Чувство льда
Шрифт:
– Несчастная девчонка, – он сочувственно покачал головой, – жалко ее. И как она теперь?
– Да плохо. То выправится, то снова в страшную депрессию впадает. Из клиники неврозов не вылезает. Одно время, казалось, уже все в нормальную колею вошло, она как-то повеселела, стала жизнью интересоваться, мне девочки рассказывали… А потом вдруг снова, это уже совсем недавно, месяца три назад.
– Жалко, очень жалко, – повторил Олег. – А знаете, Антонина Степановна, у меня есть хороший специалист-психиатр, он с такими случаями очень ловко управляется. Дайте-ка мне телефончик этой Верочки, я ей позвоню и попробую уговорить пойти к нему
– Да у меня нет ее телефона, – удивилась Федосеева. – Я с ней не общаюсь.
– Ну спросите у тех, кто с ней общается. Кто-то же вам о ней все время рассказывает.
Она заколебалась.
– А ваш знакомый точно ей поможет?
Олегу стало тошно, потому что никакого знакомого психиатра у него не было, вернее, они были, но никакие не светила, самые обыкновенные. Ладно, долой эмоции, дело есть дело. И он уверенно кивнул. Федосеева кому-то позвонила и через десять минут протянула ему бумажку с именем, фамилией и номером телефона.
Выскочив из дома, где жила Антонина Степановна, он первым делом позвонил следователю Огневу.
– Я занят, у меня допрос, – сухо произнес в трубку Виктор Евгеньевич.
– Филановский? – догадался Олег.
– Да.
– Ты его еще долго продержишь?
– Не знаю. Наверное, да.
– Подержи подольше, потяни резину. Есть шанс, что в течение полутора – максимум двух часов я тебе скажу фамилию терпилы по изнасилованию.
– Добро, – коротко ответил следователь и отключился.
Вторым на очереди стоял звонок по номеру, который дала Федосеева. Ему ответил женский голос, усталый и измученный.
– Вера? – спросил Олег.
– Кто ее спрашивает?
Значит, мать или сестра.
– Ее знакомый.
– Какой знакомый?
– Мы в клинике познакомились. Я там сестру навещал. А Веры что, нет дома?
– Она в больнице. В клинике неврозов.
– Опять? Господи, бедняжка! Можно ее навестить?
– Да, конечно. Палата сорок восемь.
Неудачно. Но не все потеряно. Баринов сделал еще один звонок, продиктовал фамилию и номер телефона и уже через минуту записывал адрес Верочки. Пусть она в больнице, но кто-то же ему ответил по телефону, значит, дома кто-то есть. Вот и поговорим.
Время поджимало, Олегу очень хотелось успеть все сделать, пока следователь допрашивает Филановского. Может быть, ему удастся раздобыть поистине бесценную информацию, которая окажется решающим козырем и поможет Вите Огневу довести допрос до логического завершения. Он мчался на машине, нарушая правила и проезжая перекрестки на несуществующий сигнал светофора, который сам же называл «ранний красный», и добрался до нужного места в рекордные сроки.
Дверь Олегу открыла женщина средних лет, судя по всему, та самая, с которой он говорил по телефону.
– Моя фамилия Баринов, – представился он, – я из уголовного розыска. Мы могли бы поговорить?
Женщина даже не удивилась, а если и удивилась, то у нее, вероятнее всего, просто не было сил это демонстрировать. Не зря ее голос показался Олегу таким усталым и измученным. А каким же еще может быть голос матери, дочь которой дважды пыталась покончить с собой и без конца впадает в тяжелейшие депрессии?
– Поговорить? – безучастно повторила она. – О чем?
– О вашей дочери и Андрее Филановском.
– А что об этом говорить? Она его любит, он ее – нет, вот и весь разговор.
Она не назвала своего имени и даже не предложила ему пройти дальше
прихожей, но Олег не обратил на это внимания, он готов был разговаривать где угодно, лишь бы побыстрее получить ответы на свои вопросы.– Вы считаете его виновным в болезни Веры?
– И да, и нет. Он – причина, но разве можно его винить в том, что Верочка ему не нужна? Он любит другую женщину. Это жизнь, так случается сплошь и рядом. И во всем остальном он тоже не виноват, хотя долгое время мы с мужем считали иначе.
– Во всем остальном – это в чем?
– Ну, в этой истории с изнасилованием… Когда Вера узнала, у нее была вторая попытка суицида. Она не могла вынести, что ее идеал, на который она чуть не молилась, оказался пошлым подонком. Ведь он сказал ей, что любит другую женщину и не хочет ей изменять, и Вера отнеслась к этому с уважением, он даже вырос в ее глазах. И вдруг такое… Она снова сорвалась. Господи, по каким только врачам мы с мужем ее не водили, чем только не лечили! Вроде все налаживаться стало – и вот снова, она уже без малого три месяца в клинике. Она жить не хочет из-за этого, вы понимаете?! – со слезами на глазах выкрикнула мать Веры.
– Из-за чего? Из-за истории с изнасилованием?
– Ну да! Никакого изнасилования не было! Его оговорили! Вы что, сами не знаете? Эта девчонка призналась Вере, что оклеветала Филановского, что на самом деле ничего подобного не было. И Вера вбила себе в голову, что предала свой идеал, своего любимого, когда поверила в то, что он на такое способен. Она стала ненавидеть себя за это, презирать, считать предательницей – и вот, новый срыв. Но я не могу его за это винить, он и сам пострадал.
– Постойте, постойте, – у Баринова уже голова шла кругом, – мне известно про покушение на изнасилование, а вот про то, что его не было, мне ничего не известно. Можно поподробнее?
Мать Веры снова заговорила тихо и безучастно, словно минувшая вспышка забрала у нее последние силы.
– Я не знаю никаких подробностей. Я знаю только, что Вера случайно столкнулась на улице с этой девицей, Наташей, они на семинаре познакомились, и Верочка рассказала ей, что болеет, и даже рассказала почему. Знаете, она в последний год как-то распрямилась, стала живее и уже могла спокойно рассказывать о себе, ничего не скрывая. Она перестала стесняться себя и своей любви к Филановскому. Это, конечно, благодаря постоянным сеансам у психотерапевта. Вот она и Наташе рассказала, что пыталась покончить с собой, когда узнала про Филановского. А Наташа засмеялась и сказала, чтобы Верочка выбросила это из головы, потому что ничего такого не было. Она просто оговорила его. Вы понимаете? Для нее это оказалось «просто». А мы чуть дочь не потеряли.
– Наташа не объяснила, зачем она это сделала?
– Нет. Но это и так понятно. Наверняка она, как и наша Верочка, влюбилась в Андрея, он же красивый мужчина и очень обаятельный, этого нельзя отрицать, а он не обращал на нее внимания. Вот она и решила отомстить.
– Фамилия этой Наташи вам известна? Или хотя бы ее телефон?
Женщина слабо пожала плечами.
– Где-то у Верочки должен быть записан. Знаете, эта Наташа не такая уж плохая девочка, просто глупая. Она очень расстроилась, когда поняла, что внесла свою лепту в Верочкину болезнь, чувствовала себя виноватой, несколько раз приходила к нам, приносила фрукты, конфеты, книги для Веры, они перезванивались. Наверное, где-то есть ее телефон.