Чувства

«Щас ка-а-ак заревёт! Папик точно сломается. Вот ведь – актриса кукольного театра, Карабас Мамабас! Как за ниточки отца дёргает! – с тревогой думала девушка. – Пора и мне в атаку подняться. В полный рост, как Зоя Космодемьянская на Александра Матросова».

Тут мы с горечью вынуждены констатировать: уровень знаний молодого поколения о событиях Великой Отечественной оставляет желать лучшего.

– Ой, папа, так это же здорово! Ты же сам говорил, что начальство тебе развернуться не даёт – а теперь полная свобода. И с квартирой нам что-то решать надо, вечно я тебе своей громкой музыкой мешаю, аж самой неудобно. А на новом месте ты ещё и зятя поддержать сможешь.

– Какого зятя? – одновременно воскликнули Артемий Николаевич и Регина Адамовна.

– Сколько раз я тебе, дубина такая, говорила: у тебя две задачи на время учёбы, – голос мамочки стал визгливым, семейный кукловод уже раздумал рыдать и был настроен на жёсткую выволочку. – Задача номер один – не вылететь. И задача номер два – не залететь. Ты на каком месяце, коза драная?

– Спокойствие, уважаемые предки, только спокойствие. Ни на каком я не на месяце. Просто мы уже давно дружим с одним замечательным мальчиком, его Серёжа зовут. Я вам говорила, но вы же меня не слушаете, только промеж друг дружки воркуете. А предохраняться я ещё в шестнадцать лет научилась.

– С чего бы? Ты со школы, что ли, гуляешь? – Мать явно не ожидала такого поворота.

– Мам! Что за дурацкие термины: «гуляешь»? Пф-ф-ф… Сама же мне рассказывала, как на первом курсе от Васьки Шумского чуть не залетела. Я чё, совсем ку-ку, непонятливая? Сделала выводы: без презерватива в сумке не фиг даже на улицу выходить.

– Как от Васьки? Ты же говорила, что у вас ничего не было? – Артемий Николаевич начал грозно подниматься из-за стола.

– Что ты, Артемий, ничего и не было, я тебе потом всё объясню. – Ухоженные руки Регины Адамовны начали суетливо стряхивать со стола несуществующие крошки.

«Это тебе за козу драную», – мстительно подумала Анечка, невинно хлопая длиннющими ресницами.

– Ну, папусик, ничего страшного не случилось. Наоборот, всё прекрасненько и чудесненько. Серёжа – он очень хороший. И умный. Он лучший на курсе. Из него отличный инженер получится, так все преподы у нас говорят. Только ему помочь немножко надо. Так что ты не сомневайся, иди в свою госкорпорацию. И Серёже местечко подыщи.

– А вы заявление уже подали? – Регина Адамовна как опытный семейный дипломат постаралась сменить щекотливую тему на перспективную.

Глава 5

На парковке рядом с элитным фитнес-клубом лихо притормозил сверкающий «Харли-Девидсон». Затянутый в чёрную кожу жгучий брюнет упругой походкой прошагал до дверей, подошёл к стойке администратора. У него потрясающая, мускулистая фигура, правильные черты лица – тёмные глаза с бархатными длинными ресницами, крупный кавказский нос, волевой подбородок отливает синевой стильной небритости.

– Ну, что тут у нас? – небрежно бросил красавец девушке на ресепшене.

– Доброе утро, Котэ, – она суетливо начала рыться в пачке бумаг, наконец нашла нужную распечатку и с заискивающим взглядом, в котором читается искреннее восхищение, протянула её мужчине. – Вот, график на месяц. Групповые плюс индивидуальные занятия. Желающих очень много, некоторым клиенткам приходится отказывать. Будем увеличивать почасовую нагрузку?

Мужчина бросил взгляд на бумагу, на его лице на пару секунд появилась довольная ухмылка, после чего он снова нахмурил брови.

– А теперь слушай сюда. Я вашей богадельне почти всю кассу делаю. И если ещё терплю, что эти богатенькие кошёлки зовут меня Котэ и даже всякими сраными котиками, то для тебя я – Константин Давидович. Ясно?

– Конечно, конечно, Константин Давидович, извините, – девица густо покраснела. – Так что с индивидуальными тренировками? Записывать?

– Сам разберусь. Давай сюда визитки этих долбаных индивидуалок. Распинаю как-нибудь, если время будет.

Напоследок он одарил собеседницу своей самой ослепительной, фирменной улыбкой, сверкнули белоснежные зубы, но в сочетании с холодным взглядом чёрных глаз это было похоже на оскал опасного хищника. Оставив девушку в полуобморочном от обожания и страха состоянии, инструктор по фитнесу Котэ Чантуришвили двинулся в раздевалку.

– Здорово, братан, – поднял в приветствии руку его коллега.

– Гамарджоба.

– Котэ, это ваше грузинское «здравствуйте», звучит как «комар в жопу» какой-то, ей-богу жутко становится.

– Заткнись ты, урод, – абсолютно беззлобно, даже дружелюбно начал переругиваться с приятелем Чантуришвили. – Скажи спасибо, что комар, а не шакал.

– Кто урод? Я урод? Слушай, джигит, ты не офигел случайно? Скоро всех нас без работы оставишь. Тёлки к тебе табунами ломятся, нам остаётся всего ничего. И как у тебя получается? Сю-сю, му-сю, ай, красавица, пэрсик, а нэ дэвушка. Так, что ли, ты их на бабки разводишь? Колись, давай.

– Придурок ты, Андрюха. Акцент ещё какой-то пошлый включил. Я москвич в третьем поколении, по-русски чище тебя говорю, деревенщина. А с бабами сюсюкать нельзя, они сразу наглеть начинают. Нужна нам наглая баба? Вот то-то же.

– Где ж их, не наглых-то, взять?

– Дрессировать. Жёстко. Им это нравится. Слабаков не любят, их пользуют. Ты хочешь, чтоб тебя пользовали?

– Ну-у-у…

– Вот тебе и ну. Запомни, Андрюха: с бабами только два варианта – или ты их имеешь, или они имеют тебя.

– Не знай, не знай, тут разные способы имения. Вот, предположим, я хочу поиметь аппетитную тушку, в хорошем смысле этого слова поиметь, в разных приятных позах. Но тушка начинает выёживаться, требовать цветы, рестораны, побрякушки, за бесплатно она не согласна со мной развлекаться. Короче, разводит меня на бабки. Получается, это она меня имеет, но уже в другом смысле. Или, того хуже, начинает выносить мне мозг, диктовать, что мне делать, какие шмотки носить. На футбол с друганами – хренушки, ей срочно надо, чтоб я отвёз её к маме в Пушкино, блин, Кукушкино. А у меня уже уши пухнут, так её поиметь охота, но ведь не даёт, стервоза, пока не поглумится от души. И вот хрен разберёшь, кто кого тут имеет.

Размышляя таким образом, Андрюха заметно пригорюнился, обмяк, он сидел, опустив плечи и задумчиво поглаживая коротко стриженный белобрысый затылок. Симпатичный спортивный парень как будто уменьшился в размерах, глаза потухли, черты лица безвольно поплыли, стали абсолютно невыразительными. Котэ смотрел на него со своей обычной нагловатой ухмылкой. Такое самоедство для него было чем-то вроде печати второсортности, жалости к слабовольным тюфякам он не испытывал. Мужская солидарность? Не смешите. Он не считал себя вожаком, потому что стая, которую надо вести за собой, всегда будет обузой, тормозом. Котэ Чантуришвили – одиночка, он выше толпы слюнтяев и слабаков.