Чудовище
Шрифт:
Я застал, фактически, конец. Вепрь сдавал: огромные клыки дога терзали могучее тело кабана и, видимо, порвали нужную жилу; последовал ещё один вопль, - натужный, страшный, полный обреченной ярости!
– и затих; только утробное смолкающее рычание победителя.
Завороженный этой дивной, припудренной месяцем яростью, колдовской силой страсти, воли, смерти, я чуть не забыл кто я? зачем я здесь? куда шел?.. Все внутри трепетало от восторга, зрелище чужой, неподдельно настоящей жизни, завораживало. Я переступил с ноги на ногу; сухо, словно выстрел, треснул сучок... Дог оставил свою жертву, мотнул
Я повернулся и пошел. У входа в лесную тьму оглянулся (дог уже был возле добычи); в этот миг небо задернуло полог туч, ударил ветер, со скрипом застонали деревья, но я успел поймать последнее мгновение: светящаяся трава, черный вепрь с серебрянной щетиной на хребте, а над ним, весь из живого серебра победитель, все ещё смотревший мне вслед.
Я вернулся к дороге, шел дальше. Волнение, трепетная зависть (к кому? к чему?), напряжение каждой мышцы... мне хотелось сейчас оказаться рядом с Ленкой, мчаться на нашем "Форде" сквозь ночь, ветер, будрю... вперед! Жить хотелось!
Все усиливающиеся сквозь угрюмый шум леса звуки музыки сбили мое настроение. Что мечтать? Вот разберусь здесь и нагоню мою девочку, и полечу с ней сквозь ночь и ветер.
Свет в окнах, рев динамиков, веселье преисподней!
Я дернул дверь: опять не заперто. Вошел.
На ковре, освещенные красно-синими телевизионными сполохами, открыто занимались (чуть не сказал любовью!)... нет!.. да, Арбатов с Санькой!
Ну просто нет уже моих сил! Я сходу пальнул в потолок и, как пойманные с поличным кошки, они параллельно скосили на меня глаза.
Аркашка вскочил и от страха и замешательства - как был голый, - полез прямо на меня... Мерзость какая!
Ну почему? почему вы такие?! Почему вы не как люди?!
Уж я отвел душу! Санька в страхе забился в угол, натянул на себя какой-то половичок, а Арбатова я отметелил, отвел душу. И как есть, в униформе последнего занятия, пинками сопроводил в ночь.
Зараза!
В доме включил свет, вырубил телевизор с голубой порнухой, приказал Саньке одеться (тот как крыса метнулся к шмоткам, стал торопливо натягивать... свои? Аркашкины?). Сейчас буду допрашивать. В общем-то, момент истины.
– А ну, мразь, как на духу: кто зарезал Курагина Михаила Семеновича?
Он ответил немедленно:
– Иван.
– Чем?
– Мечом.
– Дмитрий тоже присутстивовал, или его уже не было?
– Был.
– Куда Дмитрий делся? Почему он ушел? Говори подробнее! Что мне за язык тебя тянуть?!
– Димка только угрожал отцу, кричал, что тот Ирку хочет забрать. А потом Иван появился, вырвал меч и тут же ударил отцу по шее. Димка онемел, а потом удрал.
– А ты?
– А что я? Я этого и хотел. Я Ивана давно подбивал... Он знал: либо он, либо я сам пришью... Михаила Семеновича.
– Тебе-то что?
– Мне-то как раз и что. Это он, тварь, меня не иглу посадил. Я ещё дураком был, сейчас умный. Когда поздно, все умные.
Он говорил, что все ширяются, уговаривал на пару попробовать. Мол, и отец тоже регулярно кайф ловил. Я и ширнулся. А он себе глюкозу влил. Потом мне сам рассказывал. Приходил с дозой, меня уже крутить начинало, а он рассказывает.– За что это он тебя так ненавидел?
– Он моего отца, брата своего убил. Ну и меня зодно... Говорил, что линия породы у нас гнилая, чисто бандитская. Он, видите ли, чистенький, а мы бандиты. Сам он всегда брезговал руками работать. Как же, мозговой центр, а мы с батей мразь чернорабочая. Не хотел Михаил Семенович начинать свою банковскую биографию с такими родственниками. Он батю приказал в бетон закатать, а меня взял к себе. Я его раз по кумполу врезал, когда отец ещё жив был. Вот он и отомстил.
– А почему Иван?
Тут Санька неожиданно захихикал. Мерзкое, надо сказать, представлял зрелище: всколоченный, липкий даже на расстоянии, из угла рта текло, запах стоял!.. ещё тот запах стоял. И вот это полуживотное, полумертвец хихикал хитро и злобно.
– Ну?
– Наш гениальный Михаил Семенович не понял, что как раз Иван и есть его копия. Не Дмитрий, а Иван. Иван все рассчитал, все забрал в свои руки, а Дмитрий - так, вывезет. Куда ему, если он из-за жены на всех кидаться начал. Теперь Ирка за Ивана пойдет, куда ей деваться. А Иван тоже дурак, неожиданно заявил он и захихикал ещё более мерзко.
ГЛАВА 28
ЖУК В МУРАВЕЙНИКЕ
Он ещё кое-что мне успел рассказать, что я не успел переварить, потому что в этот момент с шумом, отчаянием, бешенным дыханием в дом ворвалась Катенька.
– Они уже едут!
Не замечая Саньки, упала мне на руки.
– Едут! Я бежала... думала... не успею!.. Арбатов, Федотов... с автоматами...
Она чуть-чуть не успела, потому что секунду спустя вокруг дома уже ревели машины. Потом фары со всех сторон зажгли окна дома и, усиленный мегафоном голос майора Федотова надсадно заорал:
– Выходи, капитан! Без глупостей, а то пулями посечем.
Я лихорадочно искал выход. Хотя, не рисковать же Катенькой?
– Майор! Сейчас выходим. Не стреляй!
– Катя! Идите с Санькой к двери, откроете и сразу кричите, что это вы. Все поняла?
– А ты? Ванечка!
– Я попробую улизнуть. А то опять в яму какую-нибудь бросят.
– Капитан! Время кончается!
– Всё, идите!
– приказал я, а сам бросился вглубь дома.
Дверь в ванную комнату, туалет, спальня. В окнах везде слепили фары. Я выскочил в гостинную. Катенька, оглядываясь на меня, открывала дверь. Она не боялась, она не хотела оставлять меня.
И тут началось. Катенька крикнула:
– Не стреляйте!
Но открытая дверь послужила сигналом, и они ударили со всех сторон и из всех стволов. Видимо, Иван распорядился. иначе они не осмелились бы так палить из-за Саньки.
Я не подумал, надо было предупредить о Катеньке!
Сам я мгновенно оказался на полу. Лежал, инстинктивно закрывая голову руками. Не от пуль, конечно, от щепок, осколков камня. У двери по стене сползала на пол Катенька... лицо, грудь... безнадежно! Санька, отброшенный прямым попаданием крупнокалиберной пули, расплостался по полу.