Чунтэ – хранитель джунглей

– Не-е, – задумчиво сдвинула густые брови служанка, – сначала положено заправить кровать, потом прибрать платяной шкаф, затем помыть окна и вытереть пыль, а после…

Дальше я слушать не стала и переделала комнату служанки в склад ненужного барахла.

Шипение огня пробудило меня. Я даже не заметила, как снова окунулась в утомленное забытье. Я открыла глаза. Вокруг чернота, и лишь пламя костра выдергивало из нее силуэты деревьев и отдыхающих спутников. Костер в горах имеет особую силу. Он пылает вспышками, он ярок и зол, готов броситься на все живое, будто уничтожение – его единственная цель. Он великолепен и ужасен. В горах огонь имеет особый характер. Он задорно трещит и пробуждает древние ритмы в душе странника. Над ним хочется безумно танцевать и прыгать по углям, бить в чанрары 7 и петь арканы 8 . От него происходит имя, кое настолько нам привычно, что мы не задумываемся над его происхождением. Нина. «Искра», «уголек». Ниной в Андах называется и сам огненный дух, могущественный и светлый…

7

Ритуальные колокольца, сделанные из плодов растений

8

Песня шамана, призванная защищать людей во время ритуального сна

Потянувшись, я устроила блокнот на коленях так, чтобы его страница освещалась огнем, и взялась за карандаш. «Трудно понять, почему правящая элита индейцев, инки, не попытались хоть каким-нибудь образом передать звуки или смыл слов в известной всем форме, – продолжила писать я. – Они достигли неимоверного мастерства в росписи стен и керамики, символики в ковке и в ювелирном деле. Это, безусловно, должно было повлечь за собой необходимость употребления таких простейших письменных пиктограмм, как «идти», «кушать», «брать», «видеть» или «дерево», «земля», «плуг». Указание имен владельцев ценных вещей, заслуги и даты жизни великих граждан… Они владели всеми визуальными инструментами для создания любого примитивного, но достаточного для опознания письма. Однако нечто останавливало их от простоты в передаче информации. Они запретили и уничтожили все существующие системы письма, кои существовали на достигаемых ими территориях. Уникальнейшие идеограммы, пиктограммы и иероглифы, остатки которых до сих пор можно встретить в тысячелетних руинах пустынь и джунглей. Вместо исчезнувших инки оставили лишь самую сложную и пока нерасшифрованную систему письма – кипу. Да, именно ОСТАВИЛИ. Система записи узелками существовала более пяти тысяч лет до прихода инков. При этом система настолько странная и до сих пор плохо понимаемая, что сам собой напрашивается вопрос: а не было ли умственного вывиха у изобретателей кипу? Серьезно. Представьте себе сотни подвешенных к крепкому жгуту веревочек с узелками разной конфигурации и цветов.

«Украшение для дверного проема!» – додумаетесь вы.

Не смешно! А ведь выражение «узелок на память» тоже пришло из тех мест… Для того чтобы вести счет или записывать историю, инки для каждого мало-мальски населенного пункта посылали по меньшей мере трех «писарей» (кипу майок, или «хранителей письма»). В крупные города – до двадцати профессиональных «буквоедов». Думаете, для того, чтобы каждый из них проверял верность записей другого? Вряд ли. Напомню, что писари не платили налогов и были освобождены от любых иных дел, кроме как «узлы вязать». Прикиньте, сколько дармоедов должна была прокормить империя! Не вяжется! Скорее всего, каждый из писарей обладал своей bona fide. Их работа разделялась. Одни знали только «числовой код» – бухгалтерия, налоги, подсчет жителей и нужды хозяйства. Другие владели нарративной частью письма – история, религия, события, слухи, сплетни и кулинарные рецепты… Лишь единицы могли прочитать всю совокупность систем. Удивительная секретность! Напоминает те современные сейфы, которые, чтобы их открыть, требуют присутствия по крайней мере двух держателей ключей, причем разных по конфигурации…»

– Абахандо, – донеся до моего слуха размеренный голос индианки.

Нас словно подбросило при этом слове. «Спускаются»! Однако в испанском языке подобные слова не указывали на число: это мог быть один человек, а могло быть и несколько идущих вниз путников.

– Кто, сколько, где?! – нетерпеливо расспрашивали мы. Она протянула руку и указала в непроницаемую мглу.

– Там.

Ни эмоций, ни единой повышенной нотки. Мы кинулись в указанную сторону, выкрикивая имена. Прислушались. Ни звука в ответ. Первое, что нам пришло в голову, – она издевается. Но нет! Ведь там ее муж, она же тоже ждет! Мы возвратились к костру.

– Никто не отвечает!

– Да, – девушка кивнула головой, как будто в наших словах был не вопрос, а подтверждение данного факта.

– Почему?! – догадываюсь я задать ясно озвученный вопрос.

– В той стороне водопад, метров сто высотой, – медленно ответила хозяйка гор. – Они ничего не услышат, пока не пройдут его.

Тут полное недоумение полностью обескуражило нас. Водопад?! Вода, падающая с такой высоты, должна производить достаточно шума, чтобы мы его услышали здесь! К тому же водопады были ближе к реке Мараньон. Сколь глуп мой вопрос бы ни был, но мне пришлось задать его:

– А как далеко этот водопад?

Девушка подумала, что-то прикидывая в уме. Потом с той же неподвижностью и спокойствием ответила.

– Оттуда надо идти еще чуть больше часа, чтобы дойти до первых притоков реки.

После нехитрого вычисления расстояния от лагеря до группы мы переглянулись и, не веря собственным выводам, вновь устремили взгляды в кромешную, словно зияющая пропасть, тьму. Как она могла увидеть их? Может, у них в руках факелы? Наши глаза искали огни, блики или хоть что-нибудь, указывающее на движение в непроглядной глубине ущелья.

– Может быть, вы ошиблись? – робко спросила я. – Вы уверены, что до группы более пяти километров?!

Лицо девушки напряглось, но ни единая черта не изменилась, она выпрямилась и еще через минуту кивнула головой. Да, ошиблась.

– Это не группа, – произнесла она, – это один человек. Один из ваших, идет с мулом, высокий, в длинном плаще.

– Фернандо! – Хосе резко выдохнул и прошел вперед. – Почему он один?

Час спустя до наших ушей донеслись звуки скрипящей под тяжестью камней, отскакивающей от ударов кожаных сапог гальки и осторожный цокот копыт. Мы ждали, вглядываясь туда, откуда доносились шаги. Свет от расставленных вокруг лагеря факелов выхватывал из темноты высокую фигуру молодого мужчины и бредущего за ним мула. Да, ошибиться было невозможно. Только Фернандо обладал таким ростом и статью, а длинный кожаный плащ на нем производил еще большее впечатление тяжести и прочности. Он был чернобровым кареглазым детиной, чей огненный взгляд и жесткое выражение лица не оставляли сомнений в дикости и мужественности его натуры. За это его прозывали Шарапин. «Шарапами» испанцы именовали тех, кто родился в джунглях или в лесу. Дикарей. Приставка -ин в данном контексте выражала размер – малюсенький. В издевку. Короче, аборигенчик. Но это не унизительное прозвище по сравнению с «чёло», кое значит не просто «туземец», но и «человек редкой тупости».

По неписанному закону исследователей диких мест смотрители лагеря должны дождаться голоса приближающегося путника, держа наготове ружья. Тот, со шляпой в руках и низко склонив голову, шел медленно, внимательно смотря себе под ноги. Наконец он вышел на свет костра. Его белые зубы сверкнули в улыбке и скулистое смуглое лицо выплыло из темноты.

– Сеньорес! Неужто не рады видеть меня? – Фернандо всплеснул мощными руками-лопастями. – Мы вышли на дорогу, довольно широкую, уложенную отшлифованным камнем, но сильно заросшую и труднопроходимую. Там даже есть некое строение… – голос путника звучал прерывисто. Ему не хватало воздуха. – Энрике с пастухом решили пока не двигаться вдоль нее, но остановиться лагерем поодаль. Я вернулся за вами.

С этими словами он бросил холодный взгляд на пришедшую индианку. Я пояснила.

– Она ждет мужа, пастуха, который пошел с вами проводником. Почему он не вернулся с тобой?

– Мы посчитали, что ему будет разумней остаться с Энрике и мулами, – Фернандо изменил грозное выражение лица на более приветливое и обратился к девушке: – Тиенэс номбре 9 ?

– Ийа, – ответила та и, без слов понимая, что происходит, ответно спросила: – Могу ли я отправиться с вами?

9

исп. У тебя есть имя?

Наступило замешательство. Не дело матери двух детей бродить в горах! К тому же одного проводника, ее мужа, вполне хватало. Мы переглянулись, Хосе и Фаго кивнули в знак согласия. Мария махнула рукой. Освальдо вздохнул.

– Все они горцы, трудности знают.

Фернандо кашлянул и облизал обветренные губы.

– Буэно 10 .

Что такое шаман?

– А к какому классу шаманов вы относитесь?

Мой вопрос был обращен к Освальдо сразу, как только мы тронулись в путь. Его лошадь, молодое и озорное животное, норовила укусить поравнявшегося с ним мула, коего украшала я. Мул замедлял шаг, пытаясь оставаться позади, и мне приходилось упорнее подпихивать его бока пятками. Ноги у меня довольно сильные, и моя активность могла быть весьма действенной, если бы четвероногий транспорт предупредительно не покрывался толстой попоной. Короче, мои усилия заставить мула идти вровень с конем шамана оставались безрезультатными. Я упорно лягала животное, сотрясаясь всем телом, сопя и громко понукая, чем начинала притягивать внимание спутников. Освальдо обернулся.

10

исп. ладно

– А что вы знаете о шаманах? – вопросом ответил он.

– Достаточно много! – тут я была счастлива козырнуть своими энциклопедическими знаниями. – Основная роль шаманов – лечение. Их еще называют «курандерос», лекари с испанского. Курандерос делятся на аяваскерос, перфюмерос, антипанакью, фумадорес… и прочие. Аяваскерос – те, кто готовит психоделические вещества, вызывающие феноменально яркие зрительные образы. Употребление ими галлюцигенов как бы вынимает из памяти клиентов те моменты, которые ими забыты, но послужили причиной того или иного недуга. Перфюмерос – те, кто готовит душистые смолы и жидкости для ритуалов. Фумадорес – те, кто занимается курением…