Чукчи. Том I
Шрифт:
БЕДНЯКИ
Бедных семей, не имеющих ни родственников, ни друзей, в приморских поселках гораздо больше, чем среди оленеводов. Жизнь приморских охотников несравненно труднее. Рискованная охота на море постоянно грозит смертью. А когда сезон охоты кончается или прерывается морским штормом, над жителями поселка нависает голод. Население поселков значительно гуще, чем население стойбища. Семьи приморских охотников многочисленнее. Взаимопомощь между соседями у приморских чукоч развита гораздо сильнее. Бедные семьи могут существовать лишь тем, что они получают от своих соседей, живущих в большом достатке. Удачливого охотника на берегу всегда встречают вдовы и сироты, и он их всех оделяет мясом из своей добычи. Он посылает по куску мяса тому или другому из своих соседей, которые в данный момент почему-либо отсутствуют. Даже во время голода беднейшие семьи получают хоть немного, пока голодная смерть не начнет угрожать всему поселку. Тогда каждый сохраняет свой последний кусок для собственной семьи. Конечно, не у всех одинаковый характер. Скверный человек не дает ничего, — говорят чукчи. — "Подай кусок хотя бы в ближайшую дверь".
Однако
"В приморском поселке было много домов. В самом заднем жил чесоточный сиротка, совсем один. Он разыскал одинокую старуху, вечно голодную. Он сказал ей: "Будь моей бабкой". Они стали жить вместе. Еды у них не было. Охотники убили кита. Старуха сказала сиротке: "Поди и попроси у них мясца из-под заднего ласта. ("Мясо из-под заднего ласта" — очень жестко, оно считается самой плохой частью). Люди возвращаются с промысла, все несут мясо. Он пошел им навстречу. "Чего тебе надо?" — "Моя бабушка сказала: попроси мясца из-под ласта". — "Ну, ну... Попроси у задних". Он пошел дальше. "Чего тебе надо?" - "Бабушка сказала: попроси мясца из-под ласта". Все отказывали ему. Вместо того чтобы дать ему что-нибудь, его били. Наконец Милостивое Существо смилостивилось над ним: самый задний охотник дал ему три маленьких кусочка мяса величиной с палец. Он положил эти три куска в три мясных погреба, и каждый погреб чудесно наполнился мясом доверху. Тогда они со старухой стали счастливы и поставили варить котел с мясом. Соседи заметили дым. "О, что делает чесоточный! Он варит мясо". Они бросились к ним, вынули мясо из котла и унесли его прочь".
Дальше повествуется о том, как чесоточный сиротка, под покровительством Милостивого Существа, стал очень сильным, удачливым юношей. У него постоянно была богатая добыча на охоте. В конце концов он женился на красивой девушке. Тогда все те, кто раньше скверно обращался с ним, пришли к нему и говорили: "Ты — мой племянник. Ты — мой двоюродный брат". Но он прогнал их со словами: "Я — не ваш. Я — чужеземец. Я — сирота. Вы всегда били меня".
Вместе с женой он покинул поселок и поселился в другом месте. В поселке настал голод из-за неудачной охоты. Еды не было, и мозг в костях у людей высох; и скоро его бывшие соседи вымерли с голоду один за другим. Сиротка основал новое жилье. Его семья возрасла в числе и образовала поселок"[246].
В другой сказке рассказывается о том, как на самом конце поселка жила старая женщина с маленьким сыном. У нее не было еды. Она просила у соседей хотя бы кусочек тюленьей печени от их охоты. В конце концов она всем надоела. Соседи убили ее мальчика, вырезали его печень и дали ей вместо тюленьей. Она не узнала и принялась ее жарить над жировой лампой.
Оба рассказа обрисовывают тяжелое положение вдов и сирот, лишенных родственников и друзей, и жестокое обращение, которое им приходится претерпевать. Но все-таки полуголодное существование в приморском поселке возможно.
В сказках оленных чукоч о сироте его обычно истязает мачеха в его собственной семье. Он покидает родное стойбище и скитается по соседям, как "бродяга", или уходит на отдаленные стойбища искать счастья. В общественной жизни оленеводов для него, очевидно, нет определенного места.
