Чувства наизнанку
Шрифт:
О, я не поехала. Я летала! Порхала, парила и вообще была явно не в себе от счастья. Неделю без Хана — это же так чертовски много, так божественно прекрасно!
Вот только уже спустя несколько часов мне пришлось стереть улыбку со своего лица, а потом вспыхнуть от праведного гнева. И все из-за посылки, которую мне вручил появившийся за пятнадцать минут до конца рабочего дня курьер.
— Сажина Татьяна Юрьевна? — спросил парнишка и поправил фирменную кепку.
— Я.
— Это вам, — протянул он мне черную матовую коробку, повязанную алым бантом и удалился.
А я осталась сидеть и недоуменно хлопать глазами. Правда,
— Похотливая скотина! — прошипела я мстительно и брезгливо оттолкнула от себя посылку.
Наверное, не нужно вам объяснять, что остаток рабочего дня я просто сидела и тупо пялилась на черный матовый картон и алый бант? Ну вот и здорово, потому что именно так и было. Я полировала их взглядом, а потом, словно какое-то мерзкое насекомое, подхватила кончиками пальцев и тут же запульнула все это хозяйство в мусорное ведро.
Потому что там ему было самое место!
А вскоре уж подошло время идти домой. Вот только сложив в сумку свои нехитрые пожитки, я на минуту задумалась о том, что нельзя вот так просто взять и оставить такую очевидную улику у всех на виду. А вдруг уборщица посмотрит, что внутри, и разболтает о находке у меня под столом.
И все — считайте моя песенка спета. Пинком под зад и с волчьим билетом на все четыре стороны, тогда как Хану ничего за его проступок не будет. Биг босс же, да и отец его — президент компании, ну пожурит сыночка за шашни на рабочем месте, не более.
Именно потому я все-таки нагнулась и вытащила из мусорного ведра коробку, перехватила ее под мышкой и только тогда двинула в сторону выхода. А уж придя домой, поставила ее на журнальный столик перед телевизором и только сейчас задумалась о том, что какого же черта я не выбросила ее в мусорку рядом с домом?
Дура, потому что!
Водрузила картонку на журнальный столик и двинула к кухонному уголку, чтобы приготовить себе ужин, а после целый вечер сидела и полировала красный бант возмущенным взглядом; все ругала про себя беспардонного начальника.
Сволочь! Скотина! Мерзавец! Подлец!
Вот только руки чесались неимоверно, и сраное женское любопытство компостировало мозги, посылая мне невидимые сигналы: открой ее, посмотри, давай…
А-а-а!
Плюнула на это гиблое дело, встала, переоделась, подхватила спортивную сумку и двинула в спортивный зал, что располагался в соседнем от моего дома здании. А там на беговой дорожке битый час наматывала круги, стараясь не думать, не анализировать и не вспоминать.
Да только ничего не помогло!
Глубоко за полночь, уже лежа на разложенном диване, я все бесконечно крутилась и поглядывала на коробку, а потом все-таки сдалась и протянула к ней руки. Приоткрыла осторожно, а спустя несколько секунд все-таки откинула крышку и заглянула внутрь.
Это был комплект нижнего белья очень дорогой, премиальной марки. Я о таком могла только мечтать, так как не привыкла выкидывать столь сумасшедшие суммы за пару тесемок и кусок кружева. Но это…
Дотронулась пальцами до бретельки бюстгальтера и подняла его в руках, чтобы лучше рассмотреть и охнула, любуясь неоспоримой красотой и качеством исполнения. Дальше выудила и трусики, а затем и пояс для чулок. И все вместе это составляло потрясающий комплект, обещающий быть воплощением изощренного соблазна:
изящные лямки, мягкие чашки из тюля с кружевной отделкой и цветочным узором, ажурная спинка и воздушная оторочка. Идеальный и точь-в-точь по моей фигуре.Ну надо же…
Хмыкнула и еще раз заглянула в коробку, замечая там еще кое-что, а именно прямоугольник картона, исписанный размашистым, угловатым почерком:
«Кажется, я остался тебе должен, Таня. Надеюсь, что я все правильно запомнил и с размером не ошибся».
Какой позор!
Зарычала и тут же скинула с кровати невесомое белье и несчастную карточку, словно мерзких тараканов, а затем вырубила свет и приказала себе спать.
Спать!
И не думать, как бы соблазнительно я выглядела бы в этом белье. Стыдно, Таня, очень стыдно! Не надо так!!!
Ох, черт, не получается. Ладно! Я дорисую эту картинку: рядом со мной не Марк, ох, нет, нет, нет… А вот, например, какой-нибудь Бред Питт, ну или там Том Харди. Вот, так-то лучше!
И с этими блаженными мыслями я и уснула, а утром проснулась бодрая и настроенная на позитивный лад. И плевать я хотела, что по квартире раскидано чертово белье. Я его соберу и перед работой весело закину в мусорный бак.
Ну или после работы. Или на выходных. Как получится, еще я время специально на всякие там тряпки не тратила.
Но уже на обеденном перерыве о легкости пришлось забыть, потому что мой телефон неожиданно подал сигнал входящего сообщения. Глянула на экран и подавилась салатным листом.
Какого художника ему от меня надо?
Хан: «Татьяна?»
Пожевала губу и с выпученными глазами оглянулась по сторонам. Но медлить было как-то нельзя, ибо этот гад гадский все-таки на минуточку мой начальник.
Я: «Я вас слушаю, Марк Германович?».
Хан: «Я все еще жду отчет».
Отчет? Какой отчет? Он что бредит? Открыла сумку и выудила из нее записную книжку, а затем принялась неистово выискивать в ней записи по поводу хоть какого-то мало-мальского отчета, который может ждать от меня этот бессовестный и наглый человек. И ничего. По нулям!
Я: «Простите, но вы мне не напомните о каком отчете идет речь?»
Хан: «Ошибся ли я с размером или нет?»
Сволочь!
Подскочила на ноги и, чтобы не закричать, прижала ладонь ко рту. Мысленно прооралась и только потом снова уселась за свое место, игнорируя потрясенные взгляды людей, что обедали рядом со мной. А потом прикрыла глаза, медленно выдохнула и принялась строчить ответ с мстительной улыбкой на губах.
Я: «Не ошиблись, Марк Германович. Мой любовник оценил ваш подарок. Спасибо вам!».
Выкуси, сволочь ползучая!
Глава 3. О том, как кое-кто потерял совесть…
Знаете? Вообще-то я рассчитывала, что этот похотливый неандерталец хоть что-то еще мне напишет, но…
Нифига!
Ни строчки!
Даже смайлика убогого не прислал. Собака сутулая!
А я так раздраконилась, ух! Даже пальцы загудели написать ему нечто такое провокационное и бесящее, чтобы у него кровь из глаз хлынула, глядя на мои письмена. И так облом.