Чуть свет, с собакою вдвоем
Шрифт:
Столы уже накрыты на утро — вазочки с джемом и мармеладом, кружочки масла в фольге. Странно это все-таки, повальная миниатюризация всего — только бы лишнего не потратить. Если б у Джексона была гостиница (тут требуется могучий скачок воображения), он кормил бы щедро — большие вазы джема, тарелка с жирным желтым кирпичом масла, гигантские кофейники.
Тремя лестничными пролетами его провели на чердак на задах, где когда-то сардинами в банке ютились слуги.
На комоде стоял поднос с «дарами гостеприимства» — электрический чайник, заварочный чайничек из нержавейки, пакетики чая, кофе и сахара, малюсенькие коробочки ультрапастеризованного молока, два овсяных печенья в целлофане, — и снова все поделено на минимальные порции. Кроме того, в номере обитали совершенно ненужные предметы немалого разнообразия — вязаные коврики, блюдца с сушеными лепестками и взвод кудрявых фарфоролицых кукол, замерших по стойке смирно на гардеробе. В небольшом чугунном
Снаружи на двери висела табличка «Валери». По пути наверх Джексон заметил, что и другие спальни зовутся по именам — «Элинор», «Люси», «Анна», «Шарлотта». Кукольные имена. Как, интересно, выбирают имена комнатам? А куклам? А ребенку, если уж на то пошло? Как нарекают собак вообще не разбери-поймешь.
Миссис Рейд скептически оглядела спальню. Очевидно, что Джексон не из тех, кому в этой спальне место. Может, миссис Рейд подумывает дополнить свое объявление: «Не допускаются собаки, курение, группы, неряшливые мужчины, которым нечего тут делать, к тому же в черной военке и ботинках». В «Валери» пахло приторно и химически, словно ее щедро опрыскали освежителем воздуха.
— По делам или развлекаться, мистер Броуди?
— Простите?
— Вы приехали по делам или развлекаться?
Над ответом Джексон размышлял чуть дольше, чем они оба сочли уместным.
— То и другое по чуть-чуть, — наконец сказал он. Из рюкзака донесся тихий скулеж. — Спасибо, — сказал Джексон хозяйке и затворил дверь.
Он открыл подъемное окно — впустить настоящий воздух — и за окном обнаружил железную пожарную лестницу. Значит, если что, из «Валери» можно быстро сбежать — это хорошо.
Сквозь эфир к нему пробилось нехарактерно краткое письмо от Надин Макмастер. Бибикнуло. «Что-нибудь выяснилось?» — спрашивала она. «Ничего, — ответил он. — Думал, что нашел вас, но вы оказались мальчиком Майклом».
Вечно в поисках — пастушья собака собирает потерянных ягнят. В Лондоне он познакомился с одним мужиком, зовут Митч, южноафриканец, закаленный бур, политически — слегка правее Тэтчер, если такое возможно, но посередке его существа колотилось и гремело сердце. Его историю Джексон знал обрывками: давным-давно у Митча был маленький сын, похитили, с тех пор ни следа. Теперь, не раз и не два разведясь и обзаведшись средствами, Митч рулил детективным агентством, по всему миру разыскивал потерянных детей. Агентство не рекламировалось. Каждый день на свете пропадают сотни детей — вот они здесь, а вот их нет. Иногда те, кто их терял, находили дорогу к Митчу.
У Митча было досье, здоровенная папка, угнетавшая одними размерами, и внутри кишмя кишели всевозможные побеги и похищения. О некоторых детях из папки он знал больше, чем Интерпол. От фотографий у Джексона болело сердце. Каникулы, дни рождения, Рождество — вспышки семейной жизни. Джексон и в лучшие-то времена от таких снимков ежился. В сердцевине фотоаппарата крылась ложь — камера уверяла, будто прошлое осязаемо, хотя правда совсем иная.
Сам Джексон каждый год делал один четкий снимок Марли — голова и плечи, лицом к камере. Про такие фотографии Джози, если он ей показывал, говорила: «Как похожа», и он никогда не рассказывал ей, что это на случай, если дочь пропадет. Дети меняются день ото дня; если долго на них смотреть, видно, как они растут. За годы в полиции он насмотрелся плохих фотографий (каникулы, дни рождения, Рождество). («Она теперь совсем другая».) Вот что бывает, если работать в полиции, — даже в солнечный денек на bateau-mouche [155] по Сене или на пикнике в корнуолльской бухточке смерть всегда рядом, и ты наблюдаешь за ней в объектив. Et in Arcadia ego.И разумеется, он знал статистику: девяносто девять процентов похищенных детей гибнут в первые же сутки. А почти половина из них — в первый же час. И даже самая четкая фотография тут не поможет.
155
Прогулка на речном трамвае ( фр.).
Потерянный ребенок — страшнее не бывает. Те, что возвращались с того света, — Наташи, Джейси Ли [156] — составляли десятые доли процента, внушали тщетную надежду.