Многие авторы, описывая социальную жизнь американских эскимосов, с похвалой отзываются об их заботливом отношении ко всем тем, кто не может самостоятельно достать себе пропитание. Hans Egede говорит: "Они не дают таким беднякам умирать с голоду, но свободно допускают их к своему столу"[247]. Franz Boas говорит, что у центральных эскимосов бедняков принимают совсем чужие им семьи. В частности, безродные холостяки, калеки, не могущие сами себя пропитать, или люди, потерявшие последние сани с упряжкой собак, находятся в таком положении. Отношение ко всем этим людям ничуть не хуже, чем к самостоятельно добывающим себе пропитание[248]. Все это указывает на большое сходство с обычаями приморских чукоч. Однако заботливость приморских чукоч о своих бедняках как будто не заходит так далеко, как у американских эскимосов.
СКИТАЛЬЦЫ
Типы скитальцев среди приморских чукоч отличаются от оленных "праздноходов". Оленные чукчи кочуют по стране со своими шатрами и стадами оленей. Эта постоянная кочевка составляет их нормальный уклад жизни. Однако размах их кочевки не очень широк: от края лесотундры, где они живут зимой, на тундру летом и опять обратно на старое место. Длительные путешествия предпринимаются вместе с дорожным шатром, караваном грузовых саней и с запасными оленями, назначенными на мясо. Но такое путешествие не многим быстрее обычных кочевок. Одинокий путник на паре ездовых оленей — без всякой клади, правда — совершает весьма быструю поездку, километров на сто и больше. Покрыв такое расстояние, он останавливается у кого-нибудь из оленеводов и пускает своих бегунов в стадо хозяина затем, чтобы дать им полный отдых. Таким образом оленевод при всех своих передвижениях тесно связан с шатром и стадом. Человек же, ничего не имеющий и скитающийся без всякой цели, считается "праздноходом", негодным бродягой и парией.
Приморские охотники живут оседло в постоянных поселках. Именно по этой причине (поселок неподвижен) они постоянно предпринимают далекие и длительные поездки во всех направлениях. Кроме того, они живут на морском берегу, а море, как известно, побуждает человека к путешествиям и облегчает ему передвижение. Многие из них занимаются торговлей, которая превращает их жизнь в постоянные передвижения. Поэтому странники без всякой особой цели здесь встречаются чаще, и отношение к ним не столь сурово, как у оленеводов. В чукотских рассказах приморского происхождения часто встречаются люди, которые, влекомые жаждой увидеть далекие неизвестные страны, покидают свою родину и уходят в заманчивую даль. Летом они путешествуют в челноке, зимой — пешком. Последнее, по всей вероятности, отражение эскимосского быта, так как американские эскимосы постоянно совершают свои путешествия
пешком. На самом деле приморские чукчи зимой путешествуют на собаках. Человек беспокойного нрава берет пять, шесть собак, запрягает их в маленькие санки, ломаные и чиненые, и уезжает из своего поселка совершенно один. На своих санях он переезжает из одного поселка в другой, с Ледовитого моря перебирается на Тихий океан и наоборот. Летом садится вместе с другими на большую байдару и едет километров за двести на какой-нибудь торговый пункт. Торговые байдары летом нуждаются в гребцах, и каждая лишняя пара рук всегда у места. Во время остановок в каком-нибудь поселке такой бродяга может принять участие в охотничьей экспедиции и получает свою долю добычи. Иные поступают на американские суда и совершают с ними поездки к северу до мыса Барроу и дальше. Другие попадают в Сан-Франциско, заходят на тропические острова, потом возвращаются домой, по-прежнему ничего не имея и не заботясь о будущем.ГОСТЕПРИИМСТВО
Приморские жители гораздо гостеприимнее, чем оленеводы. Каждый путник, остановившись в приморском поселке, может смело рассчитывать на то, что он получит корм для себя и для своих собак и на один или несколько дней. Платы с него не требуют. Конечно, предполагается, что у путешественника есть чужеземные товары или продукты, столь заманчивые для обитателей поселка. Они могут получить от него немного табаку, чаю, оленьего жира или даже американской водки. Он дает того или другого в благодарность за дневное пропитание. Правда, он дает понемногу, только "понюхать", как говорят чукчи. Подобный образ гостеприимства существует у всех племен северо-восточной Азии, которые ездят на собаках, — на Камчатке и на Анадыре, на Лене, Колыме, Индигирке, на побережье Охотского поря, как у туземцев, так и у русских поселенцев. Если бы этого не было, передвижение на собаках было бы невозможно, так как небольшой запас сушеного собачьего корма, который можно возить с собою на нарте, едва достаточен для дневных передышек на снежной дороге и для разных особенных случаев. Поэтому люди, живущие на местах, часто посещаемых проезжающими, делают запасы собачьего корма не столько для себя, сколько для проезжих гостей. Часть запасов, которая расходуется на гостей, значительно превосходит часть, потребляемую в своем хозяйстве. Так, обитателям поселка Mьsqn, который лежит на пути с Чукотского мыса к устью Анадыря и является единственным населенным пунктом среди огромных пространств необитаемой тундры, часто приходится единовременно кормить по двадцать собачьих упряжек, то есть более двухсот собак. В поселке Mьsqn только три хозяйства, так что гостеприимство ложится на них тяжким бременем. То же самое следует сказать и о нескольких чукотских семьях, живущих на среднем Анадыре, как раз на полупути из Маркова на устье. Каждая из этих семей запасает летом до трехсот туш диких оленей, когда олени в определенное время переправляются через реку. Этот запас почти весь уходит на корм собакам русских переселенцев, постоянно разъезжающих взад и вперед с торговыми целями. Я не раз спрашивал у жителей Mьsqn и "Поселка у Утесиков" на среднем Анадыре, достаточные ли запасы они сделали за лето. Неизменно я получал один и тот же ответ: "Достаточно для себя, но мало для проезжающих". Они лишний раз предпринимали охотничьи экспедиции с целью пополнить свои запасы. Но никто у них никогда не жаловался.
В других приморских поселках мне приходилось просиживать по несколько дней в ожидании прекращения пурги. Случалось, что все запасы топлива выходили. Мы питались серым моржовым мясом. Не было ни куска дерева, чтобы растопить снег и сварить чаю. В более южных поселках чукчи варят еду не на жировой лампе, а на костре, топливом для которого служит низенький, жесткий кустарник, куски выкидного леса, сухая трава и т.п. В конце концов хозяин брал топор и рубил свои сани или вырубал один из шестов, поддерживающих стены, рискуя обрушить на наши головы свое жилище. Если мы вспомним, с каким трудом достается дерево на берегах полярного моря, в особенности дерево, годное для шестов и подпор, поддерживающих стены шатра, мы сможем оценить величину такой жертвы. Немногие оленеводы, кочующие вблизи от приморских поселков и постоянно общающиеся с приморскими жителями, усвоили отчасти это чрезмерное гостеприимство. Но оленеводы, живущие на внутренней тундре, весьма далеки от этого.
Путешествуя среди оленных чукоч, я нередко встречал очень недружелюбный прием. Мой приезд вызывал ропот и даже угрозы. Мое имущество расхищалось. Хозяева шатра, в котором я останавливался на ночевку, нередко делали попытки открытого грабежа. Никогда ничего подобного не случалось со мной у приморских чукоч. Все было благополучно, мы жили мирно, за немногими исключениями, о которых мне придется говорить впоследствии.
Сами чукчи сознают разницу характеров оленеводов и приморских жителей. Морские охотники гордятся своим превосходством в приеме гостей. Это тем более замечательно, что они считаются гораздо смелее и предприимчивее оленных, и действительно их образ жизни требует мужества, присутствия духа и постоянной предприимчивости.
Глава VIII. СИЛЬНЫЕ ЛЮДИ, ВОИНЫ, РАБЫ
"СИЛЬНЫЕ ЛЮДИ"
В предыдущей главе уже упоминалось слово "ermrcьn" в значении "хозяин шатра". В буквальном переводе "ermrcьn" означает "сильный". Это слово имеет также несколько других значений, более или менее близких друг к другу по смыслу, например: "сильный человек", "воин", "влиятельный человек", "насильник", "грабитель". Чукчи сами понимают различие оттенков этого слова. Так, например, в вышеприведенном рассказе об "Elendi и его сыновьях" встречается игра слов, основанная на оттенках значения этого слова. Хозяин-эскимос говорит: "Это, вероятно, известный оленно-чукотский ermrcьn (в смысле "воин"). Elendi отвечает: "Не я. Вот ты — действительно ermrcьn (в смысле "насильник"). Ты так насильственно обращаешься со своими соседями, что они не смеют даже сесть в твоем присутствии". Но если этот отрывок показывает разницу между двумя значениями слова "ermrcьn", то другой отрывок из последней части этого же рассказа, напротив того, указывает на нечто общее в различных значениях этого слова, — таким общим элементом является воинственная сила.