Чудовище без красавицы

Лена печально улыбнулась:

– Да плевать на барахло, потом скорей всего удастся доказать, что вещи куплены на мои собственные сбережения, только процедура эта длительная, а выставка вот она, на носу. Я у вас заберу полотно недели через две.

– Она мне не помешает и в течение большего времени, – сказала я и пошла на чердак.

Никитка увязался со мной. Отсутствовали мы около часа. Сначала я никак не могла открыть замок. Очень жаль, что Лена сама не пошла в мастерскую, но она ждала прихода адвоката и боялась, что тот, позвонив в домофон, уйдет, не дождавшись хозяйки.

Наконец дверь распахнулась. На стене и впрямь висело только одно полотно. У Лены определенно был талант. От пейзажа веяло умиротворением. Большой пруд, темный, заросший ряской, на глади которого одиноко покачивалась самая простецкая деревянная лодочка, выглядел бы излишне мрачным. Тем более что по берегам стоял дремучий лес из старых, замшелых деревьев. Но наверху сияло голубое небо и тонкий луч золотил верхушки елей. «Федулова», – стояло в углу пейзажа.

Мы с Китом осторожно разобрали простую раму, превратив ее в набор беленьких палочек. Потом я аккуратно скатала полотно, засунула «трубочку» в пакет, положила туда же разобранный багет. Затем опять мы провозились с замком и пошли вниз.

Дверь квартиры была открыта. Я слегка удивилась, хорошо помня, что Лена, доведя нас с Никиткой до выхода, заперла замок… Впрочем, может, пришел адвокат, и Леночка забыла повернуть ключ.

– Мама! – заорал Никитка и побежал по коридору. В ту же секунду зазвонил телефон. Никита развернулся и бросился на кухню, откуда неслась трель. Я вошла в спальню и увидела Лену. Она сидела спиной к двери, положив голову на маленький туалетный столик.

– Лена, – позвала я.

Но Федулова не шелохнулась.

Испугавшись, что ей стало плохо, я быстро подошла к Лене и взглянула на повернутое вправо лицо. В ту же секунду из моей груди чуть не вырвался крик ужаса. Леночке и впрямь было плохо, очень плохо, так плохо, как в жизни не бывает. Огромные голубые глаза не мигая смотрели остекленевшим взором вдаль, словно она видела нечто, недоступное мне. А на ее виске чернела небольшая дырочка. Крови отчего-то почти не было, на губах Лены застыла улыбка, производившая еще более жуткое впечатление, чем предсмертная гримаса.

ГЛАВА 2

Только мысль о том, что в каждую секунду сюда с радостным кличем «Мама!» может ворваться Никитка, заставила меня на плохо слушающихся ногах выползти в коридор. Кстати, весьма вовремя, Кит уже закончил разговор и несся на всех парах в комнату к матери.

– Стой, – притормозила я его, – туда нельзя.

– Почему? – удивился мальчик.

– У мамы началась мигрень, она легла отдохнуть.

– А-а-а, – протянул Кит.

У Лены иногда случались приступы дикой головной боли, и Никитка совсем не удивился.

– У тебя ведь в семь вечера бассейн? – спросила я.

– Да, – радостно кивнул он, – с девятнадцати до двадцати тридцати.

– Тогда собирайся, – велела я, – быстро бери необходимое: мыло, мочалку, плавки, тапки, и пошли.

– А кто меня заберет? – поинтересовался мальчик, выходя на лестницу.

Я заперла дверь ключами Лены, положила их в карман, подхватила пакет с картиной и сказала:

– Бабушка заберет, сейчас позвоню Марье Михайловне, ты скорей всего к ней ночевать пойдешь, раз маме так плохо.

– Ура, – заскакал Никитка, – к бабе Маше, вот зыко, там Модест!

Модест – это разъевшийся сверх всякой меры перс, больше похожий на карликового бегемота, чем на представителя славной породы кошачьих.

Я отвела Никиту в бассейн, потом вернулась назад в квартиру Федуловых и позвонила сначала своему мужу Олегу, потом бабушке Никиты, Марье Михайловне.

Мой супруг хороший профессионал, кстати, мы и познакомились с ним благодаря его службе. Я пришла к нему в рабочий кабинет с одной просьбой… Роман наш протекал стремительно и завершился свадьбой. Но приятного ощущения от замужества у меня никак не возникает. Олега никогда нет дома, и все то, что обычно делает в квартире мужчина, лежит на моих плечах.

Я ловко вбиваю гвозди, меняю перегоревшие лампочки, могу просверлить дырку и, засунув туда дюбель, ввернуть шуруп. Мне известна разница между долотом и стамеской, и я никогда не путаю крестовую отвертку с обычной. Я спокойно справляюсь с засором в ванной или на кухне, не боюсь мышей и великолепно усвоила несколько постулатов женщины, в одиночку управляющейся с хозяйством: то, что нельзя поднять из-за большого веса и перенести, можно оттащить волоком. Не желающую откручиваться пробку у бутылки с газированной водой легко повернуть, зажав ее щипцами для колки орехов. Правило рычага, помните, проходили в школе по физике? Если же нет сил скрутить крышку у банки, последнюю следует перевернуть и аккуратненько поддеть тонким ножом железный кругляшок. Раздастся бульканье или звук «чпок» – и готово дело. Впрочем, справедливости ради замечу, что все вышеперечисленное я освоила еще до знакомства с Олегом.

В браке у меня появилась стойкая уверенность: в случае любых неприятностей следует звать на помощь Олега. В конце концов он появится и поможет! Ну повесил же все-таки новую кухонную полку, которая категорически не желала отрываться от пола, когда я пыталась ее приподнять. Правда, до этого мы три месяца жили, натыкаясь на нее на кухне…

Но сегодня, услыхав о том, что стряслось у Федуловых, Олег примчался через пятнадцать минут. Причем не один, а в компании мужиков, которые стали бесцеремонно ходить по квартире, открывая шкафы и перешагивая через горы неубранных вещей.

– У них всегда такой бардак стоит? – поинтересовался Олег.

Я покачала головой:

– Нет. Вчера был обыск. Мужа Лены, Павла Федулова, арестовали.

– Я-асно, – протянул супруг. – Ну, а ты где была в момент убийства?

– Поднималась вместе с Никитой в мастерскую, на чердак.

– Зачем?

Я уже хотела было сообщить правду, но мигом передумала. Картина Лены не имеет никакого отношения к данной истории. Федулова хотела выставить ее на вернисаже в «Арт-Мо». Вот я и отнесу туда пейзаж. Леночка очень мне нравилась, я должна выполнить ее последнюю волю… Взгляд упал на небольшой холст в красивой раме, стоявший у стены в кабинете.

– Да вот, – сказала я, – она просила принести эту картину, хотела здесь повесить.

– Чего же сама не пошла?

– Боялась пропустить приход адвоката!

– Понятно, – процедил муж и крикнул: – Юрка, забери эту мазню!

Я почувствовала ликование в душе. Так и знала! Скажи я правду про пейзаж, он бы мгновенно оказался среди вещественных доказательств. А мне очень хотелось отнести полотно в «Арт-Мо».

В кабинет влетел Юрка. Я знаю его всю жизнь, с самого детства, мы жили с ним в одном подъезде, и он частенько прибегал к нам просто так, на огонек. Кстати, именно он отправил меня в свое время к Олегу, и жена Юры, Лелька, долго потом говорила: