Чумной поезд

Он сходил в туалет, уселся на унитаз и пожалел, что обещал жене бросить курить. Хотелось затянуться дымом. До одури. До дрожи в пальцах. Но сигарет при себе не было, да и негоже было нарушать данное слово.

«Все! – решительно подумал лаборант. – Больше тянуть нельзя».

Он вернулся в кабинет, снял телефонную трубку и набрал внутренний номер заведующего.

– Георгий Шарифович, хорошо, что вы не ушли, – произнес он. – Зайдите, пожалуйста, в мою лабораторию.

– Субординацию забыли? – пробасил Георгий Шарифович.

– Форс-мажор у меня. Точнее, у нас. Так что давайте пока отложим субординацию, правда. В городе очаг по форме А20.

В трубке тут же раздался грохот пластика и частые гудки. Похоже, Георгий Шарифович не просто бросил трубку, а она выпала из его рук, а сам он помчался в лабораторию.

Через три минуты заведующий распахнул дверь и перескочил через порог.

– Вы уверены?! – спросил Георгий Шарифович у лаборанта, пытаясь совладать со сбившимся дыханием. – Уверены в том, что сообщили мне по телефону?

– Вот стекла. Смотрите. – Лаборант кивком указал на микроскоп.

– Откуда доставили образец?

– Из больницы «Скорой помощи», травматология.

– Господи? Да при чем тут травма?

– Вот направление. Видите? Отделение травматологии, диагноз двухсторонняя пневмония. Материал – мокрота. В мокроте сами увидите…

– Что я увижу? – Георгий Шарифович наклонился к микроскопу. – Не перекрашивали? Может, на других стеклах выглядит иначе?

– Везде одинаково. На перекрашивание уйдет еще час. Пять стекол, и везде как на ксероксе. Причем, судя по количеству эритроцитов и бактерий, это уже «малиновый мусс». Макрофаги набиты ими, как гранаты зернами. Детрит в лизосомах есть, но это разгар воспаления. Если верить руководству Евдокимовой из НИИ, то это пик воспаления.

– Хочешь, чтоб я произнес? – Георгий Шарифович оторвал взгляд от окуляров микроскопа и разогнулся.

– Давайте вызовем еще кого-нибудь. Я ведь с этой бактерией дела не имел. Теоретически только. Лекции, семинары, учения по нашей линии и МЧС. Может, это и не она?

– Чертовски похожа. – Георгий Шарифович пустил струйку воды из кулера, набрал в ладошку и умыл скуластое лицо. Затем покосился на лаборанта и добавил: – Может, сперва удостоверимся на электронном микроскопе?

– Как скажете. – Лаборант достал из шкафчика коробочку с материалом и уложил ее в герметичный пакет. – Вот материал. Но подумайте. Я помню, что при малейшем подозрении, даже по клинике, сначала поднимается тревога, а потом ищется подтверждение. Вас ведь никто не накажет, если мы сообщим о выявлении возбудителя в материале.

– Не накажет, – согласился Георгий Шарифович.

Он посмотрел на пакет таким же взглядом, каким бы окинул водородную бомбу на боевом взводе с работающим часовым механизмом.

– А вот если мы переосторожничаем, ваша голова слетит первой, – закончил мысль лаборант. – Уж простите за откровенность.

– Электронную микроскопию в любом случае надо делать. И антигенное типирование. Сейчас или позже, все равно надо точно выяснить, к какому серовару относить эту дрянь.

– Вы полагаете, что это может оказаться обычным иерсиниозом? – Лаборант усмехнулся. – Тех-то я очень хорошо знаю. Тоже не киски, но «зрачка» нет.

– Ладно, время работает против нас. Когда взяли материал?

Лаборант разгладил полиэтилен на баночке, чтобы лучше было видно направление.

– Двенадцать сорок пять, – ответил он.

– А сейчас семнадцать тридцать три. Прошло пять часов без малого. Два отделения, «Скорая помощь», можно сказать, в числе контактных. Это только навскидку, а если по инструкции, то весь корпус закроется. Бригада «Скорой» инфицирована на сто процентов. Ладно, пиши заключение по микроскопии, рапорт на мое имя, руководству я позвоню сам. И вот что еще. Это помещение пойдет под мойку. Ты попадаешь в категорию контактных. Как все чашки и среды уложишь в термостат, поедешь в карантин. Понял? Семье сказал?

Лаборант промолчал, но заведующий по глазам понял, что это его подчиненный сделал первым делом. Нарушение инструкции, разумеется. Но стоит ли его за это винить?

«Звонить своим? – подумал Георгий Шарифович. – Город ведь закроют».

Он ощутил, как голова вдруг наполнилась звоном, а в глазах замелькали звезды. Левая рука онемела, за ней словно исчезла вся левая половина тела. Он, не находя опоры в левой ноге, начал заваливаться и рухнул посреди лаборатории. Уголок рта безвольно опустился. Георгий Шарифович захрипел на полу, нелепо размахивая правой рукой.

Лаборант все понял. Налицо имелись все признаки инсульта. Пришлось вызвать «Скорую», и только после того, как начальника увезли, лаборант толкнул дверь в кабинет Георгия Шарифовича.

Переступив порог, он подумал немного, затем решительно снял трубку «красного телефона», служившего для прямой связи с главой областного Роспотребнадзора.

– Людмила Сергеевна? – не представившись, произнес он. – У нас два ЧП. Во-первых, Георгия Шарифовича хватил инсульт, и я отправил его на «Скорой». Во-вторых…

Он сделал паузу, собираясь с духом.

– Что такое? – раздался в трубке взволнованный женский голос.

Лаборант закрыл глаза, словно собираясь шагнуть в бездну, и доложил:

– На основании микроскопического анализа материала легочной мокроты, доставленной из больницы «Скорой помощи», у нас очаг по форме А20.2. Пока только по стеклам, серию на средах надо переделывать в условиях лаборатории особо опасных инфекций. Георгий Шарифович в курсе, собственно, я выполняю его распоряжение.

Лаборант хотел назвать свое имя и должность, но услышал в трубке частые гудки.

– Вот и все. Машинку запустил – пробормотал он себе под нос. – Главное, чтобы семья успела уехать в деревню.

Он набрал номер жены, но, едва услышав ее голос, понял, что она осталась на работе, а не едет в электричке с детьми.

– Не уехали? – спросил он.

– Ты что, серьезно? – Интонация была сварливая и скандальная. – То есть я должна все бросить?

– Нет, ты уже ничего не должна. Город закроют самое позднее через полчаса. Через час максимум. На въезд и на выезд. Меня не жди. Сидите дома, на улицу не выходи и детей не выпускай.

– Что ты несешь? Ты выпил, что ли?

– У нас в городе очаг чумы. – Он наконец выдавил из себя слово, которое никто пока так и не мог произнести. – Легочная форма. Передается воздушно-капельным путем при любом контакте. Смертность у нее почти сто процентов. Девяносто девять с гарантией. Это если не лечить. А если лечить, то девяносто пять. То есть если из вас кто-то заболеет, то уже не выживет, скорее всего, никто. Так тебе ясно?

– Ты что, не мог это прямо сказать? – В голосе жены послышались истерические нотки.