Досье Митча битком набито таблицами — рост, цвет глаз, цвет волос. Особые приметы — левая рука в пять лет сломана, шрамик на левой коленке, на
предплечье родимое пятно в форме Африки, сломан мизинец, не хватает двух зубов, аллергии, заболевания, вырезанные аппендиксы, аденоиды, гланды, рентгеновские снимки, шрам-полумесяц, ДНК. Тихие отчаянные сигналы. Правда в том, что эти пропавшие дети никогда не возвращались. Сейчас все они мертвы или искалечены.156
11-летняя Джейси Ли Дьюгард была похищена Филипом Крейгом Гарридо и его женой Нэнси Гарридо 10 июня 1991 г. в Калифорнии и нашлась спустя 18 лет; похитители были приговорены к пожизненному заключению. 10-летнюю Наташу Марию Кампуш 2 марта 1998 г. похитил в Австрии Вольфганг Приклопил; спустя восемь с лишним лет ей удалось бежать, после чего похититель покончил с собой.
Случались, конечно, пропажи иного сорта. Те, что не светились на радарах. Похищения родителями. Секретные операции. Само собой, лучше, когда ребенка забирает обиженный и не желающий делиться бывший, чем когда этот бывший запихивает детей в машину и сует туда же шланг от выхлопной трубы или бьет детей ножом в сердце, когда они приезжают к нему с ночевкой, но это все-таки не означает, что можно плевать на постановления об опеке и бежать туда, где нет экстрадиции. Или туда, где всем безразлично. Или туда, где отнять ребенка у матери — обычное дело. Кто-то же должен их вернуть — вот, скажем, Джексон. Все лучше, чем быть настоящим наемником в частных охранных фирмах в Ираке, которые к нему подкатывали, или рулить безопасностью алмазных шахт в Сьерра-Леоне, жить как на фронтире, где шаг за дверь — и твоя жизнь только в твоих руках.
Он искал детей в Японии, в Сингапуре, Дубае, Мюнхене. Попадались сюрпризы. У Дженнифер, девочки из Мюнхена, был брат, которого увезли жить куда-то к родственникам. Неизвестно, нашелся ли в итоге. Оба ребенка ни единожды не разлучались с матерью, пока отец-египтянин не увез их по суду на каникулы. Он жил и работал в Германии, просто-напросто поменял девочке имя, записал ее в школу, сказал, что ее мать умерла. К тому времени, когда девочка выучит немецкий и сможет кому-нибудь объяснить, что с ней приключилось, мать она, скорее всего, забудет. Дети легко забывают — это из самосохранения. Джексон нашел их быстро — неторопливым колесам немецкой бюрократии такие темпы не даются. Через шесть часов после того, как они со Стивом забрали Дженнифер из пряничного домика, девочка уже вернулась домой в Тринг. Мать и ребенок встретились вновь.
Что-то мучило его — неясно что. Он достал из бумажника фотографию, спертую из кабинета Линды Паллистер. Девочка на пляже. Один четкий снимок, голова и плечи. В душе Джексон знал, что это Надин Макмастер. Он вздохнул и убрал фотографию.
Когда он лег, еще и половины десятого не было. Кровать узкая, а собака уже застолбила немалую площадь. Джексон забрался под тонкое одеяло, и пес заерзал, поднял голову, уставился тупо, словно лунатик, а потом опять свернулся клубком. Джексон долго лежал под немигающим взглядом мертвых кукольных глаз.
Приглашение в гольф-клуб на ужин с танцами нашлось в глубине рабочего стола. Велено «Разодеться в пух и прах, чтобы ах — смокинг». Барри фыркнул. Обещают живой оркестр до полуночи, дискотеку семидесятых, лотерею с «фантастическими призами» — мини-тур на двоих на остров Уайт «(включая билеты на паром)», коллекционное издание «Гэвина и Стейси» [157] с автографом, не говоря уж о «полноразмерной крикетной бите с автографами Первой йоркширской команды охранной службы». На такие гулянки любила ходить Барбара — удачный предлог нацепить очередной чудовищный наряд и похвастаться перед другими женщинами замечательными оценками Эми, ее дипломом, ее помолвкой, ее ребенком. Теперь-то хвастаться особо нечем.
157
«Гэвин и Стейси» ( Gavin & Stacey,2007–2010) — британский комедийный сериал Джеймса Кордена и Рут Джоунз о романтических отношениях двух людей, живущих в разных городах.
— Велели разодеться, — засмеялся Лен Ломакс, увидев Барри.
Лен был в смокинге, курил сигару — экспансивный, элегантный. Крупный мужик, с возрастом еще не усох, гораздо лучше выглядит, чем Барри. Сколько ему — семьдесят, семьдесят два? Нынче пенсионеры не ведут себя по-пенсионерски, каждый мнит себя Шоном Коннери.
— Хочешь, я тебе чего-нибудь принесу? — сказала жена Рэя Стрикленда. Маргарет.
Шотландка. Барбара говорила, у нее какой-то женский рак, но на вид все такая же, кожа да кости, мяса нет вообще. Снаружи мягкая, внутри кремень. Барбаре никогда не нравилась Маргарет Стрикленд, но это почти ни о чем не говорит, Барбаре много кто не нравится, в том числе и Барри.