоть боксирования — и даже во время занятий любовью. Браслет, который она прежде начинала вертеть, стоило ему слишком приблизиться к ней. «Он напоминает мне, кто я такая».49
С учетом того, что Карл Фишер занимал пост директора клиники и являлся ее старшим научным консультантом, кабинет у него оказался на удивление скромным. Находился он в самом конце врачебного коридора и размерами значительно уступал кабинету Гизелы Оберманн. Поскольку выходило помещение не на долину, а на несколько гнетущий пейзаж с горой, прозванной Даниэлем Карьером, архитектор не счел нужным оснащать его панорамным окном. Письменный стол, полупустой книжный шкаф да несколько жестких стульев придавали комнате едва ли не аскетический вид. Больше в ней действительно ничего не было — ни занавесок, ни фотографий или картин на стенах.
— Рад, что вы смогли меня принять, — произнес Даниэль. — И хочу извиниться за столь поздний визит.
В течение дня он предпринял несколько попыток встретиться с доктором Фишером, но только сейчас, в восемь вечера, его наконец-то уведомили, что врач у себя в кабинете.
Карл Фишер взял один из стульев у стены и поставил перед своим столом.
— Прекрасно, что вы зашли, друг мой. Садитесь. Так чему обязан подобным удовольствием?
— Перво-наперво вот этому.
Даниэль выложил на стол листок бумаги. Доктор Фишер опустил очки со лба на нос и пробежал его взглядом.
— A-а! Ваше досье.
— Это первая страница истории болезни Макса. В том виде, в каком она выглядела непосредственно по его прибытии в Химмельсталь, — объяснил Даниэль слегка дрожащим от волнения голосом. — Видите персональные данные наверху страницы? Дату рождения? Если вас не затруднит, прочтите ее, пожалуйста, вслух.
Врач с любопытством посмотрел на него поверх очков и повиновался:
— Двадцать восьмое октября, тысяча девятьсот семьдесят пять.
— Благодарю. А теперь ниже, под заголовком «Семейное окружение». Дату рождения его брата.
— Это какая-то салонная игра?
— Просто прочтите, пожалуйста.
— Двадцать восьмое октября, тысяча девятьсот семьдесят пять.
— Совершенно верно. Макс и его брат родились в один и тот же день. Другими словами, они близнецы. И поскольку я брат-близнец Макса, я подтверждаю, что эта информация верна.
— Но…
— Вы располагаете другой информацией, это вы хотите сказать, доктор Фишер? Тоже верно, поскольку через некоторое время после оформления кто-то изменил в истории болезни Макса его дату рождения.
Врач с возобновившимся интересом принялся изучать документ.
— Все остальное осталось как было, — поспешил заметить Даниэль. — Изменена лишь дата рождения.
— Откуда у вас это?
— Боюсь, не могу вам этого сказать.
Он перегнулся через стол и вырвал листок из рук Фишера. Затем сложил его и спрятал во внутренний карман куртки.
— В общем, Макс и я — близнецы.
Врач снял очки и с напускным скучающим видом принялся полировать их рукавом рубашки. Даниэль, однако, продолжал: