Чума на ваши домы. Уснувший пассажир. В последнюю очередь. Заботы пятьдесят третьего. Деревянный самовар (пьянки шестьдесят девятого года)

— Что я должен делать?

И персональная машина у Иванюка-старшего была. Трофейный «опель-капитан». И личный шофер — молодая складная бабенка в превосходной кожаной куртке. Бабенка не без сексепила.

Катили по бульварам. Мадам Козлевич помалкивала, изредка поглядывая на пригорюнившегося Иванюка и через зеркальце на вольно раскинувшегося на заднем сиденьи Казаряна. Никитские ворота, улица Герцена, высотный дом, метро «Красная Пресня». Приехали.

— Как договорились, Тимофей Филиппович. Бумажник забыли, заскочили на минутку. Если Геннадий дома, подходите к окну на кухне, — еще раз проинструктировал Казарян, не очень-то надеясь на слегка замутненную после его обработки голову Иванюка-старшего.

Понурый Иванюк вылез из машины и пошел. Представительный мужчина, ничего не скажешь.

— Спишь с ним? — спросил у шоферши Казарян.

— Не твое собачье дело, мент, — не оборачиваясь, огрызнулась она.

— Именно мое, я же мент. Я про своих клиентов все должен знать.

— Ну, сплю. Что из этого?!

— А с мальцом?

— Плевала я на сопляка вашего!

— Ясненько. Он пристает, а ты не даешь.

— Пристает! Слюни пускает да прижимается! — презрительно определила застенчивые попытки Иванюка-младшего шоферша. В окне появился Иванюк-старший, но Казарян не торопился.

— Ты его одного куда-нибудь возила?

— Лохудру вожу, а сопляка — нет. Хозяин запретил.

— Хозя-аин! — передразнил ее Казарян и вылез из машины.

Дверь открыл Иванюк-младший.

— А вот и я, Гена! — радостно, как в цирке, приветствовал его Казарян и развернул красную книжечку.

— Кто там, Геннадий? — спросил из кухни старший Иванюк в пределах возможной для него естественности. Но на первый раз весьма сносно.

— Это ко мне! — криком, чтобы отец не заметил волнения, ответил Геннадий.

— Папа? — полушепотом спросил Казарян и, когда Геннадий кивнул, криком же ответил на вопрос старшего: — И к вам тоже, Тимофей Филиппович!

Тимофей Филиппович появился в прихожей.

— Кто это, Геннадий? — на этот раз несколько театрально вопросил Иванюк-старший.

— Это из милиции, папа, — пролепетало непутевое дитя.

— Опять?! — вскричал папа. — Ты же давал мне честное слово, что с этим покончено!

— Папа, я ничего такого не делал! Я не знаю, почему он пришел!

— Просто так милиция не приходит! — сейчас Иванюк-старший орал абсолютно искренне.

— Дорогие Иванюки! — обратился к ним Казарян. — Что же в прихожей-то шуметь? Давайте расположимся где-нибудь поудобнее, сядем рядком да поговорим ладком.

— Прошу! — опомнился Иванюк-старший и распахнул дверь в столовую.

— Давайте договоримся так, — предложил Казарян, усевшись на зачехленный стул. — Чтобы избежать базара, я буду задавать вопросы и на каждый вопрос будет отвечать только тот, к кому этот вопрос адресован. Есть другие предложения по порядку ведения?

Папа согласно молчал, а сынок в нервности задал дурацкий вопрос:

— Это вы к Стручку приходили?

— Вопрос не имеет отношения к делу. Хотя к Виталию Горохову по прозвищу Стручок приходил именно я. Начнем. Геннадий, ты сейчас имеешь связи с кем-либо из преступной группы, не без твоей помощи ограбившей в свое время меховой склад?

— Нет. Как из колонии вернулся, никого не видел и видеть не хочу.

— А упомянутый тобой Стручок?

— Это не связь. Мы с ним дружим.

— Я же запретил тебе встречаться с этим бандитом! — вскричал Иванюк-старший.

Казарян посмотрел на него жалеюче и проникновенно укорил:

— Мы же договорились, Тимофей Филиппович. — И младшему: — Объясняю тебе: будешь говорить правду, пройдешь свидетелем. Будешь врать — соучастником в страшненьком деле.

— Каким соучастником? Какого еще дела? — заныл тот.

— Об этом после. Ну, так кого ты видел из преступной группы?

— Геннадий, говори правду! — Опять не выдержал отец.

— Гена, говори. Ведь папа просит.

— Ни с кем я не встречался, ни с кем! — криком прорыдал Иванюк-младший.

Казарян подождал, пока он вытрет слезы, сопли и высморкается. Геннадий все это проделал при помощи довольно чистого носового платка.

— И с Романом Петровским по кличке Цыган тоже не встречался?

Надо же, вроде бы успокоился, а тут снова зарыдал. Хлипким оказался отпрыск богатырского рода Иванюков. Казарян напомнил о главном:

— Ты не рыдай, ты дело говори.

— На второй день, как я вернулся, он меня прихватил, — вытерев слезы, начал повествование Геннадий. — У дома нашего поджидал. Велел к Стручку идти, чтобы тот Васина разыскал. А Васин еще не приехал. Потом он мне задание дал. Сходить по одному адресу и записку передать.

— Кому?

— Да бабке какой-то.

— Адрес, адрес, Гена!

— В Ростокине это. Второй Ростокинский тупик, дом шесть, квартира девять. Евдокия Григорьевна.

— В записку-то заглянул?

— Я чужих писем не читаю.

— Кому записка?

— Колхознику. Чтобы десятого, в три часа, у пивной на площади Борьбы был.

— Как поддерживаешь связь с Цыганом?

— Когда ему надо, он ко мне приходит.

— И опять ты мне врешь, Гена. А я предупреждал: врать не надо. Ты ведь вчера с ним у Киевского вокзала встречался. В двенадцать часов. Так как вы поддерживаете связь?

— Через два дня на третий я должен быть у входа в метро на определенной станции по Кольцевой. Следующая встреча — через одну станцию. И там прогуливаться. Когда ему надо, он найдет, сам ко мне подойдет.

— Значит, очередная встреча у вас послезавтра, в двенадцать, у Серпуховской?

— Да.

— Все-таки мы с Тимофеем Филипповичем кое-что из тебя выбили. — Казарян поднялся со стула. — Послезавтра пойдешь на свидание с Цыганом. А до этого носа никуда не высовывай. И не открывай никому. Даже Стручку. Запомнил?

— Запомнил, — еле выдавил Геннадий.

— Не слышу!!! — взревел Иванюк-старший.

— Запомнил, — уже громче повторил Геннадий.

— Если что, башку отверну, — пообещал заботливый отец.

— Тимофей Филиппович, вы остаетесь дома? — спросил Казарян.

— Нет. На работу надо обязательно. Дел по горло.

— Вы меня подбросите?

— С удовольствием.

— Будь здоров, Гена, — пожелал Казарян и направился к дверям. Вежливо пропустив Казаряна вперед, Иванюк-старший повернулся к младшему, провожавшему их, пригрозил: